— Да уж, ну и настрадался же он. — Заходя на кухню, проговорила врач. — Что с ним случилось, вы знаете?

Она внимательно разглядывала мальчишек, чумазых, в запекшейся крови, похожих на бездомных хулиганов. Витя воровато посмотрел на Кирилла, ничего ей не ответив.

— Мы нашли его в таком состоянии, подобрали, и сразу принесли вам. — Кирилл произнес все это на одном дыхании, стараясь не отводить глаз от ее взгляда. Врать грешно, но сейчас он просто не мог поступить иначе. Правду знают только они и щенок, который не сможет выдать их маленькую тайну. Витя благодарно воззрился на Кирилла и, в подтверждение его словам, утвердительно кивнул головой. Женщина, видимо, была удовлетворена их ответом и просто выдохнула.

— Понятно. В любом случае, это ужасно. Человек, который может сотворить подобное, не имеет права зваться человеком.

Кирилл чуть было не привстал со стула, чтобы вступиться за Витю, но вовремя остановился. Чуть не выдал друга. Друга по несчастью. Зачем она это сказала? Не может зваться человеком? А что такое, по ее мнению, человек? Это и есть создание Божье, которое подвергается чувствам и эмоциям больше остальных существ на земле. И иногда чувства разливаются в такую палитру красок, что дух захватывает, а разум мутнеет. Откуда она знает, что послужило причиной такого поведения? Знакома ли ей та боль, которую испытываешь из-за потери близких и родных? Что она вообще может знать об этом? Разве можно обвинять человека, не поняв его состояние? Все это вихрем промелькнуло у него в голове, но слова он проглотил вместе с кусочком пряника и запил горячим чаем. Нет, она не поймет. Она не знает. Ему и в голову не приходила мысль, что женщина гораздо старше, что за плечами у нее долгая жизнь, которая могла быть не такой радужной, как ему представлялось.

Оставив щенка у нее дома, они вместе отправились к автобусной остановке.

— Спасибо, что не выдал меня. — Засовывая руки в карманы, проговорил Витя.

— Не за что. — Кирилл незаметно улыбнулся и отвернулся.

Он ни с кем не находился так долго рядом, кроме служителей церкви, после тех страшных месяцев, что ему пришлось пережить. Даже в школе, он не сильно контактировал со сверстниками. Иногда, он даже не понимал, как они могут себя так ужасно вести. Те бегали за девочками стаями, как голодные волки и всячески задирали бедных одноклассниц. То юбку им поднимут, то за косы начнут дергать, то обзываться примутся. Но самое любимое издевательство — это плевки слюнявыми шариками через ручку без стержня. Все его одноклассники никогда не привлекали его, как возможные друзья или товарищи. Он держался от них особняком, и вступал с ними в словесный контакт только по необходимости. Его никто не задевал, даже несмотря на то, что он сирота. Все знали, что он один. На различные родительские собрания приходил его наставник, который поддерживал его с самого начала. Кирилл всегда старался хорошо учиться, чтобы не было поводов вызывать Стёпу — именно так и звали его старшего пастыря — в школу. Многие родители приходили в школу за своими детьми, а Кирилл всегда сам возвращался в церковь. Много лет назад, мама тоже всегда забирала со школы, а до этого отводила и забирала сына из детского сада. Иногда ее сменял папа, если у нее, по какой-то причине, не получалось этого сделать. И он никогда не был один. После смерти родителей, он перешел в другую школу и потерял связь со всеми, с кем успел подружиться за те недолгие полгода. Однако, кто знает, может, он и сам был бы таким, как его сверстники, если бы не тот страшный вечер, произошедший в его жизни. После него многое изменилось, особенно он сам.

— А что с твоим голосом? — вдруг вывел его из собственных грустных мыслей Витя.

— Что? А это… — он грустно улыбнулся, хотя очень хотелось заплакать, как тогда, четыре года назад. — Ну… произошел со мной один случай. Точнее, не со мной, а с моими родителями. В общем, я так заболел, что у меня пропал голос.

Ком, вставший поперек горла, мешал говорить. Он не смог сказать самого главного. Кирилл вообще мало об этом говорил, а если быть до конца честным, то совсем не говорил. В последний раз, когда он рассказал трагичную историю о своих родителях, было как раз четыре года назад. Его об этом спросил священник. Когда его приютили в храме Божьем, он смог излечиться от тягостных воспоминаний и от ночных кошмаров, но лишь на время. Может, это и не было излечением, может, это было помутнение рассудка на время адаптации к новой обстановке. Он не знал наверняка. Но теперь все чаще, начинал вспоминать картины того происшествия и все реже мог совладать с собственными эмоциями. Вот и сейчас, вместо того чтобы просто сказать, что его родители мертвы, так же легко, как это сделал Витя, он чуть не зарыдал во весь голос. Сможет ли он, когда-нибудь, без дрожи в голосе, без слез в глазах, сказать, что его родителей больше нет? Сможет ли разглядывать их черно-белые фотографии без истерик и без щемящего чувства в груди? Сможет ли смириться с тем, что он один не по чьей-либо вине, а потому что такой была их судьба? Как сказал священник: "Теперь они в лучшем мире, рядом с Господом Богом. Они охраняют тебя, находясь рядом с ним в образе ангелов, у которых есть своя миссия". Так должно было случиться. Так надо. Это было неизбежно! Вот что ему говорят, но никто не может объяснить, почему именно так надо? Почему именно его родители? Почему, именно он должен был остаться один? Разве родители не должны охранять своих детей, находясь с ними рядом, а не рядом с Богом?

Но сейчас, шагая рядом с Витей, который тоже теперь один, ему стало чуть легче. Он не рад, что Витя сирота, нет, ни в коем случае! Кирилл лишь начинает осознавать, что не единственный такой на белом свете. Есть и другие, кто лишился родителей, кто растет совсем одиноким. Витя его понимает. Он знает, что испытывает человек, когда за его спиной не стоят родители и не поддерживают каждый новый шаг своего сына. Ведь именно этим обычно занимаются родные. Смотрят любящими глазами и сердятся, если ты совершаешь ошибку. Поправляют, отчитывают, переживают и согревают своим теплом. Так было и с ним когда-то и с Витей. Но то время ушло безвозвратно, теперь они сами по себе. Навсегда.

— Я что тебе сказала, никаких игр, пока не сделаешь домашнее задание! — женщина в белоснежном сарафане и таких же белых босоножках, стояла возле подъезда и тянула за руку, яростно сопротивляющегося мальчугана, который был младше их года на два.

— Мам, но я хочу играть. Уроки я потом сделаю!

— Нет, уроки сейчас, а уже потом все остальное. — И с этими словами поволокла его внутрь подъезда.

Кирилл и Витя переглянулись и улыбнулись друг другу.

— А мне можно не делать уроки.

И расхохотавшись, Витя положил руку Кириллу на плечо и ускорил шаг к остановке. Они быстро уходили и не видели, как в тот же подъезд, минутой позже, заходила семья. Мама, отец и двое ребят. Один из которых, лет пяти, сидел у папы на плечах и заливисто смеялся от папиной шутки, а второй, чуть постарше, давал маме откусить мороженое в стаканчике и радостно улыбался тому, что у него есть мама, папа и такой чудный брат-шалопай.

Наши дни.

Приняв душ, я вышел на кухню, вскипятить чайник. После такой ночи необходимо подзарядиться чашкой кофе, а лучше двумя. Экзамен в институт начинался лишь в одиннадцатом часу, так что времени на сборы предостаточно. Для начала не мешало привести в порядок мысли, поэтому я включил телевизор. Не самое подходящее средство, все же лучше, чем ничего. Как раз показывали утренние новости, рассказывая о происшествиях минувшего дня, постепенно возвращая меня к действительности. Попивая кофе, я слушал диктора, и он плавно перешел к самой неприятной из новостей. С недавних пор в городе обосновался маньяк-психопат. О нем трубят на каждом шагу, всех предупреждают, призывают к осторожности, только вот словить его не могут уже второй год. Появляется он редко, но, как говорится, метко. Заявляет о себе стабильно и громко. Он уже прославился и вписал себя в историю своей изощренностью и жестокостью, только вот гложет сомнение, смогут ли его изловить? Цель его действий не ясна, но они настолько чудовищны, что не стоит искать в его преступлениях и капли смысла. Этот больной ублюдок убивает подростков в возрасте тринадцати лет, расчленяет их и бросает останки в заброшенные колодцы. До его появления никто и не знал, что такие еще остались в столице. Именно сегодня ночью произошло десятое убийство. В то время как я страдал от долгого воздержания, какой-то малец попал в лапы истинного монстра, и одному ему известно, что он пережил, пока находился наедине с этим выродком. Теперь его нет в живых. Тело, точнее его останки, нашли около Щелковского шоссе. Совсем недалеко от института, в котором сегодня экзамен. Это произошло так близко, и в тоже время, ощущение, что где-то в другой реальности. Я всерьез задумался о происходящих вокруг страстях. Ведь, в то время, когда ты занимаешься своими делами, поглощённый собственными хлопотами, и тебе нет дела до проблем окружающих людей, жизнь не стоит на месте. Подростков жалко. Их родных и близких, уверен, всех терзает один вопрос, почему именно они пострадали?