— И как? Оно того — стоило? — прищурившись от дыма, Косов посмотрел на Катю.

Та смутилась, поерзала рядом, и виновато глядя на него протянула:

— Ну… перестань, а? А хочешь… Хочешь — я тебе так сделаю… Ну — помнишь, ты первый раз, когда… Мне так предлагал…

«Х-м-м… это она мне минет предлагает? Интересно… а говорила — никому и никогда!».

— Так ты ж… вроде бы не делаешь так?

— Ну-у-у… а чего я — вот так вот… сразу и… мы же первый раз тогда друг друга увидели…, - отвела она взгляд.

Косов протянул руку и пальцами начал играться с соском. Катя вздохнула, и выжидающе посмотрела на него.

— Хорошо… давай попробуем. Если ты сама хочешь…

«Ну так себе… вроде — да, но и — нет! Умения — никакого!».

Но Иван лежал, глядя на Катю, чья голова сейчас мерно двигалась у него в районе пояса.

— А если не в первый раз… а потом — почему так не делала? — шепотом спросил у нее.

Она приподнялась, посмотрела на него и улыбнулась:

— А я хотела предложить… Но — стеснялась!

— Да? Ты — стеснительная такая! — и снова ее голова — вверх-вниз, вверх-вниз, а Иван играл с ее косой.

«Нет, так я не кончу! А если… уж — алаверды, а? Пожалеем женщину? Ну а — почему нет?».

— Послушай, хорошая моя… Развернись вот так! Вот, попой сюда, да. Ножку перекидывай вот так…

— А зачем, Ваня…

— А затем, Катюшка… Иди сюда, присядь пониже…

А вот это ей — очень понравилось! Очень! Она даже забыла, что должна делать! Уткнулась лицом ему в пах и тихо, протяжно стонала.

— Ну что… пойдем в баню? — предложил некоторое время спустя Косов.

Она, не поднимая головы от его груди, хихикнула и сказала:

— Да там и печь, поди, давно прогорела…

— Ну и что же… Печь подкинем, а пока она топиться, да вода греется… Что же — нам заняться нечем будет?

Хорошо отдохнул Косов! Очень хорошо! И в баньке помылись — здорово, правда — долго мылись! Ну как мылись… Мылись, в общем. Помывка в бане — она не только процесс омовения тела включает в себя. Там — много занятий можно найти. Когда и тебе, и ей — охота!

И потом очень чинно посидели за столом — и выпили, и закусили! Катя, молодец, все приготовила! Правда — все смущалась, по причине того, что он не дал ей одеться перед тем, как за стол садиться.

— Вань! Ну… как-то… не по себе, в таком виде за столом сидеть! — она отводила от него взгляд и улыбалась.

— А ты садись не напротив меня, а рядом! — предложил он.

— Ага! Рядом… тогда мы вообще не поедим! Что я тебя, не знаю, что ли? — смеялась в ответ женщина.

Но в итоге рядом — села. Целоваться они начали еще за столом, попивая вино. Потом — логично переместились на все тот же диван.

— Ванечка! — постанывала она снова, — а тебе разве вот… не стыдно… так вот меня — ласкать…

— Ну что ты, Катюшка… Какой стыд, когда я вижу, как тебе нравится!

— Ох и нравится… Ах, как же мне нравится!

В итоге, она так разошлась к вечеру, что практически сама потребовала всего того, что он ей предлагал раньше. И даже — больше того! Что бы он не предлагал — она с энтузиазмом соглашалась.

«И познал он ея всю! И — всяко!».

Они дотянули со всяким… приятным вплоть до прихода с работы Глаши. И та было очень удивлена, когда увидела, что подруга — толком и не одета.

— Вы, что же, напились, что ли? Как так? Ване же сейчас назад идти? А если — поймают его, нетрезвым-то? — возмутилась хозяйка дома.

Потом присмотрелась к ним, и удивленно протянула:

— Хотя и нет… вроде бы. Иван-то… вроде и вовсе трезвый! А у тебя, у кошки блудливой, чего такие глаза пьяные?

— Не ругайся, Глаша… Мы и выпили-то всего бутылку вина красного за весь день! — пояснил Косов, потом посмотрел на Катьку, — А что глаза у нее такие… так-то… не от вина она пьяная…

«Ага… а глаза у нее и впрямь — шалые, как у пьяной! И даже вроде бы — покачивается слегка! Натрахалась, довольная — как кошка!».

— Ишь как! Значит — помирились, да? — усмехнулась хозяйка.

— Ох, Глашка! Весь день мирились! Мирились-мирились… Так сладко мирились… Я бы еще помирилась так…, - улыбаясь и покачиваясь, промурлыкала Катерина.

— А тебе все мало и мало! Я ж и говорю — кошка блудливая! — засмеялась Глаша.

— Блудливая, блудливая… Сама-то — куда как чаще…, - начала Катя, но смутившись, замолчала.

— Вот и молчи, ага! Ишь, разговорчивая какая! — поджав губы, сказал хозяйка.

Так что, настроение у Косова было, по возвращению — летящее.

«Все-таки Катька, как подруга для этого-самого — лучше и не надо! И любит это дело, и безотказная — как винтовка Мосина! А я все чего-то ищу, ищу… Только вот… предупредила грустно Катерина, что письмо ей передали от мужа. Что, дескать, возвращается домой в конце марта. То есть — ага… кончатся ее гульки!».

— А до осени, пока он снова уедет, ты, Ванечка, уже и другую себе найдешь! Красивую, да помоложе! — грустно вздыхала Катька.

— Ну… зарекаться не буду. Но… даже если и так, то неужто у меня и на тебя сил не хватит? — засмеялся Иван.

— Да? — обиженно протянула Катя, — А хватит ли?

А потом — повеселела:

— А может и правда — хватит, а?

У Ивана на языке вертелась похабная фраза, что, дескать, если не хватит — мы Степана к этому делу привлечем! Но так явно хамить женщине… Не, не надо такое!

В течении курса обучения в училище, курсанты, и Косов не был исключением, стали приобретать не только нужные стране знания и умения, но и… нужные курсантам в быту знания, и, ага — навыки! То есть — места незаметного проникновения на территорию училища, так же как — незаметного его покидания, были установлены и зафиксированы в памяти курсантской твердо! На первом курсе это — еще не так актуально, но близится второй курс, где это будет уже более необходимым.

Одним из таких мест был промежуток забора между котельной и конюшней. Через него Косов и прибыл в «альма-матер».

«Хорошее место! И из окон училища — не видно, ни с котельной, ни с конюшни! Плохо только то, что отцам-командирам оно тоже — наверняка известно!».

С целью оставить свое прибытие в тайне, Косов посидел сначала у забора снаружи, прислушиваясь и поглядывая по сторонам, потом — так же посидел и поглядел, но уже — внутри, в тени забора. Машин у хоздвора еще не было, а значит — со второго рейса картофелезаготовители еще не прибыли. Через некоторое время, изрядно продрогнув, прикинув что и к чему, Иван зашел в конюшню, где его уже давно знали и принимали за своего. Объяснил, что ему нужно дождаться машины из рейса, предложил помочь с обиходом коней, чем и был занят до того момента, как во дворе послышался гул двигателей.

— Ну что… как у вас дела? — спросил он у Амбарцумяна, — Никто не проверял? Продуктов-то — хватило?

Получив заверения в том, что все — в порядке, и не проверял никто, и продуктов хватило с лихвой, Косов помог с разгрузкой, и в полном умиротворении с собой и миром, отправился в казарму.

— Ну ты как? Все нормально, помирились? — спросил сердобольный сержант Ильичев.

— Все нормально, помирились! Но было сказано, что сержант Ильичев — мудак и скотина! Воспользовался беспомощным состоянием нетрезвой женщины и — ага!

— Ну уж… беспомощным… да уж! — хмыкнул Степан.

— Ты не отпирайся, развратник и прелюбодей! Боженька тебя за все, за все накажет! — продолжил насмехаться над приятелем Иван.

— Ты, Вань, того… Я хоть и комсомолец, но, знаешь… вот не надо так! Там оно… неизвестно еще как…, - невнятно пробормотал Ильичев, — Да и в родне у меня… не принято как-то вот так… неуважительно о Боге. Лучше уж… совсем помолчать!

— А где ж я — неуважительно? Тебе может послушалось что? — усмехнулся Косов.

— Ай, ладно тебе! Как ты говоришь — замяли тему! — предложил приятель.

— Кстати! — внезапно продолжил сержант, — Сдается мне, я тут нашел причину, по которой тебя тогда ротный вздрюкивал… А потом — и вся рота «летала»!

— Да? Интересно, и в чем же причина? — заинтересовался Иван.