Сидела она, тесно прижавшись к Косову, и ее негромкий голос, а пуще того — тепло губ, теплый воздух, щекочущий ухо, локон, слегка задевающий щеку, будоражили парня.

— Да? Давай, рассказывай, раз уж начала. Что там может меня расстроить?

Она придвинулась поближе, хотя казалось — куда еще ближе? И своим плечом он чувствовал упругую мягкость ее груди.

— Я там видела одну красотку… Знаешь, такую — очень знойную, южную! Очень красивая! А уж одета как — прямо всем на зависть!

«Фатьма?».

— Да? И кто же это был?

— А то ты не догадываешься! И знаешь, что мне шепнули девчонки? Эта красотка работает у них администратором. И более того — это жена директора Дома мод, представь?

«Ну а чего? Я же сам ее и сосватал за Кинслера! Жалко? Ревнуешь? Да нет… ревности особой нет. Но вот — жалко, да! Хороша Фатя была. Хороша и ласкова…».

— Только девчонки говорят — строга больно. Прямо не южаночка, а мегера! — Варя отстранилась от него и посмотрела реакцию.

Но Иван продолжал спокойно сидеть, чуть покачивая ногой в хромовом сапоге, слегка улыбаясь.

— Х-м-м… это даже интересно! Я ему говорю об его подруге, пусть и бывшей, а он сидит, улыбается…, - чуть громче возмутилась Варя.

— А что сказать? Я рад за нее. Она — хорошая, и пусть у нее все будет хорошо! — засмеялся Косов.

— Да-а-а? Прямо вот… неинтересно с тобой! А где эмоции, где ревность? Ну — нахмурился бы хотя бы…

Варя легонько шлепнула его по плечу.

— Будешь еще коньячка немного? — спросил он у женщины.

Та помолчала, насупившись, потом кивнула головой:

— Буду! И вон… этому тоже налей! Видишь, надулся как мышь на крупу! Недоволен весь! Вань, может ты ему просто напоешь эти песни, а то ведь он не успокоится. А когда у него такое настроение, он же невыносим становится, уж я-то знаю! Сейчас еще немного и начнет бухтеть, всякие гадости изрекать… Давай я гитару принесу, и споешь?

Косову пришлось согласиться. Игорь оживился, притащил блокнот и приготовился внимать!

— Только, Игорек… сразу предупреждаю! Никаких споров, никаких нот, никакой ругани. Пусть это будет… пусть будет — демонстрационная версия, понял?

Калошин горячо заверил, что — «ни-ни»!

— Что так сердце, что так сердце растревожено,

Словно ветром тронуло струну?

О любви немало песен сложено,

Я спою тебе, спою еще одну.

Калошин в ходе прослушивания все больше и больше возбуждался, а после окончания прослушивания запрыгал как молодой стрекозел, заорал, начал трясти Косова, расцеловал в щечки Варю:

— Ваня! — орал пижон, — Ваня! Это же… это же — шик! Какая песня, Ваня! Ты просто не представляешь… Нет, Ванька! За это нужно обязательно выпить!

Даже Варенька расцеловала «попаданца» в щеки:

— Теперь этот кобель еще больше медоточить будет! Это ему так в пору, в его стиле песня!

Они выпили, только женщина шепнула:

— Ты на коньяк не налегай, милый! Не забудь — эта ночь — моя!

Косов весело хмыкнул:

— Это тебе сегодня придется солоно!

— Еще, Ваня! Давай еще! Что у тебя еще в загашнике?! — возбудился Калошин не на шутку.

— Ну слушай…

Эту песню Иван пел, уставившись Варе в глаза:

— Зорька алая, зорька алая, губы алые,

А в глазах твоих, а в глазах твоих неба синь…

Калошин был сражен! Калошин, загадочно улыбаясь, упал в кресло и замолчал…

Варя, чуть отойдя от песни, все еще глубоко дыша, чуть кривовато усмехнувшись, заявила:

— Послушайте! Вы как нашли друг друга! Один песни такие пишет, что писять хочется, у другого — весь репертуар такой… Сволочи вы оба!

— Варь! Ну ты чего? Тебе не понравилось? — приобнял Иван женщину за талию.

— Не понравилось? Как это может не понравится? — фыркнула она, — Это просто убийство какое-то. Убийство женщин в зале! Вы сговорились, что ли?

Калошин возопил:

— Вот! Вот! Именно! Косов! Я тебя люблю! Я тебя — обожаю! Я… я хочу петь эту песню уже завтра!

— Игорь! Ты сдурел? Как — завтра? Так не делается! — попыталась возразить Варя.

— Плевать! Плевать, что так не делается! Это… это — бомба! И я швырну ее завтра в зал! — пафосно заорал певец.

— Может ты успокоишься все-таки, Игорек? Варя права. Надо репетировать, надо ставить песню. Ни нот, ни… музыканты ее не знают! — присоединился к женщине Иван.

— Да что там знать-то? Что там знать? Да даже ты ее на гитаре исполнишь, аккомпанементом! Да еще и Славка! Решено… я ее завтра спою! Нет! Нет, Ваня! Мы с тобой ее споем! Помнишь, как раньше, поочередно, по куплетам? Все! Даже не уговаривайте меня!

— Игорек! Ты ничего не забыл? Я — не артист. Я не собираюсь петь в ваших концертах, — возмутился Косов.

— Ты чего? Нормально получится! Не артист он, ага! Ты это брось, приятель! Ты вполне артист, а твоя эта вот форма, которая на тебе — это просто придурь какая-то… Если бы ты согласился… я бы тебя хоть завтра вторым солистом в оркестр взял!

— Вань! Не спорь сейчас с ним, — посоветовала Варя, — Он сейчас никаких доводов не примет. Ты, знаешь, что… Ты добей его еще чем-нибудь. Пусть он уже уйдет в себя, нарцисс этот и нам с тобою не мешает.

— Думаешь? Ну… ладно!

Старый клен, старый клен,

Старый клен стучит в стекло,

Приглашая нас с друзьями на прогулку.

Отчего, отчего, отчего мне так светло?

Оттого, что ты идешь по переулку.

Отчего, отчего, отчего мне так светло…

— Ваня! Ты — гений! — снова обняла его Варя, только целовала уже в губы.

«Гения, ага… Гений воровства!».

— Ты, Варька, воздержись, ага… Хотя бы — пока воздержись! — бормотал негромко Калошин, лихорадочно что-то записывая в блокнот.

Косова все это изрядно веселило.

— Ну что? Мне продолжить? — спросил он.

— У тебя еще что-то есть? — ошарашенно спросил Игорь.

— Есть еще… парочка…, - скромно потупился Иван.

Калошин глубоко вздохнул, выдохнул и налил себе половину стакана янтарной жидкости.

— Погоди, Ваня… Пока — не надо! Давай завтра, что ли… А то, боюсь, меня кондрашка хватит, — выпив, покачал головой приятель.

— Ну… завтра, так — завтра! — отложив в сторону гитару, Косов поднялся, подмигнул женщине, и чуть размялся — помахав руками, и сделав несколько наклонов в стороны.

Камерную обстановку нарушил гомон с первого этажа.

— Парни вернулись! Пойдем, поздороваешься с ними, да я обрадую их расширением репертуара. Да еще какого репертуара! — помахал блокнотом Калошин.

Музыканты Ивану обрадовались. Обстучали плечи, обжали руки. И пусть не все из них были ему знакомы — в коллективе появились и новые лица, но основной костяк оставался прежним, и им была известна его роль в повышении их статуса. Парни были веселые — хорошо погуляли по городу, развеялись. Некоторые были подшофе, но — не более того, значит Калошин держит в руках эти творческие личности.

Сам руководитель чего-то засуетился, куда-то сбегал, и объявил, что ему «по срочным делам» необходимо отлучится, но к утру он будет на месте, а значит — «ни-ни!».

— С утра работаем плотненько, репетируем. После обеда отдых, а вечером — концерт. Значит — за картами не засиживаться, спиртное… спиртное…

Калошин выставил из буфета еще одну бутылку водки:

— Но! Не более! И — не дай Бог! — погрозил он кулаком кому-то из музыкантов.

Эта бутылка вызвала вполне понятный скепсис — на ораву чуть не из пятнадцати человек такая доза — мизер. Музыканты плотно поужинали, а потом разошлись по гостиной. Кто-то уселся за ломберным столом с картами, кто-то, покуривая на веранде, чесал языками, кто-то ушел в комнаты…

— Ну, Иван, ты порадуешь нас новыми песнями? — спросил Слава, один из старожилов коллектива.

Откликнулась Варя:

— Он уже вывалил на нас ворох подарков! Да и еще каких! Вы бы видели, как тут скакал от радости Калошин.