Сорнтрану тоже вспомнилась та пещера. И эти необычные ощущения, в которых неожиданное удовольствие переплеталось с уязвимостью и почти полным отсутствием контроля над собственным телом.

— Я ведь почему-то соскучилась по тебе. И по удовольствию, которое ты мне можешь доставить.

Похоже, его все-таки ждет отнюдь не просто лежание тут со связанными руками.

Будто в подтверждение его мыслей она сняла рубашку и поднялась, держась одной рукой за ножку статуи, и босая нога скользнула по его груди и животу, слегка щекоча кожу. Взгляд пробежался по щиколоткам с привлекательно выпирающими костями, которые так и хотелось обхватить губами, по мягким линиям икры и колена, по плотному бедру и выше. Белья на ней не было. Под полупрозрачной рубашкой вообще ничего не было.

Дыхание участилось, во рту пересохло, кровь прилила к члену, и когда аккуратные пальчики дошли до него и коснулись ствола, он был уже напряжен до предела.

Сорнтран попытался сосредоточиться на дыхании и успокоиться. Нельзя позволять себе слишком заводиться. Но остыть, глядя, как ее пальчики игрались с членом, пытаясь двигать на нем кожу, было нелегко.

Когда ее ножка снова поднялась по его животу и груди, он попытался дотянуться до нее, но не смог. Легкая усмешка. Большой пальчик скользнул по щеке, подбородку, шее, дразня его, заставляя тянуться навстречу, пытаться коснуться.

Резко убрав ногу, матрона взобралась на него, устроилась чуть выше колен. Пальцы поправили шпильку в волосах, поудобнее собрали их. Потом пробежались, слегка царапая ногтями, по соскам, животу, сделали круг вокруг пупка и спустились к члену, начали играть с кожей, то натягивая ее на головку, то почти до боли оттягивая вниз.

Вид ногтей жриц всегда вызывал у Сорнтрана ужас. Острые, похожие на когти некоторых животных. Такими можно серьезно покалечить. Однако сейчас ногти госпожи, царапающие кожу, хоть и делали больно, неожиданно приносили и что-то вроде удовольствия.

Придвинувшись ближе, она крепко сжала напряженный член и ввела его в себя. Наклонилась вперед, и ее грудь приятной тяжестью легла на его, ладонь зарылась в волосы и сжала их, заставив запрокинуть голову, нос уткнулся в ухо, дыхание защекотало кожу — и в следующее мгновение зубы вцепились в шею. Не слишком больно, но очень, очень чувствительно. Вдох, еще вдох — и не выдохнуть. Еще один укус, еще сильнее — и боль, смешанная с удовольствием, змеей пробежала через все тело — от шеи до пальцев ног. Ногти впились в бока, и он выгнулся, пытаясь то ли продлить странное и болезненное прикосновение, то ли прервать его.

Возбуждение нарастало донельзя быстро. Кровь кипела, хотелось движения, скорости, сильных толчков.

— Не двигайся, — прошептала она, выпрямившись. — Остынь. Расслабься. Тебе нельзя кончать. Ты здесь для того, чтобы доставить удовольствие мне.

Он сглотнул, прикрыл глаза. Ну да, он никогда и не забывал об этом.

— Нет уж, открой их, — несильный удар по щеке. — Смотри на меня.

Взгляд скользнул по мягким, женственным изгибам и выпуклостям. И остановился на коленке. Госпожа усмехнулась и пальцем приподняла его подбородок. Вновь взгляд поймал ее груди, которых безумно хотелось коснуться. Она начала двигаться на нем невыносимо медленно, но “остыть” это отнюдь не помогало. Наоборот, усиливало желание сбросить ее с себя, навалиться сверху и…

Вновь наклонившись, она прижалась к нему грудью и начала покусывать шею, и от этих ощущений дыхание снова перехватило.

Абстрагироваться от происходящего. Отвлечься. Он это умеет еще с детства. Мастера, бойцы постарше, сестры и другие жрицы любили демонстрировать свою власть тем, кто не имел права сопротивляться — или просто не имел пока достаточно сил для этого. Если бы Сорнтран не научился отвлекаться, смотреть со стороны, дожить до сегодняшнего дня было бы гораздо труднее.

Позже это умение пригодилось и в постели: абстрагироваться от происходящего ровно настолько, чтобы член оставался напряженным, но уровень возбуждения не поднимался выше нужного и был под полным контролем. У Сорнтрана хорошо получалось это делать. Раньше. Сейчас почему-то было намного труднее. Кожа стала необычайно чувствительной, каждое прикосновение ее пальцев, ногтей, губ и зубов обжигало, а мысли, как он ни старался думать о чем-то стороннем, все время возвращались сюда, в настоящее.

Когда она начала кусать мочку уха, дышать стало еще труднее. Мощными импульсами странное, но приятное покалывание начало расползаться по всему телу.

Держать себя в руках, просто лежать и позволять делать то, что ей хочется, требовало все больше и больше усилий.

Болота, микониды… споры в воздухе… До чего же приятно… мертвецы, поднятые силами миконидов… интересно, как они это делают… Свет всех подери, почему это так приятно…

Продолжая двигаться очень, очень медленно и стимулируя точки на головке, о чувствительности которых он даже не догадывался, госпожа покусывала его шею и ухо, царапая ногтями кожу на груди и животе и переплетая ощущение уязвимости с безумным удовольствием.

Монстры… глазастая тварь… в тот раз она ведь полоснула по плечу.

Тело никак не хотело подчиняться, не хотело “остывать”. Оно хотело освободить руки и повалить ее на пол.

Тот луч… ощущался как ожог или…

Или хотя бы просто сжать ее ягодицы, впиться в них пальцами, с силой толкнуть бедра навстречу.

Он дернул руками. Почти изо всех сил. Ремень не поддавался, узлы были прочны, толстая кожа не порвалась, зато больно впилась в запястья. А ножка статуи была намного крепче, чем могло показаться.

— Перестань дергаться. Расслабься. Я бы могла парализовать тебя заклинанием, но так будет неинтересно.

Он бы охотно расслабился, если бы мог. Внизу живота тянуло от напряжения, вызывая дискомфорт, почти боль. Хотелось уже даже не удовольствия, а просто чтобы все это поскорее закончилось.

Одной рукой она слегка сжала его шею, второй начала ласкать себя. Дыхание ускорилось, стало более шумным, прерывистым. Быстро переросло в стоны, все более и более громкие.

Когда она, отдышавшись, слезла с него, внутреннее напряжение немного спало. Но, почти не дав ему возможности перевести дыхание и успокоиться, она уселась на его бедрах и обхватила член рукой. А ногтями второй слегка поцарапала обнаженную и очень чувствительную головку. Он выгнулся. Не смог сдержать стон.

Несколько движений вверх-вниз. Сорнтрану показалось, что еще одно мгновение — и будет… взрыв. Но именно этого мгновения и не хватило — госпожа выпустила член и провела ногтями по животу и бокам.

Разочарованный вздох.

Она ведь получила удовольствие, так почему просто не оставляет его в покое? Зачем дразнит? А если хочет продолжения, тем более, должна дать ему остыть, иначе надолго его выдержки не хватит.

Матрона вряд ли могла слышать его мысли. Но подождала немного, поцарапала бока и снова сжала член. И разжала пальцы, едва ему показалось, что до долгожданной разрядки оставалось лишь короткое мгновение.

Измученный стон вырвался против его воли. Сорнтран уже и не надеялся, что она даст ему отдышаться и прийти в себя. И действительно, ее пальцы нарисовали спиралевидный узор на ставшей донельзя чувствительной головке, ногти легонько погладили тонкую кожу ствола, а потом резко сжали его.

— Госпожа, пожалуйста… — слова вырвались из уст Сорнтрана прежде, чем он осекся и сжал губы.

— Пожалуйста — что?

Попросить продолжить и дать ему кончить? Или хотя бы остановиться и прекратить это? Что бы он ни сказал, она ведь, скорее всего, сделает что угодно, но только не это. А еще и возмутится наверняка. Сказать, что больно и неприятно? Да ни за что.

Шумно выдохнув, он покачал головой.

— Ничего, госпожа.

Она хмыкнула.

Сердцебиение ощущалось в горле, не давая дышать. Дискомфорт в паху перерос в боль, все мысли из головы вылетели — осталось только ослепляющее желание избавиться от напряжения, выплеснуть его из себя.