— Давай забьем на это, — предложил я. — Все же хорошо, да? Теперь ты точно победишь в этом конкурсе — раз. Два — мы низвергли Никитича, прикинь?

Брат кивнул и сказал:

— Ща звонок будет. Побежали в класс!

Вот так, несколькими словами можно перегадить нашу победу. Но ничего, все получилось — это главное! Были бы мы взрослыми, отправились бы отмечать в кабак, а так лишь отыгрываем будущее взаимодействие с социумом в песочнице, на лайтах. Наивно было бы полагать, что таких проблем не возникнет в будущем и они не усугубятся, но важно показать брату, что все решаемо — чтобы сформировать правильную модель поведения. Спасибо знаниям взрослого, без них пришлось бы тридцать лет ломиться в открытые двери и прошибать стены лбом, когда выход вот он, за поворотом, просто показать его некому.

Детям типа Ильи несказанно повезло, его родители многому научили и показали, как правильно. Если доходить до всего своим умом, теряется много лет жизни, которые можно было бы потратить не на изобретение велосипеда.

Непонятно за какие заслуги судьба подарила мне второй шанс с запасом знаний, которыми есть время воспользоваться! А то обидно: только что-то начал понимать, а большая часть жизни прожита, накопилась усталость от пропущенных ударов, и нет сил и желания что-то делать и сворачивать горы.

Третьим уроком была физика, и, вопреки рвению наших, никого не вызвали к доске. Отдувалась Баранова, вызубрившая учебник. Получив «пятерку», она с достоинством прошествовала на место. Жаль, если бы рассказывал я, может, кто-то что-то понял бы про свет хотя бы приблизительно. Но ничего, не следующем уроке — линзы, и мы порезвимся. Возьму дополнительную литературу в библиотеке, покажем, как надо к урокам готовиться и как рассказывать.

Перемена перед географией обычно превращалась в брачный танец влюбленных бабуинов: Памфилов и Заславский распушали перья и всячески старались привлечь к себе внимание учительницы, в которую были влюблены. Давно заметил, что в таких делах срабатывает стадный эффект: если авторитеты класса считают какую-то девочку привлекательной, все это безоговорочно принимают, и начинается соревнование за ее снисходительность.

Заславский и Памфилов ждали Карину Георгиевну у входа в класс, чтобы помочь ей донести учебные принадлежности и, если совсем повезет, прицепить карту к доске. Но изворотливее всех оказался Плям, который подкараулил географичку возле учительской и сопроводил в класс, получив порцию молчаливой ненависти от Памфилова и Заславского и уважения — от более скромных парней.

Я посмотрел на Карину Георгиевну. Хороша! В конкурсе «Самый красивый учитель», если бы такой проводился, она взяла бы первое место.

Ей чуть меньше сорока, и она не скрывает возраст, потому что выглядит на двадцать пять, она будто бы заключила сделку со временем, чтобы оно щадило ее экзотическую красоту. Миниатюрная, талия такая тонкая, что кажется, ее можно обхватить пальцами рук, приятная округлость бедер, длинные ноги. Но главное — зеленые глазища в пол-лица. Говорят, она наполовину грузинка, а муж у нее — грузин классический. Один раз он привозил ее на работу на «БМВ», одно только это перечеркнуло все детские надежды. Но фантазии остались.

Скоро часть парней переключит внимание на Инну Подберезную, а пока Карина на пике славы. Пожалуй, это единственный предмет, который парни учили с удовольствием и на уроке был, как говорила Джусиха, «лес поднятых рук».

Раньше школа виделась мне зоной строгого режима, где все мы отбываем десятилетнее заточение и рулят паханы типа Чумы. Теперь же научился видеть мир в цвете и понял, как же тут интересно! Какое тут изобилие характеров и пересечение интересов! Но главное — я могу во всем этом участвовать, направлять одноклассников, выправлять их судьбы. Это должны делать учителя, но придется мне, слишком многое на кону.

Двумя последними предметами был труд в отдельно стоящем здании.

Спустившись на первый этаж, мы с Ильей рванули к стенду проверить, вывесили ли Борины работы, но их там не оказалось. Меня будто ударили по голове. Что же получается, мы зря боролись?

— Вот что за люди? — спросил я, задыхаясь от негодования. — Завучиха покивала и все равно ничего не сделала?

— Не психуй, — попытался меня утешить Илья. — Вдруг просто забыла?

Я решительным шагом направился в ее кабинет, но он был закрыт. И в учительской не оказалось тех, с кого можно было спросить. Придется отложить до следующей перемены, потому что сейчас урок дрэка, он рвет и мечет, и лучше не опаздывать.

Директор собрал нас в кабинете, посадил вместо себя физрука, круглого и маленького гимнаста Алексеича, который вел в младшей школе, и убежал — как я понял, после поножовщины в школу нагрянула какая-то проверка. Вертелись мысли, что следует прямо при них устроить разборку и потребовать справедливости, но я гнал их прочь. Дрэк — человек своеобразный, его многие не любят, но он держит дисциплину и старается для школы, следит, чтобы учителя не беспредельничали, не вымогали за учебу.

Сейчас кресло под ним покачнулось, и, если его сместят, место директора займет Джусиха и начнет грести под себя, как главврач Жунько у мамы на работе, сожрет Илону Анатольевну и нормальную физичку, которая у нас не вела, математичка вообще перестанет объяснять, а хорошие оценки будет ставить только тем, кто занимается дополнительно за деньги. Так случилось в другой реальности, но спустя пять лет после того, как я выпустился. Так что подставлять директора не стоит.

Что с нами делать, физрук не знал, по домам распустить не мог, и, чтобы не терять времени, мы своей компанией сели отдельно и начали делать физику и алгебру, а мои мысли вертелись вокруг вопроса, появились ли Борины картины на стенде.

К нам подсел сперва Кабанов, затем присоединились Памфилов и Карась, который попытался решить задачи самостоятельно! Илья сжалился и принялся ему объяснять.

Чума и компания играли в карты. Заславский, оставшийся верным Райко, тихонько матерясь, рубился в его тетрис. Ну вот и всё, расклад сил изменился. Теперь точка притяжения — не Райко, который подкармливал прихлебателей «сникерсами» и жвачками, а наша компания. Примкнувшие чувствовали себя равными, а не существами, которые в «Звездных войнах» бегали вокруг Джаббы и ждали, когда из его рта что-то выпадет.

У девчонок все было по-прежнему. Гаечке сложнее, она одна и не тянет роль лидера, да и не нужно ей этого. Разве что если для того, чтобы свергнуть Баранову, вокруг которой по-прежнему вились Попова, Семеняк и Белинская. Ну а поскольку трон под ней пошатнулся, Янка всеми силами пытается приманить Лихолетову с Подберезной и Заячковскую. Помня пренебрежение Барановой, ее вечные подколки, девчонки чуяли подвох и дружить с Янкой не спешили.

После уроков мы с Ильей побежали в основное здание школы. Увидев на стенде Борины рисунки, которые на много уровней выше остальных, я улыбнулся и сказал:

— Таки победа!

Илья кивнул и пропел:

— И тогда наверняка мы напьемся коньяка!

— А не рано ли? — донесся из-за спины знакомый голос.

Мы обернулись. Нам улыбалась Вера Ивановна, которая у нас вела русский раньше. На ум пришло — светловолосая тян. Лицо азиатки, но — голубые глаза и светлые волосы, вьющиеся мелким бесом. Бесспорно, она проигрывала географичке красотой, но выигрывала неординарностью и притягивала взгляды. Простая и свойская, она нравилась мне гораздо больше Карины.

Илья покраснел. Учительница добавила:

— Я слышала, что случилось, и искренне рада, что все наладилось. Коньяка не надо, ваши растущие организмы могут отреагировать не так, как вам хотелось бы, и это может навсегда отбить тягу к алкоголю.

— То есть вы считаете, что это плохо? Отбить тягу к алкоголю? — спросил я.

Она пожала плечами, и на выход мы направились вместе.

— Все хорошо в меру, — ответила учительница уже на улице. — А виноделие — это ж отдельное искусство!

Слышала бы ее Джусиха или Никитич! Дрэк, напротив, согласился бы, он коньяк любил, сам видел.