— Воин Кэшел? — произнесла Расиль скрипучим голосом. — Я сказала, что сообщу тебе, когда Воин Архас приблизится. Сейчас он здесь. И она указала своей короткой волосатой рукой на восточную сторону ограды, напротив того места, где стоял Дом Жрецов.

Крупный мужчина с заплетенной в косу светлой бородой перелез через груду щебня. Его грудь была обнажена, если не считать крест-накрест кожаных ремней, на которых висело оружие, а в обеих руках он держал кривые мечи. Он пересек пустое место, рисуя остриями мечей круги.

— Я Фаллин, Бог Моря! — крикнул он.

— Нет, — отозвался Кэшел, входя в разрушенный храм, — ты не бог. И он начал вращать свой посох. На наконечниках затрещали спирали синего волшебного света.

***

— Опусти свою острогу, — рявкнула Илна женщине в доспехах, — или я заберу ее у тебя!

Хили рассмеялась и указала трезубцем на Перрина и Перрину, людей, стоявших к ней ближе всех. Они съежились и прижались друг к другу, слишком напуганные, чтобы даже убежать.

Илна была готова снова связать узор, аналогичный тому, что свел с ума большую обезьяну, но она отбросила нити сизаля. Внезапно ей все стало ясно; реальный узор простирался во всех направлениях. Он был прекрасен — это было совершенство. Все было очевидно, все было на своих местах. Она была недовольна собой за то, что не поняла этого раньше. Она снова начала ткать, но уже не руками, и ей не нужен был никакой материал для работы.

Трезубец Хили ткнул в сторону принца и принцессы — скорее движение, чем настоящий удар. Черные, потрескивающие молнии вырвались из его окончаний. Близнецы с криками отлетели назад, их шелковые одежды тлели там, где их коснулись искры. Женщина в доспехах весело рассмеялась.

— Ты, надменная дура, — сказала Илна с холодной яростью. На самом деле она не думала, что великанша послушает ее. Илна шагнула вперед, рисуя перед собой новый узор.

Хили удивленно повернулась в сторону движения, а затем с гневом нанесла удар Илне. Но ее молния зашипела и запуталась в узоре Илны, а нити молний обвились вокруг Хили, как сеть для ловли мелкой рыбы, и сомкнулись. Хили закричала, отбиваясь своим трезубцем, но она больше не была великаншей.

Место, где они сражались, уже не было пещерой, но где-то в уголке сознания Илны она видела открытую дверь в ту каменную тюрьму. Пленники выходили следом за Усуном. Слуги-обезьяны несли Перрина и саму Перрину, а престарелые родители близнецов, спотыкаясь, плелись позади.

— Никто не может противостоять мне! —  закричала Хили, сжимая свой трезубец обеими руками и направляя острия в лицо Илне. — Я Бог! Трезубец снова вспыхнул сверкающим черным огнем.

Измененный узор Илны запутал стрелы, растягивая их и унося в безмолвное забвение. Илна шагнула вперед, сплетая новый узор, и холодно улыбнулась. Хили имела в виду, что никто не сможет успешно противостоять ей, но только что произошедшее должно было показать ей, что это ложь. Но чтобы противостоять этой разглагольствующей задире, Илна сделала бы все, даже если бы это стоило ей жизни. Она никогда не поддавалась насилию. И вообще, жизнь не так уж много значила для нее.

Хили отскочила в сторону, ее красивые черты внезапно стали холодными, как у статуи. С кончиков трезубца посыпались тонкие, как волосы, иголки. Сеть Илны поймала большую часть каскада, но по ее коже и под глазами пробежала дрожь боли. Она не видела ничего, кроме черной боли, а только туже затянула свой узор. Она не игнорировала боль — ее нельзя было игнорировать, она была всем ее существом, — но все равно сделала то, что было необходимо, как делала всегда.

Раздался удивленный возглас; боль прекратилась, и мгновение спустя Илна снова смогла видеть.

Хили боролась с сетью Илны, разрубая ее трезубцем, несмотря на то, что сеть запуталась в ее конечностях. Наконец, она вырвалась и стояла, свирепо глядя на свою противницу. Илна тяжело дышала. Она выпрямилась и начала восстанавливать свой узор. На этот раз повреждений было не так много. Она подумала о том, чтобы сделать нити тоньше, а сетки потуже, чтобы они лучше защищали ее, но в этом не было необходимости. В конце концов, это была всего лишь боль. Она двинулась вперед, и перед ней закружился ее узор.

Хили сгорбилась, выставив вперед свой трезубец. Она закричала, как пойманная в ловушку дикая кошка, а затем отступила, вместо того чтобы напасть. Илна невесело улыбнулась и направилась к Хили. Она не знала, чем все это закончится, но собиралась продолжать, пока не покончит с этим делом.

Трезубец выплюнул сеть сверкающей черноты, которая прижалась к узору Илны, не пытаясь пронзить его. Илна остановилась, но не из-за того, что ее остановил противник, а чтобы оценить силу Хили. Да, вот это подойдет…

Узор Илны окутал пульсирующую черноту и трезубец, из которого она исходила, и состояние изменилось. Хили издала отчаянный вопль; ее защита и сила исчезли, словно ее бросили в бездонные зыбучие пески.

Илна остановилась, тяжело дыша. — Ты должна была выслушать меня, — сказала она. — Но ты не первая, кто этого не сделал. Она шагнула вперед, а Хили отступила с отчаянием на лице.

— Я сдаюсь! — закричала она, сбросила шлем и принялась возиться с застежками своей брони. — Я сдаюсь тебе! Я твоя рабыня!

— Ты принимаешь меня за моего брата Кэшела, — отозвалась Илна, продолжая наступать. — Он гораздо более приятный человек, чем я. Илна развернула узор, который только что уничтожил трезубец. Взвыв, Хили повернулась, чтобы убежать. Она споткнулась, раскинула руки перед собой и упала — не вниз, а в сторону, съеживаясь и крича, и, наконец, исчезла в кромешной тьме.

— Вот это, дорогая, — сказал Чалкус, — была самая прекрасная работа, какую я когда-либо надеялся увидеть.

— Мы ждали тебя, Илна, — сказала Мерота. — Я рада, что ты пришла.

Илна обняла их и заплакала, хотя ранее она никогда не плакала.

— Шарине, конечно, все еще нужна помощь, — сказал Чалкус, — но это может немного подождать, дорогое сердце, дорогая любовь, самая дорогая жизнь в моей жизни.

Бывшие пленники Короля Мэна выбрались на поверхность долины. Маленький Усун стоял на перевернутой повозке, управляя процессом ликования, когда все кричали: — Слава Сестре во Христе! Слава! Илна плакала, обнимая свою семью.

***

Шагнув вперед, Кэшел крутанул своим посохом по часовой стрелке, изображая восьмерку, затем переместил руку, которая вела древко, и повернул его в обратную сторону. Он не красовался, и уж точно не пытался напугать пирата; Архас явно был не из тех, кого можно напугать. Кэшелу просто нужно было убедиться, что его мышцы готовы ко всему, что произойдет.

Архас, Фаллин, как он теперь себя называл, рассмеялся. — Если ты уберешься с моей дороги, тупой бык, — весело сказал он, — я убью тебя быстро. Если нет, я не буду торопиться... и оставлю тебя жить по кусочкам. Навсегда. Его мечи исполнили красивый танец в противоположных направлениях, отбрасывая магический свет, такой же яркий, как ожерелья из рубинов. Он шагнул вперед, и, хотя его губы все еще смеялись, направил свой меч правой рукой Кэшелу в сердце.

Посох заблокировал его наконечником с таким ударом, как тараном в обитую железом дверь, и магический свет выплеснулся смешанным потоком. Когда красные искры упали на запястье Кэшела, они ужалили, и маленькие волоски на нем съежились.

Архас отскочил назад, ругаясь, как пират, которым он и был; рассеянный синий свет обрызгал и его. Кэшел ухмыльнулся и на мгновение застыл на месте, заставляя посох двигаться быстрее. Архас уже не был похож на бога. Пират быстро атаковал, его правая рука снова нанесла удар, но через полминуты он уже рубил левой. Кэшел пришел в движение еще до того, как начались удары. Несмотря на это, он не смог бы отразить оба удара, но его посох принял удар на себя. Взрыв отбросил его и Архаса назад, как и раньше. В воздухе запахло гарью от близкой молнии.

Кэшела уже не было в старом храме, а Лайаны и Расиль нигде не было поблизости. Он восстановил ритм посоха, и на этот раз шагнул вперед, вместо того чтобы позволить Архасу подойти к нему.