Тетка готова была заплакать, у нее аж губы задрожали.

— Столько труда, и все впустую! — пожаловалась она.

— Вы можете перебрать орехи, — утешил ее я. — Видите, вот такие — нормальные. Будете перебирать? Дать вам пакет?

— Ну а куда деваться? — уронила она и отошла за платан.

Я перевел взгляд на Гаечку, она показала «класс» и вдруг напряглась, сжала губы, глядя мне за спину. Я обернулся и увидел Пляма и Барика, несущих по пакету. Поначалу захотелось спрятаться за платан, чтобы не пугать их. Но когда сообразил, что мне стремно показаться им на глаза, я специально остался — закалять силу воли. Каналья тем временем принимал садовый фундук у молодой грудастой женщины, которая с ним шутила и заливисто смеялась.

— Три килограмма, — сказал он.

Я проверил орехи — они оказались нормальными, и отсчитал ей тысячу двести рублей. К этому времени подошли мои школьные недруги и выкатили глаза, раззявив рты. Так и хотелось поддеть их, съязвить, типа вы на мня батрачите, лошки, но я понимал, что это во мне говорит детская обида. На самом деле мы все в одном Титанике — даже те, кто мне не нравится, и только совместно мы можем максимально отодвинуть катастрофу.

— Тьфу блин! — воскликнул Барик и развернулся, пошел назад, а Плям остался, глубоко задумался и наконец воскликнул:

— Ты тут чего?

— Я тут того. Давай орехи! — Я протянул руку.

Плям помялся, пожевал губами, поглядывая на Барика, показывающего ему кулак. Потоптался, подумал и протянул пакет, такой потертый и перестиранный, что непонятно, какой на нем был рисунок.

— Два с половиной кэгэ, — объявил я, проверил товар и добавил громче, чтобы Барик услышал: — За такой крупный орех — тысяча.

Плям просиял и крикнул:

— Серега, штукарь, прикинь?

О, сколько тоски было на лице Барика, но гордыня победила. Расправив плечи, он зашагал прочь. Радостный Плям бросился его догонять, настиг уже за мостом, забрал пакет и рванул ко мне, получил восемьсот рублей и побежал прочь, сияя, как начищенный пятак.

Люди сползались к нам, как муравьи, несущие добычу к муравейнику. Несли понемногу: кто два килограмма, кто три, и большую часть товара мы выбраковывали, проверив. Мне думалось, что надо бы организовать еще один сбор, ведь сегодня же весть, что прием орехов — не кидалово, разнесется по селу, и в следующий раз народу придет больше.

Приходили и школьники, в основном средняя школа, и старики.

Ко мне подбежала Гаечка и аж затанцевала на месте, говоря:

— Там Караси идут с мешком! Можно я сделаю вид, что принимаю товар? Во будет хохма!

— Давай вместе, — наполовину согласился я. — Только не глумись и не дорывайся, хорошо?

Потирая руки, Сашка кивнула. О, как перекосило Карасиху, когда она увидела с весами своего заклятого врага! Остановилась. Поставила мешок у ног. Карась обернулся к ней, выпучил глаза: что, мол? Она мотнула головой. Развернулась и зашагала прочь, а Санек притащил два мешка отборного лесного ореха, палый тоже был, но немного, и я принял товар по сто пятьдесят рублей, а всего получилось девять килограммов. Карась заработал тысячу триста пятьдесят рублей и ускакал довольный.

Народ тянулся до полшестого. Закончили мы в шесть, потому что ждали женщину, которая перебирала свой товар, у нее получилось шесть килограммов и заработок — тысяча двести.

Наконец все разошлись, и остались мы вшестером: я, Борис, Каналья, Гаечка, Илья, Ян — на площадке, усыпанной ореховой скорлупой. Гаечка соорудила веник из хвоща, растущего вдоль речки, смела мусор с асфальта.

Мы рассортировали товар. В итоге вышло около двадцати килограммов крупного фундука и столько же лесного, потратил я двенадцать тысяч шестьсот. Это деду на восемь дней торговли и тысяч на двадцать чистой прибыли.

— План работает! — потер руки Борис.

Каналья почесал в затылке.

— Осталось дотащить это все в Васильевку.

— Давай оставим часть здесь, завтра на машине заберем, когда вы за мной приедете, — предложил я. — А часть я сейчас привезу на мопеде, это все еще высушить надо.

— Вариант, — кивнул Каналья. — Куда понесем товар? К тебе домой? Сейчас разделим, что и куда, ребята, покараулите? Мы вернемся и все заберем.

— Да зачем? — возразил я. — Есть мопед, давайте его нагрузим, как осла, чтобы не на горбу мешки тащить. Только веревка нужна, чтобы все скрепить.

— Я сгоняю! — вызвался Ян.

— Я с тобой! — поддержал его Борис, и они рванули к дому Ильи.

— И мы на базу, — сказала Гаечка. — Тебя сегодня не ждать?

— Не успею, — вздохнул я. — Только завра вечером соберемся, подведем итоги дня и потренируемся. Ты бы сходила к Алисе. Она не будет тебя сторониться.

— Так и хочу, — сказала Саша.

Илья пожал мою руку.

— Удачи. Опять ты вечно в мыле, и не поговорить… — Он помолчал немного и сказал так, чтобы понял только я: — Помнишь тот разговор перед реформой?

Я кивнул, дескать, понял: речь о моем признании, что я обладаю знаниями о будущем.

— Я был неправ, — сказал Илья.

— Мы еще поговорим об этом, — пообещал я, и друзья ушли, оставив нас с Канальей дожидаться веревку.

За эти три месяца Каналья изменился до неузнаваемости, лишь мешки под глазами говорили о том, что у него есть проблемы со здоровьем. Желтоватая кожа приобрела нормальный оттенок, взгляд стал цепким и осмысленным, выражение лица — хищным. Никто и никогда не скажет, что недавно этот человек валялся под заборами и копал огороды за бутылку самогона и еду. Девушки, вон, с ним заигрывают.

И тут меня посетила одна идея, за которую я тотчас ухватился:

— Дядь Леша, вы же афганец!

— Ну да…

— И в Союзе ветеранов состоите?

— Нет, — мотнул головой он.

— Но можете вступить. И знакомые там у вас наверняка есть. Есть же?

— Ну-у-у… разошлись с ними дорожки. Сто лет никого не видел. Почему ты спрашиваешь?

Я решил сразу раскрыть карты.

— Одноклассника бандиты прессуют. Его отец якобы занял у них денег, а потом его убили и ограбили. Кто — непонятно, возможно, они же. А жену на счетчик поставили. Хотят дом отжать. Нужно выяснить, был ли долг, если да, сколько денег занимал покойный. И необходимы люди, которые за вознаграждение помогут семье не остаться на улице. Я слышал, что афганцы решают такие вопросы.

Каналья задумался, пригладил зачесанные назад волосы, посмотрел на меня пристально.

— Если тебе это действительно нужно, я попытаюсь выяснить. Но в Союз вступать не буду, чтобы не участвовать во всяком… незаконном. Если уж начинать с нуля, то не так.

Подумалось, что крыша в лице афганцев очень пригодилась бы в будущем. Но Каналье, конечно, виднее. Если ты ходишь по грязи, невозможно остаться чистым.

— И еще, — добавил я. — Нам нужен хороший тренер самбо. Чтобы ездил к нам три раза в неделю, за деньги, конечно же.

— Это вряд ли. Они формируют собственные боевые отряды, конкуренция им ни к чему. Все хорошие спецы при деле.

Пока мы разговаривали, вернулся взмокший от бега Ян с веревкой и ножницами и сразу же рванул назад. Мы с Канальей навьючили мопед, и Карп превратился в Ишака.

Возле нашего подъезда Каналья остался прилаживать клетчатую сумку к багажнику, а я поволок мешки домой, рассчитывая, что там будет мама. Наташка, скорее всего, на репетиции.

Так и оказалось. Мама выбежала из кухни, спросила:

— Ну как, получилось?

— Ага, — кивнул я. — Пусть мешки побудут тут.

— Ты убегаешь, что ли? — удивилась она.

— Да, бабушку проведаю, вернусь ночью. А завтра мешки заберем на машине

— Хоть поужинай. Я жаркое приготовила, очень вкусное.

— Пощади! — Я сложил руки на груди в молитвенном жесте. — Меня еще бабушка кормить будет. Лопну же! Да и дядя Леша ждет…

Мама погрустнела и прошептала:

— Вы так отдалились, дома не бываете. Для кого же я готовила?

— Покорми дядю Лешу. Наверняка голодный, как волк. Он здорово мне помог.

Мое предложение воодушевления не вызвало, мама вздохнула: