— Когда я спрашивал у Терезы, что означает тематика её выставки, она говорила слишком заумными словами. Люди хотят узнать больше, золотце. Расскажи им, — говорит дядя и тянется к бокалу наполовину заполненному виски. Тереза молчит, её взгляд направлен к Андреасу, будто они мысленно ведут диалог в своих головах.

— Наша личность строится в результате влияния общества, семьи, образования, которые формируют наше поведение в будущем. Личность помогает нам соответствовать общепринятым стандартам и ожиданиям, скрывая часть себя, которая может быть неприемлемой, вызывая негативную реакцию у других, — она останавливается, её бледные пальцы дрожат, держа бокал с белым вином. Помнится, она не любит белое, её любимое — красное. Мы незнакомцы, знавшие друг о друге всё.

— Наша основная личность и альтер эго зачастую две противоположности. Человек может быть спокойным и холодным, а под давлением своего альтер эго стать агрессивным и необузданным. Он может быть источником деструктивного поведения или негативных эмоций, которые могут навредить как нам самим, так и окружающим людям, — она говорит уверенно, но голос дрожит, и она прочищает горло, когда заканчивает свой монолог. Подняв глаза и заметив, что гости внимательно слушали её рассказ, она невинно улыбается. «Необычно!», «Удивительно!», «Никогда о подобном не думал!». Комплименты ссыпались в её сторону, словно соль на рану, а она словно губка, впитывала и мило улыбалась.

Андреас встаёт, протягивает руку к Терезе, оставляя легкий поцелуй на тыльной стороне её ладони.

— Руки моего золота — главное моё сокровище, — воодушевленно произносит Андреас и зовет гостей на танец.

Цветущая вишня, свежая листва, стук капели, щекотка волнения в клетке грудной. Он мираж, придуманный больной головой. А может, тёмный незнакомец, крадущий сны? Его голос, глаза и холод. Рассветная дымка. И только взгляд незнакомца, лишь это — всё, что осталось мне. Больно, страшно и безнадежно.

Я делаю глубокий судорожный вдох и поднимаю глаза, касаясь ладонями дорогой ткани пиджака Андреаса. Он улыбается, в его глазах мировая радость и счастье, несмотря на уставший и больной вид. Последний месяц он чувствовал себя плохо, зачастую давился кашлем по ночам до такой степени, что приходилось вызывать врача. На утро он слабо передвигался по дому, ему помогали телохранители и он запрещал мне видеть его таким. Я сама заставила его подпустить меня, когда сложила руку на его плечи и убедила, что я буду рядом. Зачем? Я хотела уничтожить, убить и заставить мучительно умирать на холодном полу. А вместо этого протягивала хрупкую ладонь и помогала. И мой план сработал. Я добилась своего.

Мы плавно танцуем по залу и молчим. Я лишь на секунду оглядываюсь на стол и вздрагиваю, когда не замечаю любимую мужскую фигуру, на которую тайком засматривалась весь час. Мой сон сбылся. Моя надежда воскресла. Я ехала и знала, что Харрис будет на ужине по поводу приезда Андреаса. И с трепетом моё сердце сжималось каждый сделанный шаг в сторону ресторана. Знакомые линии плеч, лопаток и крыльев. Я мечтала коснуться его спины и провести ладонью по силе его мышц. Настолько мечтала, что до крови стерла ладони под столом. Привела себя в чувство.

Увидела его и трещины сдвинулись, ломаясь и превращаясь в окрыленных свободных птиц. Свежий глоток горного воздуха, когда на протяжении долгого времени не могла дышать.

— Ты чувствуешь себя хорошо? — тихо спрашиваю я. Рядом с нами танцует пожилая пара, одни из знакомых Андреаса, романтично посмеиваясь.

— Я думаю, стоит вернуться в особняк. Я устал, — говорит он и тяжело вздыхает. Его болезнь прогрессирует.

— Иммуномодулятор? — спрашиваю я, совершенно апатичным голосом робота. Андреас улыбается медвежьей улыбкой и качает головой.

— Спасибо, милая, — благодарит мужчина и нас отвлекают. Андреас видит человека за моей спиной, а я ощущаю присутствие волка и запах дерева близко к своему сердцу. Харрис. Харрис прямо за моей спиной.

— Я потанцую с ней, — приказывает, властвует, доминирует. Его рокочущий голос прямо из глубин гортани заставляет блаженно закатить глаза. Мой предатель.

Андреас кивает, протягивая мою руку в лапы хищника. Он отдает меня в его руки. Отпускает. Я сжимаю зубы от накалившихся чувств, но последнее, что сделаю — посмотрю на него. Музыка сменяется на классический вальс, должным образом напрягая моё тело. Ну почему он решил потанцевать со мной? Почему спустя столько мук, боли и страданий, моё тело реагирует на его прикосновения? Я израненная фарфоровая кукла, которой обладают. У меня есть владелец и это не Харрис Райт. Не холодный, доминантный хищник, с острым умом и бескрайней властью, а больной ублюдок, похожий на большого гризли.

— Я говорил, как тебе к лицу красный цвет? — произносит его голос. Меня обволакивают в объятия. Его рука ложится на мою талию и с силой сжимает, от чего я протяжно ахаю в недовольстве. Да как он смеет? Вторая рука в отвлекающем жесте держит мою руку в воздухе, поддерживая и направляя танец. Я смотрю на его ключицы, слегка выпирающие из воротника рубашки, но никак не в глаза. Мой предатель рычит, его недовольство вырывается из самых глубин грудной клетки, будто была заперта всё это время.

— Это всё, что ты хочешь мне сказать? — я стараюсь держать свой голос гордо и уверенно. Меня больше не заставит плакать его отношение, его предательство и слова. Его забота — ничто для меня. Я была сделкой, глупым договором, я должна была влюбиться в Харриса и подписать договор по собственной воле. По доверию. А потом он бы растоптал меня и мою компанию, как одну из букашек на его пути. Он не хотел видеть меня наравне с собой, не хотел создать величественного конкурента или союзника. Всё, что он хотел — мою компанию и мою любовь…

— Тереза, я никогда не врал тебе. Когда я не мог сказать правду, я молчал. Я считал лучше держать тебя в неизвестности ради твоей же безопасности, чем кормить ложью, который ты бы давилась бы, но верила мне, — он сжал челюсть и черты его лица преобразились в остроту лезвия. Казалось коснешься и порежешься до крови, но я настолько изранена, что обычная царапина была смешна. Я отказываюсь смотреть в его глаза. Я не увижу ничего, кроме поглощающего холода. От его слов я вскипела, но продолжала контролировать выражение своего лица.

— Ты не врал мне, Харрис? Ты заботился обо мне, ведь я не первая, и не последняя девушка, попавшая под натиск твоего плана. Сколько их было? Сколько жизней ты сломал передо мной? Их явно было достаточно, ведь ты играл роль такого идеального мужчины, с такой настоящей подачей своих чувств, это ведь отточенный опыт, не так ли? А твой взгляд в некоторые моменты, будто ты восхищался мной… Боже, я ведь поверила тебе, представляешь? Если бы ты вложил ручку в мою руку и положил документ о передаче компании тебе, придумав умный план о том, что так будет лучше, я бы подписала. Ты знаешь об этом? Знаешь. Потому что ты продумал всё до мельчайших деталей в своей голове. Ты бы держал нож у моей спины, пока я ставила подпись, а потом вонзил бы и наслаждался моим падением. Моей смертью. Влюбить девушку, сломленную горем, которая отдаст свою душу демону ради компании… к черту тебя, ясно? — я выдёргиваю свою руку. Он цепями приковал меня к себе и не позволил отдалиться. Рука, предательски обжигающая мою талию, в воздухе взлетела вверх, поднявшись около моего лица, и я отпрянула, как от огня. Нет! Поднятая вверх рука всегда означала удар. Сильный удар. Я ахнула, зажмурилась, а через секунду моё сердце забилось под силой выработанного адреналина, и я раскрыла глаза. Он понял. Он всё понял. Силой он схватил меня за подбородок и поднял лицо к своим глазам. Я удивленно встретилась зеленью с голубизной моря. Боль. Поднятая вверх рука всегда означала боль. Я была словно надрессированная этим жестом собака.