— Враги Бога вокруг нас! — закричал Платт. — Бегите, братья мои!

— Хватайте его, ребята! — проревел солдат из группы, приближавшейся с противоположного конца кладбища. Все бросились вперед и закричали.

Когда проповедник выкрикнул свое предупреждение, он повернулся и спрыгнул с жертвенника. Шарина потеряла его из виду, но побежала туда, где он должен был быть. Каменные ящики и перепуганные зрители превратили это действие скорее в полосу препятствий, чем в обычный забег, но, как и ожидалось, она увидела Платта мгновением позже; выбеленный халат выделялся, как пламя.

— Вот он! — крикнул один из людей Дайзарта, протискиваясь между двумя солдатами и хватая проповедника за руку.

— Не бейте его! — закричал гражданский агент, хватая другого за плечо и зажимая голову Платта под мышкой, чтобы солдаты не били его дубинками.

— Нам нужно, чтобы он мог говорить! — сказал Дайзарт, подняв руки, чтобы помешать другим солдатам, наброситься на Платта. — Мы взяли его! Отойдите с дороги!

— Мы схватили его! — крикнул кто-то с другой стороны больших могил.

— Мастер Дайзарт, мы его поймали! Вот он, клянусь Пастырем! — крикнул солдат далеко в восточном конце кладбища. — Передайте Престеру, что мы его поймали!

Шарина откинула белый капюшон пленника. Солдат щелкнул створкой фонаря, который он нес, и желтый свет свечи упал на лицо пленника. Это был ничем не примечательный мужчина со слабым подбородком и высоким лбом.

— Это Платт? — потребовала Шарина.

— Я Платт! — подтвердил человек. — Я голос Лорда Скорпиона!

— Ну, я не знаю, ваше высочество, — сказал Дайзарт, заламывая руки. — Он соответствует описанию подозреваемого, но я сам никогда не видел Платта. Ему явно не хотелось делать это признание, но он не колебался. Как сказала Лайана, он был порядочным человеком.

— Мы поймали этого человека, ваша светлость! — сообщил Престер, похлопывая по своей левой ладони своим жезлом из твердой древесины. Ветеран сам был похож на кусок дубового корня, старый, гибкий и очень крепкий. — Я думаю, нам придется нести его, но мы никак не оценили его лицо.

Мужчина, которого двое солдат несли позади Престера, был ниже ростом, чем пленник, которого поймала группа Шарины. Но его лицо — с учетом судорог агонии, которые время от времени сотрясали его — соответствовало тому же словесному описанию. По крайней мере, одно из его коленей было сломано.

— Нет, я Платт! — заявил мужчина у ног Шарины.

— Ваша светлость, — прощебетал Берн тонким голосом, который, тем не менее, прорезал ночную неразбериху. Крыса, должно быть, научилась говорить далеко слышным, актерским голосом, когда была в труппе шарлатанов. — У меня здесь настоящий Платт, но я не могу привести его к вам.

— Кто это? — спросил Престер, поворачивая голову. — Значит, мы взяли не того?

— Если вы это сделали, то вы были не одиноки в своей ошибке, — отозвалась Шарина, карабкаясь по плотному ряду погребальных ящиков, у многих из которых были сломаны крышки или их вообще не было. Дайзарт и Аскор двигались по обе стороны от нее.

Мужчина в темно-синем плаще лежал между двумя гробницами султанов и пытался отползти. Его правая нога свободно болталась позади него: у него было повреждено подколенное сухожилие.

— Он сбросил белое одеяние, — сообщил Берн, сидевший в нише увенчанной куполом гробницы, — а под ним у него было темное. Однако он не мог изменить свой запах. Крыса слизывала кровь со своих усов с явным удовольствием.

Шарина подозревала, что отчасти это было притворством, но оно было очень хорошим.

Упавший человек, несомненно, думал так, потому что он изогнулся, чтобы схватить Берна. Крыса отскочила в сторону, затем запрыгнула Шарине на плечо.

— Я думаю, мы нашли настоящего священника, — сказала Шарина.

— Свяжите ему руки, — резко сказал Дайзарт отряду своих людей, которые теперь собрались вокруг него. — Мы заберем его в мой кабинет во дворце. Люди быстро подошли, чтобы связать пленника. Нахмурившись, Дайзарт добавил: — И проверьте его ногу. Мы не хотим, чтобы он истек кровью из перерезанной артерии, прежде чем мы его допросим.

— Лорд Скорпион непременно поразит вас! — воскликнул Платт. — Истинный Бог отомстит за Своих пророков!

Берн рассмеялся. — Мне очень нравятся скорпионы, Мастер Платт, — сказал он. — Они даже вкуснее креветок.

Голубоватый свет в погребальной пещере был слабым, но Илна обнаружила, что его достаточно, поскольку ее глаза полностью адаптировались к нему. Действительно, казалось, становилось все светлее, когда Усун нашел для них маршрут. Она не могла назвать его дорожкой, не говоря уже о тропинке, но тот факт, что огромный упырь, очевидно, прошел этим путем, означал, что молодая женщина в добром здравии могла сделать то же самое.

Маленький человечек остановился, чтобы склониться над грудой упавших сталактитов. — Недавно было землетрясение, — сказал он. — Ну, в любом случае, подземные толчки. Возможно, даже без нас, нашему упырю пришлось бы принимать какие-то меры, чтобы жить в пещере.

— Землетрясение прибило речное судно, на котором я была, к берегу этого острова, — сообщила Илна. — Во всяком случае, к тому, что было островом до Изменения. Я полагаю, что в Гауре и здесь, в пещере, был какой-то эффект, хотя я считаю, что само землетрясение было делом рук Бринчизы.

— Хаттон всегда недооценивал ее, — констатировал Усун, шагая впереди. — Тем не менее, у нее нет силы, чтобы расколоть твердую скалу. Должно быть, уже было какое-то слабое место. Или, может быть, это Изменение разрушило все вот так. Он рассмеялся, хотя Илна заметила, что теперь, когда они напали на след упыря, речь и смех маленького человечка стали приглушенными. У него был трюк — говорить, не повышая голоса. Это был едва слышный шепот, но она отчетливо слышала каждое слово сквозь шорох и глубокое, бесцельное гудение, наполнившее пещеру.

— И один оползень, скорее всего, приведет к еще большему, — весело сказал Усун. — Что ж, если повезет, мы выберемся отсюда до того, как это случится. И упырь, теперь, когда мы идем за ним, ни о чем не будет беспокоиться.

Губы Илны скривились от отвращения. Маленький человечек хвастался, и он хвастался также от ее имени. Многие люди не видели в этом ничего плохого. Ее хмурый взгляд сменился кривой улыбкой. В этом, как и во многих других вещах, многие были неправы, а Илна ос-Кенсет была права. Но она не думала, что сможет переубедить их.

За узким проходом, ведущим в погребальную пещеру, высота пещеры увеличивалась, чего Илна не смогла бы увидеть при свете фонаря. Только голубое свечение скал делало их видимыми. Бесчисленные обломки выступали из гладкой текучей породы потолка; с некоторых снова капала насыщенная известью вода, которая давным-давно замерзла в огромных сталактитах, чьи разбитые останки устилали пол пещеры. Многие куски были размером со стволы деревьев, рифленые и ребристые из-за веков их созидания.

Илна подошла к вере в сверхъестественное, когда почувствовала, что камень обладает сознанием и что он ненавидит ее. Конечно, ее несомненная неуклюжесть в обращении с камнем показывала, что, по крайней мере, его присутствие влияет на ее разум.

Усун мог протиснуться под некоторыми колоннами, через которые Илне пришлось бы с трудом перелезать, но вместо этого маленький человечек вел ее кружным путем, который не требовал от нее ничего более сложного, чем высоко шагать или сгибаться в поясе.

Возможно, ей было бы разумнее оставить руки свободными, чтобы она могла схватиться или подержаться, если ее нога поскользнется на скользких камнях, но Илна вместо этого вязала узоры. Они не были оружием — здесь было недостаточно светло, чтобы они были эффективны, — и она не пыталась предсказать исход этого или любого другого начинания.

Она связала узор, который вызвал бы улыбку на лице любого, кто бы его ни увидел, затем распустила и сплела такой, который притупил бы муки голода. Затем узор, который избавил бы от обжигающей душу боли, но оставил бы разум пострадавшего таким же острым, каким он был до того, как ему причинили боль.