— Браво! — оценила Джусь. — Минаев — четыре, Яна — пять.

— Сучка, — прошипела Гаечка. — Ну давай, овца, расскажи что-нибудь!

Но ни наших, ни Барановцев-Райковцев больше не спросили. Отвечала Ниженко — на трояк наговорила. И Подберезная — получила четверку, причем снова из-за каверзного вопроса Барановой.

— Пашка, на английском вся надежда на тебя! — сказала на перемене Гаечка.

И мне подумалось, что для них это противостояние — не игра, а серьезная война. Если бы не память взрослого и не послезнание, что такое настоящая война и настоящие взрослые интриги, для меня тоже было бы так.

Английский у нас вели два учителя, и класс делился на группы. Более-менее сильные ученики шли к Илоне Анатольевне, кто послабее, включая «ашек», — к Розе Джураевне.

Наша менее многочисленная, но более способная группа состояла из десяти человек: я, Илья, Гаечка, Памфилов, Баранова, Заячковская, Райко, Кабанов, Попова, Белинская.

Илона Анатольевна никогда не опаздывала, являла собой образец немецкой пунктуальности и английской аристократичности. Светловолосая, высокая, поджарая, она и одевалась, как англичанка: жилеты, белоснежные блузы, брюки различных фасонов, иногда даже клетчатые.

Как только прозвучал звонок, Илона Анатольевна по-английски поздоровалась, спросила, кто дежурный и кто отсутствует. Заячковская ответила, что все на месте.

Сидели мы по одному, освободив для письменных опросов первые три парты в ряду у окна. Перед тем, как перейти к проверке домашнего задания, мы повторили звуки.

Раньше я не любил английский, потому что на нем не пропетляешь и нужно было серьезно готовиться: мы на каждом уроке получали оценки, много говорили, много писали. Лишь со временем я понял, какую великолепную базу в нас заложила Илона Анатольевна, и неплохим английским я обязан именно ей. Ну и, конечно — любви к иностранному року. Можно сказать, у меня английский песенный.

Задания учительница придумывала каждый раз новые, они не повторялись. Письменно отвечать она вызывала в основном интровертов и технарей — тех, для кого выступать публично было больно. Сегодня писали самостоятельную Илья, Кабанов, Белинская, Попова, Райко.

Так, значит, баттл — мы с Гаечкой против Барановой. Все против нас с Гаечкой.

Первым планами на будущее делился Ден Памфилов: он собрался хорошо учиться, по выходным подрабатывать сбором винограда, чтобы купить подарки на новый год родителям. Никто дополнительных вопросов ему не задал, а Баранова своих не топила. К своим относились Памфилов, Семеняк и иногда — Попова.

Затем чести быть выслушанным удостоился я. Раньше я без интонации рассказывал то, что зазубрил. Теперь же бояться мне было нечего, я раскрепостился и превратил свой рассказ в выступление о том, как важно иметь собственную комнату, заниматься любимым делом, и в моих планах — построить большой дом, где будут собираться друзья, а брат устроит мастерскую.

— Это очень хорошо! — оценила Илона Анатольевна, она говорила на уроках только по-английски. — Ты серьезно занимался летом?

— Много слушал «Битлз», — отшутился я по-английски.

— Какая у тебя любимая песня? — спросила учительница — не чтобы завалить, а ей было интересно, на что я способен.

Я скосил глаза на Баранову, которая, поглядывая на меня, делала наброски будущих вопросов.

— «Мишель», я ее даже перевел. Она посвящена стюардессе, которую задавила толпа. Когда переводил песню, я столкнулся со сложностями: в тексте есть французские слова, и пришлось искать оригинал текста в библиотеке.

— Великолепно, Павел! Это пять!

— У меня есть вопрос! — проговорила Баранова с задней парты, естественно, по-английски.

— Задавай свой вопрос, — дала добро Илона, радующаяся тому, что дети стали так интересоваться предметом, и не видя в действиях Барановой ничего недоброго.

— Павел, ты говорил, что собрался построить дом. Из каких материалов?

— Сперва хотел ледяной, потом решил — лубяной, но передумал. Мой дом будет каменным, с большой верандой и подвалом.

— А где ты возьмешь столько много денег? — спросила Баранова. — Это будет сложно!

— С удовольствием выслушаю твои советы. Они у тебя есть? Как думаешь, достаточно ли перспективна тема с бартером?

Память взрослого услужливо подставляла нужные слова, пластичный юный разум складывал их в предложения. Возможно, где-то я и ошибался, но ошибки были незначительными. Учительница все больше и больше округляла глаза, Баранова — тушевалась, поглядывал на Памфилова, который качал головой — мол, нет, я пас.

Услышав незнакомые слова, Янка посчитала, что разумнее свернуть диалог.

— Спасибо, Павел, за ответ.

— Павел, «пять»! — повторила учительница. — Это невиданный прогресс! А теперь планами на будущее поделится Яна Баранова.

Хотелось потереть руки, но жест слишком явно раскрывал мой настрой, потому я сделал это мысленно. Уверенная в том, что я побоюсь отзеркалить ее действия, Баранова поднялась и начала рассказ — крепкий ученический рассказ, заученный заранее, состоящий из простых коротких предложений.

— Я давно занимаюсь баскетболом. Я состою в городской сборной. Мы ездим на соревнования и часто выигрываем. В октябре мы поедем на соревнования в Минеральные воды. Это будет на каникулы. Потом я планирую посетить Саратов. Я уже купила билет…

Точнее, несовсем купила: «I will go to Saratov in June. I’ve already bought train tickets». Попалась!

Когда она закончила, я поднял руку и по-английски спросил:

— Are these your plans or suppositions? — То есть это твои планы или предположения?

— Конечно планы! Я уже купила билет! — ответила она, не понимая, куда я клоню.

— Если мы говорим о своих планах, подкрепленных стопроцентной уверенностью в их осуществлении, мы должны использовать время present progressive. Значит, твое предложение должно звучать: «I» m going to Saratov in June. I’ve already bought train tickets'. Способы выражения будущего времени мы проходили еще в седьмом классе.

Гаечка ядовито улыбнулась. Янка поджала губы. Учительница посмотрела на меня с неодобрением и констатировала:

— Павел прав. Ты ошиблась, Яна. «Четыре».

— Ты об этом пожалеешь, — прошипела Баранова, когда учительница отвернулась.

Илона Анатольевна вскинула голову, а я пропел строку из «Депеш Мод»:

— Try walking in my shoes!

Пришла очередь Заячковской отвечать. Она готовилась, говорила без запинки заученными предложениями: буду учиться, хочу поступить в юридический и работать в суде. Чтобы вопрос, адресованный Барановой, не выглядел так демонстративно, я не обделил вниманием и Женю:

— Нравится ли тебе юриспруденция, или это вопрос престижа?

— Конечно нравится, — закивала Заячковская. — Это интересно. И это — общаться с людьми.

После рассказывала Гаечка, я ее вчера натаскал, она без запинки говорила, что ей нравится творчество, нравится работать со словом и сочинять истории, потому она хочет стать писателем.

Я спросил:

— Какой твой любимый писатель?

— Рей Бредбери, — не задумываясь ответила она.

Баранова включилась в игру:

— Почему тебе нравится именно Бредбери?

Как раз вчера мы готовили ответ на этот вопрос, и прозвучал он красиво:

— Его книги не просто интересные, но и берут за душу.

— Какое твое любимое произведение? — не сдавалась Баранова.

И это мы тоже подготовили:

— Рассказ «Ревун». Он очень грустный, в нем рассказывается о маяке и морском чудовище, которому в зове маяка послышался голос другого такого же чудовища.

— Какие еще произведения…

— Яна, спасибо, достаточно, — остановила учительница Баранову. — Саша, молодец, «пять».

Илона Анатольевна снова посмотрела на меня, и в ее взгляде я прочел понимание. Собрав самостоятельные у тех, кто отвечал письменно, она повернулась к доске и написала тему сегодняшнего урока.

Гайка, сидящая впереди, повернулась и показала мне «класс». Илья хлопнул по спине. Они выиграли маленькое сражение и торжествуют. Не они — мы выиграли!