— Ах, — выдохнула Шарина. Кажется, она слишком часто сегодня ахает... — Вы уходите от них? Покидаете шоу?

— Только не думайте, что я обращаюсь с ними несправедливо! Берн резко пискнул, выпрямляясь на подушке. — Конечно, они не захватывали меня, и тот факт, что они верят в это, является удивительным оскорблением. Конечно, для самого низкого интеллекта, очевидно, что ни один замок, который может открыть человек, не выше моих… Он поднял переднюю лапу и растопырил пальцы с их крошечными коготками. — ... деликатности и ума, чтобы открыть его.

— Я думаю... — начала Шарина, отвечая на подразумеваемый вопрос вместо того, чтобы рассматривать его как риторический прием. Она решила обсудить вопрос на интеллектуальном уровне. — Думаю, они не могли думать о вас иначе, как о животном. Даже когда вы говорили и тренировались с ними в акробатике. Они не позволяли себе поверить в то, что они действительно знали. И она поджала губы. — Я думаю, вы тренировались…

— Конечно, мы тренировались, — язвительно ответил Берн. — Неважно, насколько опытным может быть человек — а я признаю, что семья Серулли опытная; я не случайно выбрал их для своих целей. Но, несмотря на это, правильный выбор времени зависит только от практики. Он улегся на живот, подтянув под себя конечности. — Они относились ко мне хорошо — за исключением отсутствия интеллектуального общения, конечно. Но они, более чем, получили пользу от моего общения с ними. Я ничем им не обязан, Принцесса, так что вам не нужно чувствовать, что вы причинили им вред, потому что вместо них я решил примкнуть к вам.

— Прошу прощения? — резко сказала Шарина. Она встала, раскачивая кровать на веревочной подвеске.

Берн подождал, пока кровать успокоится, прежде чем сесть на корточки. — Да, я присоединяюсь к вам сейчас, — сказал он. — Я не буду притворяться, что у меня нет собственных причин для этого, точно так же, как я предпочел жизнь с шарлатанами жизни с крысами. С другими крысами. Для этого мира наступают трудные времена, и я подозреваю, что с вами он будет в большей безопасности, чем где-либо еще. Он снова пригладил свои усы и добавил: — В долгосрочной перспективе, конечно. Ближайшее будущее, вероятно, станет неприятно волнующим.

На серебряном подносе у кровати стоял глиняный кувшин с перевернутым на горлышко стаканом. Хотя стакан был покрыт глазурью, а сам кувшин — нет; вода просачивалась сквозь стенки, охлаждая оставшееся содержимое. Шарина наполнила стакан и выпила.

— Я и сам испытываю сильную жажду, — многозначительно сказала крыса. Шарина сделала паузу. — «Если бы я была дома в деревушке Барка и обнаружила крысу в своей спальне, я бы…» Но деревушка Барка больше не была домом, и даже когда Шарина была служанкой в гостинице, она, вероятно, поколебалась бы, прежде чем пытаться раздавить говорящую крысу. Она усмехнулась, и подумала: — «Надеюсь, у меня хватило бы здравого смысла».

Она налила немного воды в поднос. Он стоял не идеально ровно, поэтому вдоль одного приподнятого края образовалась неглубокая лужица. — Хорошо, — сказала она.

Берн перепрыгнул с подушки на стол, и наклонился, быстро двигая языком, но его яркие черные глаза по-прежнему были устремлены на Шарину. — Я составлю вам хорошую компанию, — сказал он, снова поднимая голову, — а также буду полезен. Например... Берн вскочил с прикроватного столика, грохнув подносом от внезапности своего прыжка. Шарина инстинктивно отпрянула, но крыса ударилась о стену на расстоянии вытянутой руки от нее и спрыгнула на пол. В передних лапах у нее был зажат скорпион длиной с палец. Острые зубы быстро щелкнули, отсекая жало. Его лапы ослабили хватку; зубы щелкнули еще дважды, перекусывая клешни скорпиона.

— Скорпион такого размера на самом деле не опасен, — непринужденно сказал Берн, — но он может передавать информацию в места, о которых мы предпочли бы не знать. Он начал есть скорпиона, начиная с головы; кусочки черного хитина усеяли мраморный пол вокруг него. Он помолчал, прочищая мордочку длинным языком. — Буду полезным, как я вам говорил, — сказал он.

Шарина хихикнула. Она предположила, что это реакция. Она убрала большой нож в ножны во второй раз за сегодняшний вечер. — Хорошо, Мастер Берн, — сказала она. — Но я оплачу вашим бывшим, гм, коллегам. Значительную выплату. Она снова хихикнула. Хвост скорпиона, который еще дергался, выпал из пасти крысы. — Я вижу, — сказала Шарина, — что прокормить вас будет недорого.

— Барак кнефи... — промолвила Бринчиза, опускаясь на колени перед базальтовым валуном, который первоначально был размером с детский череп, но теперь раскололся пополам. Внутренняя полость была выложена кристаллами аметиста. Она использовала их, чтобы изобразить фигуру, как большинство волшебников, за которыми наблюдала Илна.

— Барича! Вместо вспышки волшебного света от валуна во все стороны распространилась голубоватая дымка. Она была такой же слабой, как отблеск лунного света на перламутре; Илна видела только границу между светом и не-светом, движущуюся наружу со скоростью бегущего человека, и исчезла за стенами мастерской. Она почувствовала лишь слабое покалывание, когда свет прошел через ее тело, и даже могло быть просто ожиданием того, что она должна что-то почувствовать.

Ингенс стоял лицом к нише, чтобы случайно не увидеть, что делает Бринчиза. Он никак не отреагировал на дымку; вероятно, он ее не заметил. Волшебница поднялась на ноги, затем замерла с закрытыми глазами и покачнулась. — Нет, нет, — резко сказала она, когда Илна протянула руку, чтобы поддержать ее. — Со мной все в порядке. Идем, эффект должен продержаться до рассвета, но мы не знаем, сколько времени займут наши дела с гробницей. Мастер Ингенс, возьмите веревку.

Илна коротко кивнула. Она находила манеры Бринчизы резкими и неприятными, что позабавило бы ее бывших соседей по деревушке Барка. С другой стороны, Бринчиза была похвально деловой и, очевидно, умелой в своем искусстве. Возможно, неприязнь Илны была просто вызвана тем, что подобное отталкивало подобное.

Хотя, Илна, в конце концов, разорвала связь с силами Ада, от которых она получила свои навыки. У Бринчизы вполне могли быть те же учителя; но если так, Илна сомневалась, что та порвала с ними.

Бринчиза первой спустилась по лестнице. Пока волшебница не добралась до первой площадки, она опиралась на перила, но внизу стала полностью контролировать равновесие. Одетый в темное, слуга ждал у входа. Илна ожидала, что он откроет им дверь на улицу, но вместо этого мужчина остался там, где был. Когда они проходили мимо, она поняла, что глаза слуги открыты и пристально смотрят: он был парализован заклинанием.

Полная луна освещала тропинку вверх по утесу. Илна подумала — имеет ли фаза луны какое-либо отношение к происходящим делам, но Бринчиза была единственным человеком, кто мог это знать. Она сказала бы не больше того, что ее устраивало, и была бы рада, что Илна обеспокоена. Что, конечно, и было. Она не боялась умереть и не беспокоилась о том, что выдержит испытание, которое ждало ее в могиле. Илна не считала себя высокомерной, но она до мозга костей верила, что справится с любой задачей, связанной с волокнами или тканями.

Ночь была тиха, если не считать шелеста ветерка в соснах, прильнувших к скале. Их ноги скребли по тропинке, и иногда Ингенс кряхтел под тяжестью мотка веревки; это были единственные звуки. Неопределенность того, с чем столкнулась Илна — по крайней мере, в этом они с секретарем были заодно — вот что беспокоило ее. Пока они поднимались, ее пальцы вязали узоры: одни будут направлять ее, а другие помогут справиться с угрозами, с которыми они могут столкнуться. Так же быстро, как связала один, она убрала его, и принялась за другой; они занимали только ее пальцы. Ответ придет в свое время.

— Здесь, — сказала Бринчиза. Они достигли вершины обрыва. — Сначала мы откатим камень. Ингенс, положи веревку к столбу. Ты можешь привязать ее позже.