Ротный присел в наигранном испуге, и хлопнул себя руками по коленям:

— Неужто сам комбат? Ни хера ж себе! А я-то и не знал!

Потом выпрямился и резко успокоившись, уже серьезно сказал:

— Так… орелики! Гончаренко! Два наряда вне очереди! Не слышу, мля! — рявкнул.

— Есть два наряда вне очереди, тащ ктан! — понурился Гончаренко.

— Теперь ты… артист хуев! Косов! Тебе, как дежурному по роте и отделенному командиру… три наряда вне очереди! — ротный четко, как в уставе, кинул руку к фуражке.

— Есть, три наряда вне очереди, товарищ капитан! — тоже отдал воинское приветствие Иван.

— Вот так-то, блядь! — ротный, успокоившись, направился к выходу из расположения.

— Рота! Смирно! — «заголосил» от тумбочки дневальный.

— Отставить! — подал команду ротный.

— Рота! Вольно! — продублировал дневальный.

И «пох», что в роте в данный момент только дежурный и три дневальных — положено так!

— Чего это с ним, Иван? — спросил Гончаренко.

Вопрос был непраздный. Вообще-то ротный никогда вот такими… завихрениями — не страдал. «Вздрюкнуть» — мог, что и неоднократно делал. Но — как-то поспокойнее, доводя до виновных, что они сделали неправильно. Без мата и ора! А вот сегодня… что-то… новенькое.

«А может… это отголоски концерта того? Не даром же он вякнул — «артист хуев». А почему… Странно! Или… может он к военврачу — не ровно дышит, а? А тут я — такой весь красивый, да творческо-певчий? М-да… как бы мне не поплохело резко, от такого-то отношения! Если я прав, конечно…».

В раздумьях Косов прошелся по роте, увидев Гончаренко, погрозил тому кулаком.

«Тоже ведь… ложкомой! Не мог нормально шинель повесить! Хотя, если я прав в своих предположениях — ротный бы нашел до чего до… к-х-м. И еще — а как же воскресенье и Катерина? С-сука! Как же не вовремя все это!».

Разозлившись, Косов решил устроить через Ильичева «обструкцию» всем младшим командирам роты.

«А фули тут?! Койки-то точно были заправлены херово! Я один страдать, что ли должен?».

Вечером вся рота — «летала»! Были тут и «подъем-отбой» неоднократный, а также — «взъеб-тренаж» по правильной и быстрой заправке кроватей и наведению должной чистоты и порядка в спальном помещении.

Пусть и Косов — «летал» вместе со всеми, но… когда — не один, а с коллективом, это же не так обидно, да?

«Вот то-то же, мля! И — на хер, ибо — не хер!».

Иван после ужина сидел в Ленинской комнате, над тетрадным листком, и пытался сообразить, чего же еще можно написать Кире. Если письма той же Завадской, которой он писал примерно раз в месяц, выходили у него легко и непринужденно, с долей шутки и минимумом информации, то здесь… выходило все как-то натужно и непросто. Писать было особо и не о чем. Ну — не писать же, как он намедни получил в морду прикладом на занятиях по штыковой от друга Ильичева? И пусть на голове у него был защитный шлем с маской, но этот же дебилоид с такой силой шваркнул, что и маска вся внутрь загнулась! Минут двадцать с головы Косова этот шлем снять не могли! А Ильичев, пытаясь освободить приятеля, был вынужден выслушивать маты — из-под маски, сдавленные, Ивана, а снаружи, из-за плеча — от Кравцова! Не, так-то подумать — и весело всем было, только — на кой хрен все это молодой, красивой женщине?

Ну — написал, что понравилось ему заниматься лошадьми, что конные выездки — нравятся. А сейчас сидел и думал — а ей это надо? Да и сама Кира писала хоть и регулярно, но как-то сдержанно-суховато, как будто над плечом у нее стояла цензором мать. Или — отец политработник занимался перлюстрацией этих писем.

Муторно все это было и… непонятно — а вообще это еще надо, или — уже нет? Никаких же… объяснений между ними не было. Все было сложно и… непонятно. Хотя царапали внутри Косова воспоминания об этой девушки… Тоскливо как-то…

Но заскучать и затосковать ему не дал все тот же Ильичев:

— Чё делаешь? Ага… письма пишешь! Ты этим… красоткам своим написал уже? Если будешь писать — передавай привет! Мол есть тут такой — весь из себя красивый и героический Степан…

— Да пошел ты… красивый и героический!

— Да ладно тебе! Шучу я, шучу! Я бы и сам засомневался подходить к таким дамам. Слишком уж они… Ладно! Ты мне вот, что скажи… Чего это ротный так злобствовал? Чего он на тебя так взъелся?

— Да не знаю я! Да и сомневаюсь, что именно на меня. Что правда — расслабились мы как-то в последнее время. Бардачок в расположении. Тут он прав.

— Да не… Что расслабились — согласен! Давно нужно было вздрочнуть! Но почему — именно в твое дежурство-то? Ни раньше, ни позже…, - раздумывал Ильичев.

— Да я откуда знаю? Может — совпало так? — отмахнулся Косов.

— Совпало… Ну — может быть. И что думаешь делать?

— А вот хрен его знает! Как-то Катьку нужно предупредить, что не смогу прийти в воскресенье…

— Да предупредить-то — не проблема… Только вот… У меня другое предложение! — сержант что-то надумал и это было — интересно.

— Да? Ну давай, излагай…

— Смотри… Тут тыловики решили запасы продуктов пополнить на складе. И в том числе — картошки завести побольше. А завозят ее из складов на Левом берегу. Где-то вроде бы… Куломзино! Так вроде бы…

— И чего? — Косов ушел весь во внимание.

— Чего, чего… туда пойдут несколько машин. Рейсов будут делать парочку, не меньше. На погрузку-выгрузку будут назначены… кто? Правильно — залетчики! Вот! Я подсуетился уже, с Амбарцумяном переговорил…

План, предложенный Ильичевым, был, конечно, не идеальным, но вполне давал Косову возможность встретиться с женщиной и… пообщаться. На погрузку на машинах уедут человек пять-шесть курсантов, под руководством Амбарцумяна, как «замка». Там они закидают из хранилищ машины мешками с картошкой, и останутся ждать второго рейса. В училище разгружать машины будут другие — которые «вне очереди!». Потом, после второй загрузки, курсанты возвращаются на этих машинах в училище.

— Смотри… Поедете вы утром, но не ранним, уже после завтрака. Ты, в числе наших взводных разгильдяев, вроде бы в отработку, едешь с ними, но — по пути соскакиваешь, и топаешь к своей зазнобе! — витийствовал Степан.

— Ну… скорее — к нашей общей зазнобе! — ехидно поправил Косов.

Сержант чуть смутился, потом — хохотнул, но продолжил:

— Ну, пусть так! Я прикинул — часа два туда, часа два — на погрузку. Два — на возвращение… ну и так далее! В общем, вторым рейсом они будут возвращаться часов в девять вечера. И тебе нужно будет где-то к ним — подсесть! Вот! И наряд вроде как отработаешь, и с Катюхой намилуешься всласть! Только парней бы чем… порадовать. Прикинь сам.

— Ну это-то… понятно! Чего там — сало, хлеб, еще чего на-пожрать!

— Только водки не бери! Серега сразу сказал — никакого спиртного! Не надо его подводить. А в эту бригаду я назначу только наших, взводных парней, чтобы разговоров меньше было…, - заверил Косова Ильичев.

И вот сейчас Косов вышагивал по улицам города, к знакомому дому. На центральные улицы старался не выходить, дабы не привлекать внимание патрулей своим внешним видом. Бушлат — это все же не выходная форма, а именно, что для работы. То есть и патруль сразу «наведется» на него, что Косову, находящемуся в самом настоящем «самоходе» — на хрен не надо!

Вышагивая по переулкам и улочкам, Иван старался разобраться в себе… в своем отношении сейчас к Катюхе. Нет, весь организьм настойчиво влек его вперед — на случку! Но вот в голове ворочалось разное. Ведь за прошедшее время он начал относиться к женщине уже не просто, как к подружке для секса. Что-то человеческое, какая-то приязнь и теплота появилась. Тут не про любовь, конечно. Просто — теплые человеческие отношения к симпатичной женщине, с которой ему хорошо. Но… долбанный Степа! Хотя… чего он к сержанту-то так. Там как бы не больше вины именно этой Катерины. И вот… секса — хочется, но теплые чувства к ней — ушли. Или… не ушли? Или — не совсем ушли? Вот это все и заставляло Ивана периодически сбавлять ход, даже останавливаться пару раз, курить, размышлять.