Андре ждал, но отец не нарушал молчания.

— Что «видишь ли»? — поторопил юноша.

Мессир Анри пожал плечами.

— Я... То, что я хотел сказать, на первый взгляд не имеет большого смысла. Но мне кажется, я всё-таки должен это сказать. Ты убеждён...

Старый рыцарь поколебался, потом решительно заговорил:

— Да, ты убеждён, что спас жизнь короля по счастливой случайности. Я понимаю тебя. Но не согласен. Ты не мог бы сделать того, что сделал, если бы не был готов к такому поступку. Ты спас жизнь Ричарда, потому что готов был отразить любую угрозу. Я верю в это так же искренне, как ты веришь в собственное объяснение. Но самое важное — Ричард и все остальные считают, что ты действовал обдуманно и сознательно. Если сейчас ты встанешь с постели и объявишь, что всё произошло случайно, что твои действия не заслуживают похвалы, ты окажешь себе дурную услугу, сынок.

— Почему? Мне кажется, это очень достойно — сказать правду.

— Может, и достойно, но в данном случае глупо. Подумай о том, где мы сейчас и что тебе предстоит.

Эти слова произвели впечатление на Андре, хотя, возможно, не совсем такое, на какое рассчитывал мессир Анри.

— Андре, посмотри на окружающих нас людей, которые участвуют в походе. Много ли ты видишь вокруг чести? Благородства и достоинства? Сдаётся мне, немного. Во всяком случае, в том смысле, который привыкли вкладывать в эти понятия мы.

Главный военный наставник устало покачал головой.

— Послушай, я говорю тебе как отец, который любит тебя и думает о твоём благе, даже если тебе кажется, что я не прав. Пойми, Андре, мы не можем себе позволить отказываться от подарков судьбы, пренебрегать ими. Каждый из нас — всего лишь один из бойцов великой армии, слишком огромной, чтобы её сосчитать. А войско, против которого мы выступаем, по слухам, превосходит нас в численности так же, как песчинки в пустыне превосходят в численности камни. Тебе подвернулась возможность выделиться, упрочить своё положение и, может быть, с честью выжить в предстоящей войне — хотя это, как всегда, в руках Бога. Ты спас жизнь королю! И не важно, что это, по-твоему, произошло случайно. Согласен — Ричард случайно оказался в том месте именно в тот момент. И сицилийский стрелок тоже случайно узнал в человеке, шагающем через рыночную площадь, короля Англии. Но факт остаётся фактом: болт, целивший в львиное сердце короля, ударил в клинок твоего меча, пробив его насквозь. Не окажись там твоего меча, болт пронзил бы насквозь сердце Ричарда. Вот в чём заключается истина! Причём истина эта может принести тебе немалую пользу. Спаситель короля — уже не песчинка среди несчётного воинства. Не говоря о том, что слава о твоём немыслимом проворстве и великом боевом искусстве будет бежать впереди тебя и заставит всех относиться к тебе с уважением. Но только в том случае, если ты оставишь при себе своё суждение. За обычного рыцаря, которому случайно повезло, никто не даст и гнилой смоковницы.

— Да, отец, я вас понял.

Это было сказано таким тоном, что мессир Анри счёл за благо прервать свои увещевания.

Замолчав, он выжидающе смотрел на сына, а Андре размышлял о том, насколько легче ему будет выполнять в Святой земле порученную братством задачу, если он явится туда в блеске славы спасителя короля.

— Что ж, будь по-вашему, отец. Вы меня убедили. Я согласен. Ни слова больше о случайностях!

Помолчав, Андре ухмыльнулся.

— И что же дальше? Ведь даже будучи образцом совершенства, я остаюсь ничтожнейшим существом в мире, братом-послушником Храма.

Старший Сен-Клер улыбнулся.

— Возможно, но, сдаётся, это не продлится долго. Да и послушничество твоё, надо думать, станет теперь намного легче.

По-прежнему лёжа на спине, Андре скептически поднял бровь.

— Вы полагаете? А мне кажется, на брата Жюстина, наставника послушников, моя недавно обретённая слава не произведёт большого впечатления... Как вы думаете, мы надолго задержимся на Сицилии?

— Ну, вчера я бы побился об заклад, что совсем ненадолго. Ричард основательно застращал Танкреда и его сброд. И я уверен, короля не прельщает мысль о долгом пребывании в Мессине, рядом с Филиппом, который скулит из-за каждого мнимого ущемления его величия. Однако сегодня утром прибыли важные вести, и всё разом изменилось. Барбаросса мёртв, его армия рассеялась. Весь мир пошатнулся, и теперь я сомневаюсь, что мы покинем этот остров раньше весны.

На несколько мгновений Андре онемел. Фридрих Барбаросса, более трёх десятков лет носивший титул императора Священной Римской империи, был человеком-левиафаном. Даже в преклонные годы он оставался таким же крепким, деятельным и неутомимым, как и тридцать пять лет тому назад, когда впервые возвестил о создании своей империи. В шестьдесят с небольшим лет он сохранял достаточно силы и влияния, чтобы набрать армию численностью более двухсот тысяч человек и лично повести её по суше, через Константинополь, в Святую землю. Барбаросса был живой легендой, как ни посмотри, и одно его имя воистину могло творить чудеса.

— Барбаросса мёртв? Как? Что произошло? Вы хотите сказать, что его победил Саладин?

Старший Сен-Клер покачал головой.

— Ничего подобного. Барбаросса так и не добрался до Святой земли. Он утонул где-то у границы Византии — по слухам, во время переправы через горную реку. Свалился с лошади в ледяную воду в полном вооружении, и доспехи утянули его на дно. Когда его вытащили на берег, он был уже мёртв. Ты же знаешь, Барбаросса был немолод, и, говорят, его убил шок от ледяной воды.

— Сладчайший Иисус!

— Сегодня утром эту новость доставили на судне, прибывшем с Кипра, — решительней заговорил мессир Анри. — Корабль был битком набит людьми Барбароссы — высокопоставленными вельможами, баронами и графами, лордами и рыцарями, — и все они направлялись по домам. Очевидно, как только старик умер, его армия начала разваливаться. Не нашлось достаточно сильного и уважаемого человека, который смог бы удержать и возглавить войска. Поэтому не прошло и недели после гибели Барбароссы, как его армия практически исчезла. В ней было более двух сотен тысяч воинов, и вся эта громадина растаяла, как дым.

— А что же его сын, Фридрих Швабский? Не мог же он бежать, бросив тело отца? Что с ним сталось? Должно быть, вы рассказали мне не всю историю.

Мессир Анри пожал плечами.

— Никто ничего толком не знает. Никто не знает даже, продолжает ли часть армии Барбароссы двигаться к Святой земле. По-видимому, в такой поворот событий просто никто не хочет верить... Во всяком случае, никто из прибывших на том корабле. Если Фридрих Швабский или другой военачальник и впрямь ведёт остатки ополчения в Палестину, все, находящиеся на борту судна, да и остальные, сбежавшие домой, будут выглядеть трусами.

Отец и сын помолчали, размышляя о грандиозности события, которое потрясло всех.

— Это в корне меняет дело, — наконец сказал Андре.

— Неужто?

— Ну, не всё... Но смерть Барбароссы, безусловно, породит политические проблемы, которые не могут не озаботить Ричарда, Филиппа и Папу. Со смертью германского императора угроза папскому влиянию в Иерусалиме со стороны Восточной ортодоксии станет намного слабее, и наши армии вздохнут с облегчением.

— Не знаю. В Святой земле ничего не изменилось. Конрад Монферратский по-прежнему норовит вцепиться в горло королю Ги и метит на его место.

— Так-то оно так, но с известием о смерти венценосного кузена пыла у Конрада поубавится. Легко задирать нос, когда ты можешь подкрепить свои претензии могучей армией Барбароссы. Отсутствие такой поддержки, думаю, сделает Конрада Монферратского куда сговорчивее. Мне кажется, как только до Палестины дойдёт весть о смерти Барбароссы и о том, что германское войско распалось, Ги и его сторонники воспрянут духом и смогут удерживать свои позиции до прибытия Ричарда, сколько бы времени на это ни ушло. Поэтому я думаю, вы правы — скорее всего, мы действительно проведём здесь зиму и отплывём с наступлением весны. Это чревато новыми осложнениями, но тут мы ничего не можем поделать. Изменить что-либо не в наших силах, придётся просто принять всё как должное.