— Мои ученики уже ищут трактирщицу. Говорят, что она оставила в городе детей перед тем, как отправиться в путешествие. Опрометчивый шаг. Смута нарастает. К древним народам относятся с пренебрежением и страхом. От страха до ненависти шаг. Кстати, ваш духовный наставник пришел в наш храм. Выглядел как свинья. Нет, он не пил, но помотало его по здешним канавам. Я разрешил принять его в наши покои. Скоро вы встретитесь с ним.

— Спасибо. А где же Брассика? Что с ней?

— Она здесь. С ней всё в порядке. Нужен день отдыха, и она будет готова отправиться в путь.

Маркус удивился: «В какой ещё путь? Мы же только вернулись». Директор, едва заметно улыбнувшись, вылез из стеклянного кресла. Он бросил полено в камин, и огонь восхитительно поглотил дерево. Колбы на стенах тоже вспыхнули, по-видимому получив подпитку — яркое свечение на миг ослепило мечника.

— А вы думаете, я просто так с вами веду беседу? Какой наивный человек. Будете чай?

— Что такое чай? — спросил Маркус.

Директор пробурчал себе под нос. Налив напиток в чаши себе и собеседнику, он вернулся за стол и жестом пригласил к питью.

— Да не бойтесь. Мне нет нужды вас травить. А разделить церемонию, ммм… Что ж. Хорошо. Буду откровенен — вы, вот эта ваша четверка целиком, самые что ни на есть страстные дураки. А дуракам везёт. Удачливо победили королеву гоблинов. Удачливо вернулись живыми и целыми. Как ваши ядовитые раны, уже ничего?

— Ничего, — ответил Маркус. Ему и правда полегчало в замке магов. Он сделал глоток из чаши.

— Ну как напиток? — поинтересовался директор.

— Травянисто.

Они вдвоем засмеялись.

— Вы для меня чужаки, — сказал Маркус. — Совсем чужие. И всё у вас такое странное, усложненное, как этот чай. Вы не можете сказать прямо, что хотите от собеседника. Нет в вас простой нравственности.

— Ах вот как. И чем же вам не угодили маги своей сложной нравственностью?

— У вас такая мощь, что сама старуха с косой вежливо уступит дорогу. Но вы ничего с этой мощью не делаете. В королевстве бардак, а вы судите девку за её попытку вернуть порядок.

— А что же должны были сделать? — Ларс от удивления поднял брови.

— Восстановить справедливость, — недолго думая ответил Маркус. — Как это сделал герой, победивший Князя тьмы когда-то. Он сумел объединить всех, и достойных, и чернь, чтобы бороться со злом. А вы со своим знанием прячетесь в стенах. Вернем порядок — вернем и справедливость.

— Мы не прячемся, Маркус. Мы служим тем, кому нужна наша помощь. Нынче у магов просят редко.

— Так почему же вы сами не поможете простолюдинам? Всем тем, кто в нужде сидит с рождения?

— А они разве просят? Наше высокомерие — это не только результат излишнего общения с книгами. Простолюдины мечтают нас на кол посадить, а не о помощи просить. Задумайтесь.

— Вы и не пытались помочь, — запротестовал Маркус.

Директор Ларс пожал плечами. Помолчали минуту.

— Мне пришлось многое перетерпеть в общении с вашей ученицей, — продолжил Маркус. — Брассика усложняет всё. И хочет, чтобы все её ценили. Но дева не должна верховодить. Даже если она маг.

— Разве плохо, когда вас ценят?

— Было бы за что. Не пристало женщине обходиться так с людьми.

— Но она ведь смогла исполнить вашу мечту, не так ли? Королевы гоблинов нет. Теперь дорога на Выш открыта, вам удастся наконец вернуться в родной дом. Кроме того, да будет вам известно, что в гильдии магов мужчины и женщины равны. Титулы и звания выдаются не за происхождение, а за таланты и упорно достигнутое знание. Конечно, вам тяжко это принять. Ваше сердце скрипит. Рыцарей-женщин нет. Но как есть!

Маркус не нашел что ещё ответить, допил залпом чай и направился к окну. С высоты виднелась портовая Эйна: кораблики подплывали, разгружались, набирали груз и отплывали по большой реке.

У родного Выша не было речной торговли. В озере только рыбу и раков ловили. Купеческий путь пролегал через Изумрудный лес, через него город получал всё нужное для жизни, в обмен на соль и янтарь. По нему же сбежала вся знать, купцы и ремесленники, бросив город на разграбление гоблинам

— Маркус, послушайте меня, — директор заговорил каким-то особенно доверительным тоном. — Вы сотворили подвиг, и никто этого уже не отнимет. Скоро слухи распространятся по всем уголкам королевства, а барды начнут сочинять песни про Маркуса-мечника из Выша. И на этом уже можно было остановиться. Будь в вашем обличии, я б так поступил. Но путешествие открыло завесу чего-то страшного, о чем мы пока не можем ясно высказаться. Это беспокоило нас давно. И только сейчас можно сказать, что не показалось.

— Вы про сторонников Князя тьмы? Еретики из Тёмной церкви выжили и готовят месть?

— Пока нет ясности, Маркус, но зло созывает на север свои силы. Отовсюду придворные маги сообщают о бегстве крестьян с северных земель. В Данаре Валук плетёт интриги и собирается напасть на земли Выша. Для чего, мы пока не знаем. Возможно, он преследует цель объединиться с приспешниками зла. В Эйне у горожан нарастает страх, везде ищут предателей и изменников. Разумеется, косые взгляды не обошли и нас, магов Эйны. Мы вынуждены быть очень осторожны и не можем действовать открыто.

Директор Ларс подошел к Маркусу — так близко, что стали видны красноту его уставших глаз.

— Я должен просить вас об одной просьбе…

«Ну началось», подумал Маркус.

Отец Рудольф безучастно сидел в общей столовой. Каша в тарелке давно остыла. Маркус терпеливо ждал, пока он начнет говорить. Разговор с директором завершился теплым рукопожатием. Теперь предстояло выяснить, как быть с его другом.

На них была одежда послушников Академии. Им позволили жить, пока Брассике не вынесут окончательный вердикт. Впрочем, Маркус полагал, что их хотят судить вместе с девушкой. Отсюда гостеприимство.

— Отец Рудольф, ты мне друг?

Священник ответил не сразу. Свет горящих свечей тускл и плохо освещал пространство вокруг. Он повернул к Маркусу свое лицо — старое, в глубоких морщинах и с полной сединой.

— Мир душе твоей, Маркус. Конечно друг. Почему ты спрашиваешь?

— Я хочу поговорить с тобой о сокровенном. Случившееся в подземелье не дает мне покоя.

— Это исповедь? — удивился священник. Он заметил, что теперь отлучен от церкви и не может принимать участие в таинствах.

— Нет, не исповедь. У меня к богам просьб нету.

— Исповедаются не только ради просьб, а ради примирения.

— Скажи мне, отец Рудольф, ты мой давний наставник и помощник в бою. Мы прошли сотни верст и победили немало врагов, а недавно низвергли из нашего мира королеву гоблинов. Сколько зла она принесла нашей земле — не сосчитать и за век. Но твой дух в путешествии был болен. Чудачества, разговоры с невидимыми созданиями… Ты искренен со мной во всех делах?

— Ну конечно.

— Это хорошо… — сказал Маркус. Ему было сложно изъясниться с человеком, который не раз спасал жизнь. Но после путешествия он сильно усомнился в его честности. — Тогда признайся, прошу любовно, кто для тебя этот Дрекавац?

Священник словно окаменел.

— Пожалуйста, не притворяйся. Я всё слышал в подземелье, как ты произносил его имя. Ты веруешь в нового бога? Дрекавац. Мне незнакомо это имя.

— Я… Не знаю, как объяснить тебе. Недоразумение какое-то. В бою каждый взывает по-своему.

— Мы хорошо слышали твои проклятья в адрес Дрекаваца.

Рудольф взялся за деревянную ложку. С её помощью он принялся рисовать что-то на каше. Разговор возбудил его не на шутку.

— Хорошо, признаюсь. Это какой-то дьявол, Маркус. Да, настоящий. Я поддался искушению и вступил с ним в диспут.

— Не может быть. Отец Рудольф, скажи, что ты неправильно высказался.

— Мой друг просил искренности…

— Не думал, что искренность будет настолько страшной.

Рудольф замолчал, замкнулся в себе, отложил ложку в сторону. Пальцы рук сомкнулись в замок, сами руки заметно дрожали. Священник громко и часто глотал. В голову Маркуса уже пришла мысль отказаться от разговора, дабы вернуться к нему позже, но тут Рудольфа прорвало.