Молодой рыцарь сделал паузу.

— А это значит, что я вполне способен закрыть глаза на убийство графа Тира, — заключил он. — Поскольку с момента кончины императора Барбароссы Конрад Монферратский представляет собой единственную серьёзную угрозу позициям Римской церкви в Святой земле. Если он женится на Изабелле, пусть даже не став королём Иерусалима, он упрочит в этих землях положение Восточной церкви и непременно заменит орден Храма Тевтонским орденом. Оба западных духовно-рыцарских ордена, и тамплиеры и госпитальеры, будут прорежены так, что перестанут играть хоть какую-то роль в управлении королевством. Лишив Храм влияния, Конрад тем самым сведёт на нет тысячелетние усилия и, возможно, ещё на тысячу лет отсрочит выполнение нашей святой миссии. А женившись на Изабелле, он, конечно, рано или поздно станет королём Иерусалима...

— Нам не остаётся ничего другого, кроме как молиться, чтобы фетва была исполнена до женитьбы, — пробормотал Синклер.

— Возможно. Но вы сами говорили, кузен: мы не властны над временем исполнения приговора. А Рашид аль-Дин не стремится помогать осуществлению наших планов.

Андре дождался кивка Синклера.

— Но ответьте мне, Алек: ассасины и впрямь считают лучшим средством запугивания публичные убийства влиятельных людей?

— Несомненно.

— И Конрад действительно хочет обвенчаться с Изабеллой как можно быстрей?

— Да. И что?

— Пока ничего. Если свадьба всё-таки состоится, она будет грандиозным публичным событием.

— Королевская свадьба? А как же иначе!

— Ладно. Тогда почему бы вам не отправиться к Рашиду аль-Дину и не раскрыть ему глаза насчёт ошеломляющего амбициозного плана объединения всего христианства — плана, который Конрад намерен претворить в жизнь, став иерусалимским королём? И почему бы не продолжить оповещать имама обо всех действиях Конрада, в том числе о приготовлениях к свадьбе? Тогда Рашид аль-Дин сможет послать своих людей как раз тогда, когда Конрад готов будет жениться на королеве и принять корону Иерусалима. Улучив подходящий момент, ассасины учинят немыслимый хаос и сумятицу и убьют Конрада. Лучше всего — прямо во время церемонии. С одной стороны, это станет демонстрацией силы братства ассасинов, с другой — отлично послужит нашим целям.

— Что значит «отлично»?

— Ну, раз свадьба не состоится, нам не о чем будет заботиться...

— Но Рашид аль-Дин всё равно убьёт Конрада.

— Вполне возможно. Но по крайней мере, тогда это будет его решением, а не нашим.

Некоторое время Алек сидел, вперив в кузена немигающий, изумлённый взгляд; правая рука Синклера, потянувшаяся было к переносице, замерла на полпути. Затем он прикоснулся кончиками пальцев к губам и покачал головой.

— Мастер Сен-Клер, это хитрость, достойная самого Папы. Легко, просто — и блистательно.

Он хлопнул ладонями по коленям и встал, нависнув над Андре.

— Куда вы собрались? — спросил Сен-Клер.

— Обратно в львиное логово. Попрошу принять меня прямо сейчас, немедленно, ибо мне нужно поделиться с имамом жизненно важными сведениями. Старец знает, что мы отбываем утром, и любопытство не позволит ему дать нам уехать, пока он не выжмет до капли всё, что нам известно. Подожди здесь, это не займёт много времени.

Синклер вернулся меньше чем через полчаса. Подойдя к Андре, он тут же бросил ему богато разукрашенный кинжал.

— Это тебе. Старец вручил его мне в знак глубокого уважения. Я не удосужился объяснить, что на самом деле этой высокой оценки заслуживаешь ты. Но награду передаю тебе, поскольку именно ты её заслужил. Камень, из которого сделана рукоять, называется ляпис-лазурь, а жёлтый металл — не золото, а бронза. Зато этим клинком ты сможешь освежевать и разделать верблюда, и лезвие не потускнеет. Оружие, достойное шейха, сынок. Носи его с гордостью. А сейчас, поскольку мы с раннего утра в пути и ты, надо полагать, вымотался не меньше меня, не отправиться ли на боковую?

— Да, так и сделаем. Но что сказал Старец, когда вы изложили ему план?

— Ничего не сказал, ни слова. Несчастный старый содомит просто улыбнулся... И то была одна из самых страшных улыбок, какие я видел в своей жизни. Он слушал меня с восхищением, а когда я кончил, лично принёс кинжал и сам вручил его мне. Ему понравился твой план, кузен, так что теперь мы держим дело в своих руках и имеем право поспать. Идём.

— С удовольствием. Но принять это я не могу.

Андре протянул позолоченную рукоять Синклеру. Тот, однако, скрестил руки на груди и спрятал пальцы под мышки. Андре нахмурился.

— Берите, он всё равно ваш! И, как вы верно сказали, достоин шейха. Почему вы не хотите его принять?

— Потому что он не мой. Ты его заслужил, подав изумительную идею. Я просто пересказал её Старцу. Кроме того, у меня уже есть драгоценный кинжал, о котором надо заботиться. Смотри.

Синклер вынул из висевших сзади ножен ещё более великолепное оружие, чем то, которое получил от Рашида аль-Дина: поразительной работы кривой кинжал с золочёными ножнами и рукоятью, усыпанной полированными драгоценными камнями — красными, синими и зелёными.

— Никогда раньше не видел у вас этого кинжала!

— Конечно не видел. Я, по понятным причинам, не выставляю его напоказ. Один его вид кажется насмешкой над обетами бедности и нестяжания. Не говоря уж о том, что такое оружие может пробудить алчность в каждом, кому попадётся на глаза. Но не советую тебе ценить своё оружие только за его стоимость, ибо, по моему разумению, важнее всего не это. Некогда сей клинок принадлежал молодому человеку по имени Аруф, доводившемуся братом жене аль-Фаруха, у которого я был пленником. Аруф умер в пустыне подле Хаттина, и я снял кинжал с его мёртвого тела. Позже, когда мы встретились с аль-Фарухом, он узнал оружие родича и, взяв меня в плен, забрал кинжал себе. Однако потом мы стали друзьями, и, когда он вернул мне свободу, он вернул и кинжал — в память о времени, проведённом вместе. С тех пор я храню это оружие как воспоминание о нежданной, но крепкой дружбе. Итак, давай будем оба хранить свои кинжалы подальше от взглядов алчных завистников.

ГЛАВА 10

Вернувшись к своим обязанностям, кузены не виделись несколько дней. Они понимали — такое положение дел, скорее всего, сохранится до тех пор, пока не соберутся вместе все разрозненные части христианских сил. Увы, никто не мог сказать, сколько времени на это уйдёт.

Оба короля, Ричард и Филипп, слегли с леонардией — так в армии называли цингу. У Ричарда клочьями вылезали волосы, шатались и выпадали зубы. Филипп выглядел да и чувствовал себя гораздо лучше. Наверное, поэтому он, не обращая внимания на недуг, внезапно предпринял отчаянную попытку положить конец изматывающей осаде и захватить Акру своими силами, без чьей-либо поддержки, что было вовсе на него не похоже. Основная часть английского флота, которым более не командовал де Сабле, оставалась заперта в гавани Тира: суда не могли выйти в море из-за свирепых штормов. И вместе с ними из Тира не могла выбраться почти половина войск Ричарда, прибывших из Нормандии.

Воспользовавшись болезнью Ричарда, Филипп возжелал присвоить себе всю славу победителя Акры и, пока из Тира не прибыли нормандские подкрепления, упорно и ожесточённо штурмовал главный оплот защитников города — Проклятую башню.

В это время Ричард, хоть и был прикован к постели, обменивался с Саладином посланиями, договариваясь об условиях сдачи Акры — слухи об этом ходили по всей Святой земле.

Однако, как следовало из сообщения Ибрагима (сообщения, которое Алеку передал Сен-Клер), Саладин вёл свою игру и был рад возможности выгадать время благодаря затянувшимся на дни и недели переговорам. Курьеры и гонцы бесконечно разъезжали туда-сюда, но покамест переговоры оставались безрезультатными. По-видимому, султан со дня надень ожидал прибытия флота из Каира и армии, двигавшейся сушей из Багдада. Саладин не сомневался, что одного только флота или одной только армии хватило бы, чтобы отбить у войск Филиппа охоту штурмовать стены Акры.