Шарина откатилась от тела, подобрала под себя ноги, и, задержав дыхание, вытерла лезвие своего ножа о мантию волшебника. Капюшон Блэка соскользнул, и с его плоти потекла отвратительная жидкость. Обнаженный череп не принадлежал ни человеку, ни какому-либо животному, с которым Шарина была знакома. Выпуклый череп резко сужался к узким челюстям, которые поворачивались вбок, а не вертикально.

Берн оторвал взгляд от останков скорпиона и усмехнулся. — Держу пари, что у меня вкуснее, — сказал он, поднял свою заостренную мордочку и добавил: — Спасибо, мама! — Все… меняется.

Шарина стояла в лучах света, который не ослеплял ее. Она больше не была во сне, или не только там. Она слышала голоса, молитвы; их было больше, чем она могла сосчитать, но каждая была отчетливой и значимой. — Божья Матерь, сохрани нас от зла! Владычица, спаси меня/нас/человечество! Владычица, даруй нам свое милосердие в этот час испытаний! Множество голосов, отчаянных, но полных надежды. Люди преклоняли колени перед храмами, останавливались в полях, скашивая зерно, и стояли перед окнами хижин, чтобы посмотреть в ту сторону, куда ушли их мужчины. Владычица, сохрани нас!

Мир перевернулся у Шарины под ногами. Армии готовились к битве. Она вложила свой нож в ножны; его время истекло. Гроза, собиравшаяся на юге, теперь неслась на нее, принимая человеческий облик. Он был окутан облаками, и из его рук вырывались молнии. Божья Матерь, сохрани нас!

***

— Это не наша вина, — взмолилась Принцесса Перрина. Илна почувствовала насмешку, но не позволила ей сорваться с ее губ. По ее опыту, никто не говорил так, если не был уверен, что это его вина. — Мы тоже были пленниками, — добавил Перрин. — Даже когда мы выходили в реальный мир, наши родители оставались здесь, в руках Короля. У нас не было выбора!

Из толпы вышли пожилые женщины в шелках и золотых кружевах, чтобы обнять Короля Перуса. Они плакали безнадежно, беспомощно. Это была слабость, а Илна презирала слабость. Тем не менее, пожилая пара не хныкала и не лгала, как их отпрыски. Она начала распутывать узлы узора, который уничтожил Короля Человечества. Она не плакала, когда были убиты Чалкус и Мерота. Было бы лучше, если бы она могла это сделать?

Хервир опустился перед ней на колени, коснувшись лбом пола, прежде чем подняться. — Ваша светлость, — сказал он, его язык заплетался от переполнявших его эмоций.

— Я не леди! — ответила Илна в полной  уверенности. Она снова осмотрела зал, отчасти для того, чтобы не видеть преданности в глазах Хервира. — Почему эта обезьяна заточила так много людей под землей? — спросила она. — Просто из жестокости? Потому что с помощью наркотика, который он вам давал, он мог бы отправить вас всех работать в поле, и вы бы все равно не сбежали.

— Это, между прочим, тюрьма, ваша светлость, — отозвался Хервир. Илна не стала поправлять его снова, потому что, очевидно, это было бы пустой тратой времени, но ее пальцы начали выводить новый узор. — Это тронный зал бога. Полируя стены, мы, рабы короля-обезьяны, вкладывали в камень всю свою душу.

На лице Илны отразилась кислая мысль. — Должно быть, это из-за наркотика, — сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к подобострастному торговцу. — Поклоняться такому чудовищу, уродливому зверю!

Усун неторопливо подошел к ней, поигрывая посохом. Он усмехнулся и сказал: — Ты наверняка видела людей и похлеще, Илна? Они будут поклоняться любому сильному человеку, который будет ими командовать. Если он скажет им, что они никчемные отбросы, годные только на то, чтобы приносить себя в жертву и работать на него, тем лучше! Уперев руки в бока, маленький человечек оглядел огромную, освещенную изнутри пещеру. — И они правы, не так ли? — добавил он. — Люди — никчемные рабы.

Илна с холодной яростью уставилась на Усуна, ее пальцы вывели узор, который должен был... Маленький человечек ухмыльнулся ей. Он провоцировал ее на реакцию относительно ее собственных чувств, о которых Илна и не подозревала.

— Нет, они не такие, — тихо ответила Илна. — Как мы с тобой оба знаем. И, вероятно, для тебя это стало меньшим сюрпризом, чем для меня. Она подняла ткань, которую начала вязать, и принялась распутывать узелки. — Ты очень умный человек, Мастер Усун, — сказала она. — Иногда, возможно, слишком умен для твоей же собственной безопасности.

— Не было бы никакой опасности, если бы ты действовала, не подумав, — сказал Усун, все еще ухмыляясь. — Если только я не недооценил твою сообразительность. Если бы я допустил подобную ошибку, я бы заслужил наказание, не так ли, Илна?

Она рассмеялась, что случалось  очень редко. Она повернулась и обратилась к бывшим пленникам: — Теперь вы все свободны. Мы вернемся на поверхность, а потом... — И что потом? Вернемся в реальный мир? Судя по тому, что сказали Хервир и король обезьян, некоторые из пленников провели в этой дыре тысячи лет. — А потом мы решим, что делать.

Ее голос звучал лучше, чем следовало бы; он заполнил всю светящуюся пещеру, несмотря на вздохи и молитвы пленников. Может быть, когда они окажутся в долине света, те, кто захочет остаться, смогут основать собственное королевство, что-то в этом роде. Гаррик, несомненно, поможет тем, кто захочет жить в реальном мире. — А пока покиньте это место! Перрин, ты и твоя сестра, проводите их. Сейчас же!

Открылась дверь. Женщина, чье изображение было вырезано на внешней стороне двери, вошла в комнату. Она была вдвое выше Илны, облаченная в доспехи, сверкающие, как черный жемчуг. Острия трезубца в ее правой руке зловеще поблескивали. — Я — Хили, Королева Ада! — закричала она. — Поклоняйтесь мне, рабы! Вы мои навеки!

***

Ветер был похлеще северо-восточных штормов, которые иногда обрушивались на деревушку Барка, но на этот раз Кэшел несся сквозь миры и эпохи, не подгоняемый, а несущийся вперед. Горы качались под ним; огромные моря вздымались бурлящими волнами перед его натиском.

Кэшел рассмеялся от радости, но продолжал крепко сжимать посох. Он знал, что скоро тот ему понадобится. Не ощущая более движения, Кэшел стоял на Камне Вопросов во дворе Древесного Оракула. Лайана стояла слева от него, Расиль — справа, а Горанда не было видно. Кэшел повернулся, а женщины, молча, оглядывались по сторонам. Ни одна из них не была из тех, кто говорит, чтобы просто пошевелить губами. Они были хорошими товарищами в трудную минуту, которая, вероятно, могло произойти в любой момент. Когда Кэшел оказался в ограде, в ней больше никого не было, но Аминей и еще двое пухлых мужчин средних лет вышли из помещения для священников мгновением позже.

Один из незнакомцев вел козу, у другого в руках был винный кувшин с вощеной пробкой, покрытый красивой голубой глазурью. Аминей держал чашу, нож с гравированным бронзовым лезвием и сложенный кусок красной ткани. Они разговаривали друг с другом и не видели Кэшела и его друзей, пока Лайана не сказала: — Добрый день, Мастер Аминей.

Жрец с вином закричал: — Духи! — и швырнул кувшин через плечо, когда его конечности свело судорогой. Козел тоже убежал, метнувшись через ограду. Кирпичная стена там начала рушиться, и козел, казалось, заметил это так же верно, как и Кэшел.

— Мастер Кэшел! — обратился Аминей. — Как... где... как вы сюда попали? Священник, потерявший козу, сел на землю, как маленький мальчик, и закрыл лицо руками. — О, да поможет нам Владычица! — прошептал он и заплакал.

Кэшел услышал УДАР! — глухой сильный, звук выстрела из катапульты. Рычаг катапульты уперся в упор, выбросив камень, а затем задние ноги рамы с грохотом опустились на зубцы стены. Еще недавно он не узнал бы этот звук. С тех пор как он покинул деревушку Барка, он часто бывал в окружении армий, даже слишком часто. Кэшел не возражал против драки, но война больше походила на бойню, чем на сражение. Он не любил скотобойни, даже когда там резали овец.

— Здесь появились пираты? — спросил он.

— Да, да! — ответил Аминей. — Они еще не выпустили Червя, но мы знаем, что это произойдет через некоторое время. Мы — я и мои коллеги — пришли сюда, чтобы попросить Дерево прислать к нам чемпиона Горанда, а все остальные на стенах.