Мессир Анри встал.
— Мне пора. В последнее время я слишком много времени тратил на личные дела, а ведь король, обдумав новости, наверняка захочет со мной поговорить. И если он впрямь решит остаться здесь до весны, мне придётся заняться устройством зимних квартир для всей этой чёртовой армии. Сладчайший Иисус! В этом богом забытом месте задачка будет не из лёгких! Ладно, оставайся в постели, думай только о хорошем и поправляйся. Всего доброго, завтра я снова к тебе приду.
Прошло десять дней, прежде чем кисть и запястье Андре оправились настолько, что рыцарь смог сжимать кулак, хотя пальцы его были всё ещё слабы, да и кисть сильно болела, не позволяя делать это в полную силу. Правда, он уже мог свободно двигать плечом, опухоль спала, и только кисть всё ещё была покрыта страшными кровоподтёками.
На пятнадцатый день Андре наконец поднялся с постели и, опираясь левой рукой на крепкий посох, выпрямился. Мгновение он постоял, слегка покачиваясь, стараясь удержать равновесие, потом перевёл дух и попытался отойти от кровати. Ему удалось сделать всего пару шагов: ноги отказали ему, и юноша бревном рухнул на пол. Его подняли и снова уложили в постель.
Три дня спустя Андре уже легко ходил, но только неделю спустя кисть его окрепла настолько, что он смог держать меч.
Тогда было решено, что он достаточно поправился, чтобы освободиться от попечения Люсьена и вернуться в общество братьев-послушников, которые в отсутствие Андре продолжали проходить обучение.
В первое же утро после возвращения младшего Сен-Клера в келью, где тот жил с двумя собратьями-послушниками, дверь кельи распахнулась и на пороге собственной персоной возник король Ричард.
— Вот, держи вместо того, который ты потерял! — выпалил король. — Надо думать, он тебе пригодится.
С этими словами Ричард бросил поднявшемуся на ноги Андре длинный меч. Андре поймал оружие и увидел, что ножны обмотаны прочным, но эластичным кожаным поясным ремнём. Не успел Андре повернуться к королю, как Ричард уже ушёл, и дверь, качнувшись, захлопнулась за его спиной.
Сен-Клер перевёл взгляд с одного из своих товарищей на другого: оба смотрели на него круглыми глазами, приподняв брови. Андре пожал плечами и смущённо улыбнулся.
— Старого меча я лишился, — пояснил он, разматывая накрученный на ножны пояс.
Потом обнажил клинок.
Дар короля был великолепен. Андре поднёс клинок к глазам, восхищаясь тем, как свет играет на узорчатом металле. Меч не щеголял избытком драгоценных украшений, зато отличался изысканностью и изяществом. Каждая его деталь была совершенной — вплоть до гладко выделанной овечьей кожи, устилавшей ножны изнутри и словно приглашавшей клинок отдохнуть.
Андре вспомнил свой прежний меч — простой, непритязательный, честно служивший ему годами — и понял, что полученное от короля оружие стоит стократ дороже. То был воистину королевский дар, и, хотя Андре вовсе не считал себя героем и спасителем, он принял меч без угрызений совести. Молодой человек знал: скоро это оружие сослужит ему добрую службу.
Вернувшись к своим обязанностям, Сен-Клер принялся усердно навёрстывать то, в чём отстал от прочих послушников. Он ежедневно и подолгу тренировал раненую руку, и она быстро окрепла. Теперь у него не было ни единой свободной минутки — или он исполнял монашеские обряды, или изучал устав Храма, или занимался воинскими упражнениями, стараясь вернуть силу раненой руке и усовершенствовать свои боевые навыки. Дни, недели и месяцы пролетали незаметно; Андре не замечал, что происходит в миру, за стенами командорства. Даже о наступлении больших праздников вроде Рождества или Богоявления он узнавал в церкви, когда мессу начинали служить по праздничному чину.
После праздников время вновь потекло незаметно — и так продолжалось до марта 1191 года. В связи с наступлением Великого поста послушники три дня посвящали исключительно посту и молитве, причём молиться и читать Писание в эти дни разрешалось лишь стоя или преклонив колени, а на сон отводилось совсем мало времени.
Наконец рано утром, сразу после заутрени, послушников отпустили. Небо ещё не начало светлеть, предвещая восход, когда Андре вызвал к себе брат Жюстин.
Не зная за собой никакой вины, Андре бестрепетно предстал перед наставником послушников. Молодой человек подозревал — и надеялся, — что его вызвали так рано из-за дел братства Сиона.
Брат Жюстин, как всегда, был резок и бесцеремонен, но и впрямь не обрушил на молодого человека никаких упрёков. Он лишь без предисловий сообщил, что послушника Андре Сен-Клера приказано немедленно препроводить в Мессину, в распоряжение мессира Робера де Сабле.
— Немедленно? — растерялся Андре, глядя на свою замызганную послушническую одежду. — Значит ли это, брат, что я должен отправиться к нему в таком виде?
Жюстин нахмурился.
— Само собой, а как же иначе? Мессир Робер знает, что ты послушник Храма, и тебе незачем это скрывать. Послушник должен выглядеть послушником, чтобы не породить нежелательных вопросов. Впрочем, пешком идти не обязательно, можешь взять на конюшне лошадь. Возможно, мессир Робер приставит тебя к какому-нибудь делу. Вот. — Наставник протянул молодому человеку маленький свиток. — Передашь это главному конюшему, и он даст тебе приличного коня. А если кто-нибудь спросит, куда ты собрался и зачем, отвечай, что с разрешения властей ордена выполняешь поручение своего отца. Ступай. И напоследок... Чего бы ни потребовал от тебя мессир Робер, будь осторожен.
* * *
Ближе к полудню, освободившись от утренних обязанностей, мессир Анри Сен-Клер вернулся к себе и с удивлением и радостью обнаружил, что на деревянной скамье в комнате отдыха сидит его сын. Дальше этой комнаты верный Томас, как правило, не пускал назойливых просителей, норовивших впустую докучать главному военному наставнику.
Прошло несколько недель с тех пор, как отец и сын в последний раз разговаривали, и мессир Анри, не теряя времени зря, провёл Андре в дальнюю комнату и плотно закрыл за ним дверь.
— Что случилось, отец? У вас озабоченный вид.
— Я и впрямь озабочен. Зачем ты пришёл? Я, конечно, рад тебя видеть, но вряд ли послушника, проходящего самое серьёзное обучение, отпустили просто так, без веской причины.
Андре вскинул брови.
— Откуда вы знаете? Подробности нашего обучения держатся в секрете.
— Тут многое держится в секрете. Садись.
Следуя приглашению отца, Андре взял один из двух стульев, стоявших у большого деревянного стола.
— У меня много друзей, сынок, что неудивительно в мои-то годы, — продолжал между тем мессир Анри. — Некоторые из этих друзей — рыцари Храма. Несколько дней назад мы распили с одним из них жбан эля и поболтали о том о сём... Например, об обучении нынешних храмовых послушников. Приятель, ясное дело, знал, что мой сын находится в их числе, поэтому рассказал об их житье-бытье — чтобы я не огорчался, что не могу с тобой видеться.
Старый рыцарь внимательно посмотрел на сына.
— Итак, выкладывай. Зачем ты сюда пришёл?
— Евреи, отец.
Андре выпалил это слово, желая увидеть, какой эффект оно произведёт на отца. Но какой бы реакции он ни ждал, он её не дождался. Мессир Анри лишь моргнул и сел за стол напротив сына.
— При чём тут евреи?
— Из-за них я к вам и пришёл.
— Не понимаю, о чём ты, сынок.
— Нет, отец, боюсь, это ясно... Во всяком случае, для меня. Помните наш последний разговор о евреях и о том, как к ним относится король?
Не успел старший Сен-Клер ответить, как Андре продолжал:
— Я пришёл сюда прямо от мессира Робера де Сабле, он настойчиво просил меня об этом. Сабле послал за мной рано утром и сказал, что освобождает меня на сегодня от всех обязанностей, чтобы я передал вам, как глубоко его заботит ваша безопасность.
Теперь заговорил мессир Анри:
— Что ж, я благодарен мессиру Роберу за такую заботу. Но полагаю, мои дела и моё поведение его не касаются и не должны его беспокоить. Будь добр, передай ему это... Само собой, присовокупив мою благодарность.