— Когда мы оказались под стенами этого великого места, сделанного из камня, — продолжила волшебница, — я подумала, что его великая сила и является оракулом. Это заставило меня усомниться в нашем успехе, ибо подобная сила несравнима  с такими, как я. Она слишком велика для любого человека, будь он из Истинного Народа или из Народа Обезьян. И они по-своему правдивы, как я теперь вижу. Она склонила голову, чтобы посмотреть на Аминея.

Он, должно быть, почувствовал ее лисью проницательность, но не повернулся, чтобы встретить ее.

— Но это ваше дерево не обладает силой, старейшина, — сказала Расиль. — Дерево выросло здесь из-за силы храма в его центре. И вы боитесь ее.

— Храм очень старый, — тихо отозвался Аминей. — Его стены были из сырцового кирпича. Они исчезли, рассыпались в прах задолго до записей. А записи жрецов Древа, вопросы и ответы, восходят к эпохе, предшествовавшей эпохе Старого Королевства. Он остановился и повернулся лицом, к ним троим. — Я не лгал вам, Мастер Кэшел, — продолжил он. — Мы не знаем о храме ничего, кроме того, что вы сами видите. И если вы предпочитаете думать, что я не проявил бы уважения к месту древнего поклонения, если бы не боялся его, тогда продолжайте верить в это. Но вы ошибаетесь.

Кэшел почувствовал себя неуютно. Он не сожалел о том, что сказал свое мнение, но теперь казалось, что у священника не было никаких дурных намерений, когда он не хотел это обсуждать. — Я так не думаю, сэр, — сказал он. — Вы проявили вежливость по отношению к нам, за что мы вам благодарны.

— Да, — отозвался Аминей, — но, возможно, менее откровенно, чем должен бы человек, опасающийся за свою жизнь, по отношению к своим спасителям, а? Прошу прощения у всех вас. Он снова повернулся и сделал жест левой рукой. — Миледи, — сказал он. — Вот сам оракул.

Кэшел не знал, чего ожидать. В Кафардстауне, в трех днях пути к северу от деревушки Барка, была осиновая роща. Люди говорили, что если в ней спать, Владычица будет говорить с тобой во сне шелестом листьев. Кэшел никогда не видел эту рощу и так или иначе не интересовался ею, но он знал людей, которые совершили путешествие туда. Некоторые говорили, что они получили и ответ. Вдова Бассера попросила деревья — выбрать ей жениха, и вышла замуж за молодого Паруса ор-Уина вместо состоявшегося мужчины ее возраста. Брак сложился удачно, но Бассера была умницей, которая, возможно, решила заручиться поддержкой Владычицы в выборе, сделанном ее собственным умом. Здесь же, в Дариаде…

На земле стоял плоский камень — полированный черный гранит в локоть шириной, а не местный известняк, как фундамент старого храма. Хотя камень был огранен так, чтобы быть округлым, на поверхности было выгравировано множество фигур, расположенных друг внутри друга, от треугольника до чего-то с большим количеством сторон, чем Кэшел мог сосчитать на пальцах обеих рук. Описывая Дерево, можно было бы сказать, что оно напоминает мангровые заросли, которые Кэшел видел в своих путешествиях. Однако оно было совсем не похоже на то, как оно выглядело на самом деле, потому что его отдельные стволы были толщиной со стволы больших дубов. Из ближайшего ствола торчала ветка толще, чем Кэшел мог обхватить обеими руками. С нее почти до земли перед гранитной плитой свисал стручок с семенами. Этот стручок был огромным, больше Кэшела во всех измерениях. Его оболочка стала коричневой, такой же темной, как сердцевина грецкого ореха, а шов, идущий от кончика к ножке, был почти черным. Этот шов начал расходиться вверху. Внутри стручка было лицо человека с закрытыми глазами. Он был такого же темно-коричневого цвета, как и оболочка вокруг него.

— Я привел вас к оракулу, миледи, — сказал Аминей, протягивая руку к стручку. — Челобитчик всегда задает свои вопросы сам. Мы, жрецы, просто занимаемся административными делами.

— Спасибо, Мастер Аминей, — сказала Лайана. Она казалась немного озадаченной. — Кто… кто из нас будет спрашивать?

Священник пожал плечами. — Это зависит от вас, — ответил он. — Я уже объяснял, что оракул отказался сообщить нам — жрецам Древа — что-либо, кроме того факта, что Червь придет на Дариаду независимо от того, что мы пожелаем или сделаем.

— Хорошо, — сказала Лайана, коротко, кивнув. — Расиль, это ваше дело. Обращаясь к жрецу, она добавила: — Мастер Аминей, есть ли форма, которую нужно использовать, обращаясь к оракулу?

Аминей снова пожал плечами. — Дерево заговорит, если захочет, — ответил он.

Расиль встала на плиту, осторожно поставив обе ноги в треугольник, который был самой внутренней формой. Прежде чем она успела заговорить, глаза внутри стручка открылись. — «А я решил, что это статуя», — подумал Кэшел. — «Резная статуя…»

— Какое мне дело до Корла? — сказала деревянная голова. — Кроме как убить его за оскорбление мира, который дан людям. Или ты думаешь, что, поскольку ты волшебница, ты можешь заставить меня говорить?

— Если ты знаешь мою сущность... —  сказала Расиль, стоя настолько прямо, насколько позволяли ее бедра. Кэшел видел лицо волшебницы, когда она столкнулась с драконом, который только что разорвал мускулистого вождя Корлов в клочья. Тогда она также показала яростную уверенность в том, что, хотя она и умрет, она умрет сражаясь. — Тогда ты знаешь, что я не претендую на власть над такими, как ты.

Лицо «Дерева» рассмеялось. — Я не причиню тебе вреда, — сказало оно. — Но отойди, Корл. Тебе нет места в моем мире.

Расиль поклонилась, затем спрыгнула на землю, больше не касаясь плиты. Лайана, деликатно, но без колебаний, заняла ее место. Дерево снова рассмеялось. Его голос был глубоким баритоном. Он напомнил Кэшелу штормовой ветер, с грохотом проносящийся сквозь полое бревно.

— Приветствую вас, Леди Лайана, — сказало Дерево. — В другой раз я бы поговорил с вами, но сейчас, когда мир людей приближается к своему концу, я вместо вас поговорю с вашим защитником. Кэшел ор-Мэб, встаньте лицом ко мне.

— Да, сэр, — отозвался Кэшел, ступая на гранит. Он держал посох поперек себя на уровне пояса. Это не было угрозой, но показывало, что он не намерен, чтобы им помыкали. Кэшел понял характер Дерева. Он сам имел норов Дерева; и, как он догадался, именно поэтому Дерево позвало его. — Моего отца зовут Кенсет, сэр, — сказал он. — Не Мэб.

Раздался громкий смех Дерева. Вырезанное лицо было красивым, но его линии были такими же твердыми, как дерево, из которого оно было вырезано. — Твой отец был слабаком, — резко сказало Дерево. — Он сделал неправильный выбор и пил, потому что сожалел о нем. Твоя мать Мэб, хотя… да, она не слабая. Как и ее сын. Спроси меня о том, что ты хочешь узнать, Кэшел, сын Мэб.

— Сэр, — обратился Кэшел. Не задумываясь, он развернул посох так, чтобы тот стоял прямо рядом с ним, в правой руке. — Сейчас в мире появился Червь. Как нам его убить, пожалуйста?

— Ни один живущий человек не сможет убить Червя, Кэшел, — ответило Дерево. Его слова грохотали, как отдаленный гром. — Во времена более древние, чем ты можешь себе представить... Глаза переводили взгляд с Кэшела на женщин, точно они были на человеческом лице, а не на деревянном. — В более древние, чем даже Леди Лайана читала в самых старых книгах. В те времена жил герой по имени Горанд. Он был защитником своего народа, как ты — своего, Кэшел. Он победил Червя, когда глупцы впустили его в мир людей.

— Да, сэр, — сказал Кэшел, словно деревянное лицо было другим человеком; но оно говорило как другой человек, и в любом случае это было вежливым поступком. — Вы можете научить меня сделать то, что сделал Горанд? Как победить Червя?

Дерево снова разразилось раскатом смеха. — Нет, Кэшел, я не могу, — ответило оно. — Этому даже ты не сможешь научиться. Ты должен разбудить Горанда и убедить его изгнать Червя для тебя. Чтобы изгнать его ради человечества, как он сделал это раньше.

Кэшел мгновение молчал, убеждаясь, что понял то, что ему только что сказали. Краем глаза он заметил Лайану: ее рот открылся, будто она собиралась что-то сказать, но промолчала. Расиль потянулась и коснулась ее руки. Обе женщины смотрели на него.