Больше Синклер ничего не успел рассмотреть: появление одинокого рыцаря не осталось незамеченным, к нему с двух сторон устремились двое противников. Тот, что справа, выглядел послабее, и Синклер направил к нему навстречу своего начавшего выбиваться из сил скакуна. Тамплиер высоко вскинул меч, за миг до столкновения выбросил клинок вперёд, и враг сам налетел на острие с такой силой, что от толчка Синклер едва не лишился оружия.
Тяжело дыша, рыцарь развернул коня, чтобы встретить второго сарацина — тот был уже совсем рядом. Пытаясь избежать столкновения, конь тамплиера встал на дыбы, и Синклер пустил в ход давно отработанный приём. Он привстал на стременах, подался вперёд и, бросив поводья на шею вздыбленного скакуна, левой рукой выхватил из ножен кинжал. Его меч отбил выпад вражеского меча, а когда инерция столкнула противников, Синклер отчаянно нанёс колющий удар однолезвийным футовым кинжалом — снизу верх, по дуге. Остриё ударило в металлическую бляху наборного сарацинского доспеха, скользнуло по ней, отскочило и вонзилось в незащищённое место под подбородком. Сила толчка отбросила мусульманина назад; не удержав узду, он вылетел из седла. Синклер машинально крепче сжал рукоять кинжала, боясь, что падающее тело увлечёт за собой оружие, но клинок высвободился на удивление легко, и рыцарю снова удалось выпрямиться в седле.
Он растерянно завертел головой и спустя мгновение понял, что снова остался один. Битва бурлила, как водоворот, но вокруг него царило относительное затишье.
Лучи утреннего солнца блеснули, отразившись от металла. Синклер поднял глаза и увидел, что вдалеке, на склонах горы Хаттин, кипит ещё одно сражение. Пешие отряды — явно христианские, — перевалив через гребень высокого хребта, двигались вниз, на восток, к Тивериаде.
Тут Синклера громко окликнули, он развернулся на зов, увидел, что к нему спешит тесная группа братьев по оружию, и пришпорил коня. Он почти не сознавал, что творится вокруг. Повсюду, словно сердитые осы, жужжали стрелы, но он поскакал навстречу товарищам. Все вместе они двинулись обратно, вверх по склону холма, к королевскому шатру — защищать короля Ги и Истинный Крест. Рыцари поспели туда во время короткой передышки: противник отступил, чтобы перегруппироваться. С высоты всё хорошо было видно, и Синклер и его собратья могли ясно разглядеть разыгравшуюся перед их глазами трагедию.
Пехота — так и осталось неизвестным, по чьему приказу — пыталась подняться по склонам горы Хаттин. Пехотинцы почти добрались до вершины, когда путь им преградила конница из неисчерпаемых резервов Саладина. Казалось, весь склон холма объяло пламя, когда вся христианская пехота, десять тысяч человек, при поддержке двух тысяч всадников, подгоняемые жаждой и дымом, предприняли отчаянную попытку прорваться к лежавшему далеко внизу Тивериадскому озеру, заманчиво поблёскивавшему в лучах утреннего солнца.
Было ясно, что христиане собираются прорубить себе путь к озеру сквозь вражеские ряды — и Синклер до боли отчётливо представлял, что сейчас произойдёт. Представлял, но ничего, совсем ничего не мог с этим поделать.
Ему и его товарищам надлежало исполнять свой непреложный долг, решать собственные задачи, а не следить за бойней на склонах, где сарацинская конница, не приближаясь к христианской пехоте, истребляла её с безопасного расстояния тучами стрел. Не прошло и часа, как всё было кончено. С высоты, где стоял закопчённый королевский шатёр, хорошо было видно, что пытавшиеся прорваться к озеру полегли все до единого. И хотя защищавшие своего монарха рыцари отбили не одну яростную атаку, они сознавали: двенадцать тысяч их единоверцев напрасно сложили головы, без надежды получить какую-либо помощь.
Расправившись с пехотой, сарацины с удвоенной яростью обрушились на занявший вершины конный отряд. Как волны, штурмующие прибрежный утёс и разбивающиеся о его непоколебимое подножие, они накатывали, отступали и накатывали снова. Враги не сомневались, что рано или поздно истребят конных рыцарей лишь благодаря своему численному перевесу.
Позже Синклер узнал, что Саладин хорошо продумал это сражение. Понимая, что будет иметь дело с тяжеловооружёнными франками, султан сделал главную ставку на своих конных лучников. Все его стрелки отправились в бой с полными колчанами, а в обозе находились семьдесят верблюдов, нагруженных запасными стрелами. Стрелы тучами летели со всех сторон, их было столько, что франкские рыцари падали один за другим.
ГЛАВА 2
Лаклан Морэй увидел, как упал Александр Синклер, но не понял — ранен его друг или нет. Он успел лишь заметить, как грудь и бока рухнувшего коня Синклера ощетинились стрелами. Морэй мельком увидел, что рыцарь в белой мантии упал вместе с конём, что другие храмовники изо всех сил стараются справиться со своими испуганными обстрелом скакунами, чтобы устремиться навстречу неуловимым сарацинским лучникам и навязать им рукопашную схватку.
Сам Морэй пребывал в растерянности: он неожиданно оказался единственным уцелевшим из отряда в шесть рыцарей, скакавшего в сторону короля Ги и его отряда. Этот отряд лишь ненамного отстал от королевской стражи, отступавшей по крутому каменистому склону, — и тут же оказался отрезан от остальных вездесущими вражескими лучниками. Морэй не раз бывал под обстрелом, но не мог представить себе ничего подобного: воздух буквально потемнел от стрел, было похоже, что налетела стая саранчи. Не успел он опомниться, как остался один, а все его товарищи рухнули с сёдел, встретив свою смерть. Каким-то чудом (хотя в тот миг Морэй не думал об этом как о чуде) ни он, ни его конь не пострадали. В рыцаря попала только одна стрела, да и та отскочила от наплечника, заставив Морэя покачнуться в седле, но не нанеся ему даже царапины.
Однако теперь Морэй стал одинок и беззащитен. Он понял, что погибнет прежде, чем сумеет заставить своего коня подняться по каменистой насыпи. Вспомнив слова Синклера, он повернулся, ища его взглядом, и заметил друга как раз перед тем, как тот упал. Шотландский рыцарь чертыхнулся и дал шпоры коню, оглядываясь по сторонам в тщетной надежде увидеть врага, чтобы нанести удар, когда тот устремится вниз по склону. Но ни один вражеский воин не приблизился к нему на удар меча. Морэй без помех подскакал к мёртвому коню Синклера и спрыгнул с седла, оставив своего скакуна на произвол судьбы. Храмовников, бившихся здесь несколько мгновений назад, уже не было.
Морэй подобрался к ближайшему павшему рыцарю и склонился над ним, используя труп его коня как прикрытие. Этот человек, как и другой, что распростёрся неподалёку, раскинув руки в латных рукавицах, не был его другом, а два других тела лежали слишком далеко от места падения Алека Синклера. Храмовника же нигде не было видно. Тем временем остававшийся без привязи конь, встревоженный запахом крови, затрусил прочь. Морэй решил, что Синклер, должно быть, уцелел и сумел отсюда убраться. Шотландский рыцарь уже хотел броситься в погоню за своим скакуном, но передумал, сообразив, что по коню без всадника никто стрелять не станет. Пусть лучше животное отойдёт, успокоится и подождёт в сторонке.
Морэй приподнялся и огляделся, нутром чувствуя, что опасность ему не грозит — во всяком случае, сейчас. Шотландец заметил тёмную расщелину между ближайшими валунами, шагнул к ней и увидел, что щель шире, чем ему показалось издалека, а из неё торчит нога в латном башмаке. Ещё два быстрых шага — и он очутился возле камней, присел на корточки, заглянул в пространство между валунами... Там навзничь лежал Синклер.
К облегчению Морэя, его друг, похоже, был не ранен — ни на нём, ни рядом с ним не было крови. Однако он не приходил в себя.
Морэй быстро забрался в расщелину, склонился над Синклером и увидел, что его левое плечо и рука неестественно вывернуты. Первым делом Морэй оттащил безвольное тело поглубже в тесное, похожее на пещеру укрытие, образованное тремя большими выветренными каменными плитами — одна из них служила чем-то вроде покатой крыши, нависая над двумя другими.
