Мне не хотелось грабить. Мне не хотелось забирать самое важное из семьи, что добилась всего сама. Дядя считал, самое дорогое, что есть у Джеймса — его компания. Я же считал, что помимо компании, главная ценность Джеймса — его семья. Вечная озлобленная и строгая Маргарет, поддерживающая своего мужа. И две дочери. Дороти и Тереза. Они были счастливой семьей, а у моего дядя просто чертова травма, на счастье. Андреас считает своим долгом загубить счастье в семье, как загубил моё.

Я открываю папку и в глазах рябит. Шок, охвативший моё тело звонкими цепями заставил задержать дыхание.

Дельфина Элиас Райт.

Клиническая форма депрессии. Средняя тяжесть БДР.

Для постановки диагноза большого депрессивного расстройства должно присутствовать как минимум 5 из перечисленных критериев:

Депрессивное настроение; Бессонница: Значительная потеря веса при отсутствии диеты: Значительно сниженный интерес или потеря удовольствия ко всей или почти всей деятельности;

Уменьшенная способность концентрироваться, мыслить;

Психомоторная ажитация или замедленная двигательная и умственная деятельность;

У пациентки присутствуют все симптомы.

После проведения диагностики и оценки состояния пациентки было принято решение о комбинированной терапии, включающей прием антидепрессантов, терапию поведенческой активации и консультацию психотерапевта.

Были даны рекомендации по организации режима дня, питания и физической активности, а также по преодолению стрессовых ситуаций.

Я в быстром темпе пробегаю глазами по тексту с пустотой внутри и воспалённым сердцем. Смотрю на заключение и вижу то, что искал годами. Мучился, убивал себя, разыскивая и пытаясь зацепиться за ниточку о своей маме.

Центр психиатрической помощи города Монпелье, на юге Франции.

Тереза сделала это для меня. Тереза нашла мою маму.

Темп, в котором я прибыл в Монпелье можно было называть сверхскоростным. Я никуда так сильно не мчался с пустой головой и необдуманным планом, как во Францию. Я не звонил никому, не предупреждал ни одну живую душу, что собираюсь покидать Ирландию. Я видел страну, город и адрес и это всё, что мне было необходимо. У меня будет время подарить Терезе весь мир, после того, как я буду убежден в правде написанного документа. Моя мама.

Я прибыл к адресу сразу же после аэропорта. Меня встретила солнечная погода и белое огромное здание с выцветавшей за годы краской и железным высоким забором. Помещение психиатрической больницы разделены на палаты для стационарного лечения пациентов, психотерапевтические и консультационные кабинеты, диагностические и лечебные отделения, а также пространства для проведения групповых и индивидуальных занятий. Я рассматриваю парк для прогулок на территории больницы, а также специальные площадки для реабилитации и физической активности пациентов. Мама.

— Дельфина Райт, — мой серьёзный голос в холле спокойной больницы шугает медсестру. Она осматривает меня, прищуривая карие глаза и одними губами произносит:

— Кем вы приходитесь миссис Райт? — значит это правда. Я еле держу себя на ногах от волнения, мои руки подрагивают от неизвестности. Я не видел её столько лет… Я столько лет мечтал о встречи с собственной мамой и жил одной лишь ненавистью.

— Я её сын, — после моих слов она пораженно уставилась на меня и стала осматриваться по сторонам. После пары секунд, она кладет ладонь на поверхность стола и наклоняется, прошептав:

— Вы Харрис? — с сильным акцентом спросила медсестра и я кивнул, удивлённый знанием моего имени.

— Что ж, Вы можете пройти в парк, мистер Райт, — её вытянутое худое личико улыбается и она показывает рукой на дверь. Выход в парк. Несмотря на шум в ушах, дрожь в руках и холодный пот, я уверенно двигаюсь. Я почти не замечаю пациентов и врачей, прогуливающихся по периметру больницы, пока направляюсь по тропинке вперед. Парк снабжен фонтаном с древнегреческой статуей женщины, выстриженными кустами и некоторыми видами цветов, газон аккуратно блестит на солнце Франции. Я различаю щебетание птиц и журчание воды, когда вздрагиваю от увиденной картины её длинных белых волос. Они рассыпались по плечам и по её бесформенной одежде голубого цвета. Она сидит ко мне спиной, но из миллиона человек стоящих в толпе, я узнаю её. Я всегда узнаю её. Мою маму. Напротив, неё сидит пожилая женщина медсестра с косой на плече.

— Мама, — я подхожу ближе и на выдохе произношу, не различая звука собственного голоса. Мама… Как давно я не произносил это слово, как давно я не обращал его определенному человеку.

— Знаешь, Кристина, думаю мне нужно продолжить пить таблетки, — говорит мама и я застываю в двух метрах от неё. Деревянная лавочка выгорела на солнце, а её голубое платье создает сильный контраст. Поют птицы, журчит вода и моё сердце отбивает громкий ритм в ушах.

— Почему? — удивленно спрашивает медсестра.

— Я снова начала слышать голос сына… — продолжает мама и я задыхаюсь от количества испытанных эмоций за секунду. Я чувствую себя потерянными, беспомощными и не в состоянии осмыслить происходящее. В тот момент все вокруг кажется странным и непонятным. Мир крутится и уходит из-под ног. Все внешние раздражители кажутся мне несущественными, как будто я отключился от реальности и существует только её хрупкий силуэт. «Я снова начала слышать голос сына…». Мама.

Женщина-медсестра поднимает свои глаза и видит меня. Хватается за сердце, выражая удивление на лице, а потом расслабляется и улыбается.

— Я думаю, сегодня ты слышишь настоящий голос сына, Дельфи.

После этих слов мама резко разворачивает голову и устремляет голубые светлые глаза на меня. Теряется. Мрачнеет. Бледнеет. Мы оба в ступоре.

— Сынок… Это мой Харри, — выдаёт ласковый голос мамы и лёд моего сердца тает. Каменная защитная стена даёт трещину, распадаясь на миллиард маленьких пылинок. Я нахожу себя. Я обретаю себя, когда слышу голос мамы.

Бесчисленное количество объятий и поцелуев, которыми она задушила меня за два часа нахождения в её палате, свело меня с ума. Я не получал столько тактильности ни от одной девушки на свете, а её прикосновениями был зависим и что только и делал, как брал её за тёплую руку. Она целовала меня, обнимала, плакала и судорожно сжимала мои руки. Мне было настолько больно, что слезы чуть не скатывались с моих глаз. Настоящая слеза…

— Он убедил меня, что я больна, мальчик мой. Держал под присмотром в неизвестности, и угрожал персоналу, что расскажи они мне про тебя хоть слово, окажутся убитыми. Брат твоего отца, представляешь? Я и представить не могла, что у Андреаса настолько сильная пелена в глазах от гнева на Томаса, — дрожащий голос мамы, вот-вот сломается и надорвётся от правды. Её кожа была здоровой и чистой, волосы идеальной длины и выглядели напитанными, но её глаза. Глаза, что достались мне от мамы, были болезненными и неживыми. Я замечал это в те моменты, когда она отворачивалась и не смотрела на меня, а когда возвращалась фокус на меня — сияла. Моментами мама будто забывала про моё существование и подолгу смотрела в одну точку, полностью изолировав себя от окружающего мира. Что она видела и о чем думала в таком состоянии? Следившая за ней медсестра приказала мне, чтобы я не смел трогать её в изоляции, и я терпеливо ждал, пока она не вернётся ко мне. Это было одним из последствий её депрессии.

Когда приём закончился, я уехал в ближайший отель. Всю ночь я не спал и чувствовал жгучую нехватку нежности, заботы и её улыбки. Мне мерещились рыжие волосы в темноте спальни, в голове проигрывал смех мамы, которая внимательно слушала мои рассказы. Она узнавала много нового обо мне и горечь в её глазах распространялась по мере того, как много я рассказывал. Ей было больно, что она не была рядом со мной в нужные моменты. Я избегал рассказов про Андреаса и обсуждал тему своего бизнеса. Мне была так неспокойно и одиноко. Я наконец обрёл то, что искал годами и обязан был забрать её себе. Забрать домой.