***

Город шумел и суетился. Шутка ли, коронация нового Величайшего. Случается такое нечасто. Еще реже бывает, когда старый Величайший и не думал никуда уходить.

Столицу не украшали. Однако визит множества коронованных особ из соседних государств обязывал к некоей торжественности. Конечно, прибыли не Величайшие. Источники почти никогда не покидали пределов своих земель. Но младшие принцы, советники, Мастера межземельных порядков… Этих персон в Элатре было полно.

Хозяева постоялых домов, трактирщики, музыканты и скоморохи за пару дней, предшествующих объявленной в странных письмах коронации, заработали кто месячный, а кто и полугодовой заработок. Но открыто говорить о самозванце, Источнике и причине визита всех этих высоких персон все боялись. На улицах народ держался сдержанно, говорили все, понизив голос, боялись криков или, не дай боги, смеха.

Величайший метался по замку, как раненый вепрь. Придворные, все кто мог, нашли поручения. Тем, кто был вынужден остаться в замке, очень хотелось слиться со стенами или в принципе раствориться. Кажется, только Еверна выглядела спокойной, что было удивительно. Последние годы Величайшая либо рыдала, либо смеялась. Такой, как сегодня, придворные не видели ее много лет.

— Ты должна будешь просто выйти и сказать «нет». — Величайший метался по ее будуару. Еверна сидела с прямой спиной, сложив руки на коленях, и невидящим взглядом смотрела в зеркало. — Просто сказать «нет». Ты слышишь?

— Слышу.

Тон ее был ровным и бесстрастным, что бесило Величайшего еще больше. Он склонился над супругой, горячо дыша ей в ухо:

— Не надейся увидеть там своего племянничка. — Он почти рычал. Ему очень нужен был повод поскандалить с женой. Ему сейчас так важно было подтвердить свою власть. Но Еверна лишь опустила взгляд. — Ским Левиан сюда не доберется! Так что никаких клятв тебе нарушать не придется, никаких магических запретов обходить не надо. Посмотришь на того, кто будет стоять на сцене, и скажешь «нет». Поняла?

— Да. — Голос ее по-прежнему был бесстрастным.

— Поняла?! — закричал Величайший.

— Да, — так же бесстрастно ответила Еверна.

Коробочки, скляночки, баночки полетели вниз, разбиваясь со звоном и лязганьем. Одним махом Тот-кто-звал-себя-Королем смел все со столика жены. Она так сидела с ровной спиной, не шелохнувшись.

— Только попробуй мне вытворить что-нибудь! Поняла?

— Да, — тем же тоном ответила Еверна.

Разозлившись на бессмысленность этого разговора, пнув что-то, что попалось под ноги, Величайший вылетел из покоев жены.

Еверна так и осталась сидеть, с ровной спиной, руки на коленях. В руках она сжимала крохотный пузырек, в котором было всего три капли.

***

Величайший всем приезжавшим гостям выражал свое недоумение, однако снисходительно проявлял законы гостеприимства. Все, кто пожелали, получили аудиенцию во дворце. Пожелали, надо сказать, не все, что сильно расстроило Величайшего. Всем приехавшим была предложена охрана и прислуга, соответствующая их положению. Многие отказались.

Конечно, Величайший знал, что так называемая коронация назначена на день всех богов в полдень. На центральной площади. Перед обителью. Перед центральной замковой башней.

Первым его желанием было закрыть площадь, выставить оцепление, запретить все массовые мероприятия. Но он король. Законный король. Он Величайший. Он должен не только не допустить появления Самозванца. Он должен уничтожить у всех саму мысль о том, что такое в его королевстве возможно.

Именно поэтому возникла вся эта история с актером, свидетельством Еверны и всем остальным. Он должен выставить Скима Левиана посмешищем. Чтобы, даже если ему не удастся его физически устранить, никто не воспринимал его всерьез.

Близился полдень. Площадь была убрана. Охраны было очень много. Пожалуй, даже чересчур много. Ни одного мага. За этим теперь следили особенно внимательно.

Посереди площади был сооружен помост. Он был там всегда. В ярмарочные дни на нем выступали скоморохи, в дни городских праздников там размещались музыканты. Помост этот был обновлен и украшен лентами, как на официальных городских мероприятиях. Это была единственная уступка, которую сделал Величайший, и то лишь потому, что планировал выступать с этой сцены сам.

Он как раз стоял за дверью обители, крепко сцепив руки. Это было единственным средством унять дрожь. На висках у него выступил пот, но он не утирал его. Боялся показать слабость. Полдень близился.

Площадь уже наполнилась народом. Только иноземцы. Только приглашенные. Они прибыли со своими портшезами. Многие устроились с комфортом, налив вина, выставив на походные столики фрукты. Эти люди ждали зрелища. Те, кого Величайший мог увидеть, улыбались, с любопытством поглядывали в проходы. Некоторые, переговариваясь, громко хохотали. От глаз короля не могло скрыться, что в щели окон, в просветы проулков пытаются заглянуть люди. Местные. Он понимал это. Ну что ж. Охрана всех запишет. С ними разберутся потом.

Величайший сцепил зубы, шумно выдохнул и открыл дверь храма. Сейчас.

— Приветствую вас, гости Рузгарда. — Он поднялся на сцену, широко улыбаясь, раскрыв руки будто для объятий. В присутствии короля все на площади встали. — Хоть и не я позвал вас, но я рад вас видеть!

Тон его был бодр, даже чуть радостен и совершенно беззаботен. Всем своим видом он подчеркивал, что ничего страшного не происходит. Раздались смешки, редкие приветственные похлопывания. Ближайшие гости площади уважительно кивали Величайшему.

— Событие сегодня неординарное, — продолжал Величайший. — Интересное, но для моей семьи скорбное. — Он склонил голову, резко перестав улыбаться. — Вы все знаете трагедию, случившуюся полтора десятилетия назад. Потеря сестры и ее семьи сильно тогда ударила по здоровью моей дражайшей супруги. — Он сложил руки в молитвенном жесте. — И сейчас тот, кто затеял все это, — впервые в его голосе послышались раздражение и нотки злости, — прежде всего бередит старые раны и приносит боль, заставляя снова вспомнить о невосполнимой утрате.

На площади больше не было слышно смешков, все скорбно склонили головы, но острые, испытывающие взгляды пронизывали Величайшего и сейчас.

— Прежде всего, — продолжил король, — думаю, нам надо установить личность того, кто пригласил вас. — Величайший снова улыбнулся, пытаясь показать, что все происходящее — это какая-то неудачная шутка. — Думаю, лучше всего это сделает как раз моя супруга. — Он развернулся и чуть склонился.

На помост, дрожа, вышла Еверна. Она была бледна, взгляд устремлен исключительно под ноги. Она не нашла в себе силы даже улыбнуться гостям. В руках она сжимала кубок с легким вином. Это удивило Величайшего, но, увидев, как у нее дрожат руки, не стал отбирать вино. Еверна замерла в полушаге о мужа. Величайший с деланым нетерпением посмотрел на башенные часы.

— Ну что ж, кнесты и кнессы. Полдень!

Сказав это, он широко улыбнулся, рассчитывая, что публика рассмеется. У него почти получилось. Кто-то хохотнул, но тут же все замолчали. На площади повисла гробовая тишина. Все взгляды были устремлены на сцену. Но не на Величайшего, а ему за спину. Побледнев, король медленно развернулся. За его спиной стоял Ским Левиан под руку со своей супругой.

Величайший не мог понять, что пошло не так. Они тщательно подготовили актера, его ввели в храм. Даже предложили выпить какого-то взвара, чтобы успокоить нервы. Все было именно так, как планировал Рейц. За одним исключением. Ровно в тот момент, когда все вельможи разошлись и актер остался в храме наедине с одним единственным охранником, он вдруг успокоился. Совсем успокоился. Развернулся и направился к противоположной двери.

— Эй, ты куда! Тебе сейчас на сцену выходить. — Боец охраны, пытавшийся рассмотреть в дверную щель, что происходит на площади, чуть не упустил актеришку.

Тот смерил охранника презрительным взглядом, отдернул руку и наотмашь ударил охранника по щеке. Боец опешил, схватился за кинжал, только было уже поздно, Он не понял, что произошло, его сжали щупальца неизвестного чудища, руки оказались плотно прижаты к телу, ноги спутаны, рот закрыт. Щупальца продолжали сжиматься до того момента, когда выпученные глаза охранника не помутнели и тот не обмяк, теряя сознание. В эту же секунду неизвестное чудище вобрало в себя свои то ли руки, то ли ноги, чуть уменьшилось ростом, оправилось, и к двери повернулась уже невысокая бледная женщина, обладающая странным свойством быть незаметной.