— Мама, дом тоже горит!

— Мелн? Где Мелн? — Второй из близнецов уже бежал к брату с лопатой в руках.

Рохт же тянул мать на улицу:

— Мама, бежим, дом горит!

Последнее, что успела ухватить Дарна, — это старое лоскутное одеяло ее свекрови, валявшееся на коридорной лавке.

Берг с Мелном, обжигаясь, крича и ругаясь, смогли все же разбить замок на горящих воротах овчарни. Те распахнулись, выпуская десяток обезумевших овец. Десяток со всего стада. Страшно крича, животные разбежались по двору так далеко от огня, как только смогли. Со звоном лопались стекла в доме, в овчарне рухнула крыша. Язык пламени, вырвавшийся из-под горевшей кровли, дотянулся до одного из мальчишек.

— Уходим, — закричала Дарна, накидывая одеяло на загоревшуюся одежду сына. — Быстрее, за ворота!

Все, чем они жили, чем кормились, что ценили и любили, все пропало за несколько минут.

— Магия. Это магия. Ворожба! — оцепенело шептала Дарна.

— Мама! — позвал фермершу один из сыновей. Та обернулась. Мальчик взглядом указал на ворота. Там, на чудом не тронутой огнем створке было написано углем: «В этом доме кормили шлюху самозванца!»

Онемевшая от ужаса Дарна осела на землю. Гудел огонь, что-то звонко лопалось внутри дома, кричали от страха и боли уцелевшие овцы, но люди оцепенело молчали. Только всхлипывал Мелн, державший на коленях своего любимого привратного пса с перерезанным горлом.

Лине не спалось. Она никак не могла улечься: тут что-то давило, тут тянуло и вообще, то и дело хотелось в туалет. Она ворочалась, подтыкая себе одеяло то под спину, то под живот, и вспоминала утреннюю прогулку с Волгиным. В деревне ее и правда встретили радостно, даже восторженно. Портниха отказалась брать деньги за ткань и засияла от счастья, когда Лина объяснила ей, почему платье должно быть прямым, а еще лучше — свободного кроя. Лина думала об этих людях: чем она лучше их? Почему они перед ней преклоняются? Ответ был на поверхности: они надеялись, что Левианы сделают их жизнь лучше. Но что она, учительница из Москвы, может?

Она поднялась и выскользнула в библиотеку. Ским еще не ложился. Сидел за столом, рассматривая какие-то карты.

— Привет. — Лина подошла к мужу и положила руки ему на плечи.

— Чего не спишь?

— Тебя жду, а то три дня не видела, — шутливым тоном проговорила Лина, хотя смешного было мало.

— Да ладно!

— Да посчитай…

Ским помолчал.

— Тут знаешь ли… навалилось немного. — Он не извинялся, он объяснял.

Лина глубоко вздохнула:

— Знаю. Как ты сам?

— Нормально, держусь.

— Ты молодец! У тебя все получится.

Ским помолчал.

— Не уверен, — после короткой паузы хмыкнул он. — Боги всех миров, я даже литором никогда не был! Всегда один — рассчитывал только на себя, но и отвечал только за себя, а тут!

— Эй, — Лина отодвинула белую копну волос и прижалась к мужу, почти касаясь губами его уха, — ты справишься! Я знаю!

Ским закрыл глаза, шумно выдохнул, но не отстранился.

— Знаешь, — продолжала Лина, — в моем мире был один очень знаменитый фильм…

— Фильм? — он потерся затылком о ее щеку.

— Ну история, которую сначала придумывают, а потом показывают… как театр…

— А. Ну?

— Ну так вот, там была героиня, она говорила, что нужно научиться организовывать троих. Сможешь собрать в кучу троих — сможешь и три тысячи!

— Ведьма, что ли? — Ским не скрывал скепсиса.

— Представь себе, нет! Просто женщина!

— И у нее получилось?

— В фильме? Получилось… — Лина помолчала, легла подбородком на мужнино плечо. — В нашем мире у женщин вообще много всего получалось.

— Слушай, так, может, ты что-нибудь поорганизовываешь?

— Что, например? — Лина удивилась такому предложению.

— Не знаю. Что-нибудь в деревне. Она в таком состоянии, что там явно есть что делать…

— В деревне? — Лина была поражена.

— Угу. — Ским закинул руку наверх, запустил пальцы в волосы жены. Лина поцеловала его в висок, он напрягся, чуть отстранился. — А сейчас давай спать.

Ским встал и приоткрыл ей дверь в их бывшую общую спальню. Лина аж зажмурилась от досады, но быстро исправилась, встала на цыпочки, чмокнула мужа в щеку и послушно ушла. Ским устроился на кушетке, и Лина в ночной тишине замка слышала его равномерное глубокое дыхание. Сама же она не спала — сидела, обхватив колени, и изо всех сил пыталась думать о том, чтобы такого устроить в деревне.

***

Сестры Эйхерат сидели на диване, обнявшись. Старшая гладила младшую по голове, придерживала чашку взвара. Та рыдала, муж ее, когда-то уважаемый кнест Торран Деймур, а теперь просто беглец и погорелец, сидел в кресле перед камином, уперев руки в колени и запустив пальцы в волосы. Казалось, он хотел их вырвать, в таком они были состоянии. Красными немигающими глазами он смотрел перед собой, но совершенно точно ничего не видел. Его зять, глава гильдии купцов Берьяты, нервно расхаживал из угла в угол.

— Все сгорело, — всхлипывала кнесса Деймур, — все, до камня… Ты только подумай! Боже, как же теперь жить? — Она уткнулась в плечо сестры и говорила что-то еще, но было не разобрать.

— Люди погибли. — Голос кнеста был похож на голос старика: сухой, надтреснутый, скрипящий… — Люди… А те, что остались? Что им есть? Сады выгорели, поголовье скота уничтожено! Даже дома! Почти не осталось целых домов…

— Именем ее Ясности Величайшей королевы Еверны храмами открыты приюты, — подал голос купец.

— Приюты?! — Деймур вскочил на ноги, — Именем Ее Ясности?! — Он кричал, не стесняясь ничего и никого. — А пожары тоже именем Ее Ясности? Или Его?

— Тише, тише, любимый мой зять. — Кнесса Гессман примирительно замахала руками, хоть в доме и не было чужих, такое говорить было опасно.

— Да что уж тише, — ко всеобщему удивлению проговорил купец, — Торран прав. Поджоги инициировал Величайший. Но эти молодчики в серых плащах и масках появляются не только там, где видели нежить. Они жгут те места, где видели Источник.

— Говорят, что это не они, — купчиха попробовала защитить то ли Величайшего, то ли свою семью, — говорят, что это суд людской. Просто такие же плащи надели.

— А-а, — махнул рукой Гессман, — ты сама-то в это веришь?

Его жена пристыженно замолчала.

— Ах, сестра, — всхлипнула кнесса Деймур, — я и вас в это втравила. Если бы знала, кто этот Ледяной. — Она разрыдалась в голос, но ее муж вскочил на ноги:

— Если бы я знал, кто этот Ледяной, я бы уехал из Мельхорма вместе с ним! И присягнул бы на верность ему еще в своем имении!

— Он бы не принял вашей присяги, — устало проговорил купец. — Он не собирался устраивать государственный переворот. Человек просто хотел домой. Это все мы… — Он сел на кушетку рядом с женщинами и повесил голову.

— И что нам теперь делать? — Кнесса Гессман держалась спокойнее всех, хотя и в ее голосе слышалась странная, несвойственная ей дрожь. — За море?

— За море? — Ее муж, казалось, был искренне удивлен. — Зачем? Если ты думаешь, что так мы сможем сохранить свою жизнь, то… — Он развел руками, показывая все, что думает об этом предположении.

— Я поеду в Горхольд. — Кнест Деймур был по-военному прям и категоричен. — У меня другого пути нет.

— В кои-то веки, — глава гильдии кряхтя поднялся, — в кои-то веки соглашусь с вами. — Он обернулся к женщинам. — Если мы хотим жить, а не прятаться, как крысы, по темным углам, нам надо в Горхольд.

— Как говорится, — Деймур продолжал убеждать себя, — то, что не можешь остановить, надо возглавить!

— Ну, — поддакнул купец, — или хотя бы направить, — он сделал витиеватый пасс рукой, — посодействовать…

Мужчины переглянулись.

— Куда отправим жен?

Кнесса Деймур тут же прекратила рыдать и возмущенно всплеснула руками:

— Ты что, решил избавиться от меня, Торрон?

Кнест усмехнулся, глядя на жену.

Купчиха молчала, но выражение ее лица говорило все, что она думала. Мужчины усмехнулись, переглянулись: