И повсюду, в гуще обеих армий, можно было найти епископов. Они служили молебны, но под их ризами, а иногда и поверх риз виднелись доспехи. Эти прелаты снарядились на войну и были не менее опасны для любого сарацина, оказавшегося в пределах досягаемости их оружия, чем воины-миряне.

Андре Сен-Клер любовался многолюдным сборищем с небольшого холма у переднего края боевого порядка тамплиеров. Молодой рыцарь остановил коня перед первой шеренгой, держась справа от своего непосредственного начальника, брата Жюстина, наставника послушников. Брат Жюстин был угрюмым ветераном, от которого несло прогорклым козьим сыром. Сен-Клер находился от него на расстоянии двух конских корпусов, но даже там исходивший от старика едкий запах порой заставлял юношу придерживать дыхание.

По другую руку от брата Жюстина застыл в седле командующий походными силами Этьен де Труайя, славившийся своим суровым нравом и бесконечным презрением ко всякого рода пышной показухе вроде подобных парадов. Братья ордена Сиона дали де Труайя прозвище Un sanglier Templier — Вепрь Храма. Он не принадлежал к ордену Воскрешения и, следовательно, даже не подозревал о его существовании. Труайя был одним из самых высокопоставленных тамплиеров на всей земле, ранее звавшейся Римской Галлией, а после перешедшей к франкам. Как и многие ему подобные, он крайне нетерпимо относился ко всему, выходившему за рамки его ограниченного мира, в котором самой высшей ценностью считал Храм. Соответственно, всё, не имевшее отношения к Храму, не заслуживало внимания Труайя, а всё, хоть как-то противоречащее интересам Храма, являлось недопустимым. Однако как бы мессир Этьен ни относился к нынешнему сборищу, он не мог не явиться на сбор войск двух королей-крестоносцев — хотя бы потому, что был магистром ордена в Пуату, то есть высшим из орденских чинов, присутствовавших в тот день в Везле. Де Труайя был здесь в качестве гостя и наблюдателя: храмовникам предстояло сражаться в Святой земле бок о бок с мирянами, но орден находился в ленной зависимости не от какого-либо короля или сеньора, а от Святого престола, и высшие сановники ордена присутствовали здесь как личные представители Папы.

В то утро брат Жюстин назначил Сен-Клера своим сопровождающим и адъютантом, а также курьером для связи с вождями собравшегося внизу ополчения крестоносцев. Поскольку Андре ещё только намеревался вступить в орден, о чём заявил официально всего два дня назад, столь ответственное назначение могло показаться необычным. Но все знали, что молодой рыцарь связан тесными родственными узами с главным военным наставником Аквитании, поэтому понимали решение брата Жюстина.

Позади Андре, Жюстина и де Труайя застыли молчаливые и неподвижные ряды скованных железной дисциплиной храмовников. Тишину нарушали лишь переступавшие копытами застоявшиеся кони.

Ярким контрастом к суровому молчанию храмовников был висевший над армией мирян многоголосый гомон, из которого то и дело вырывались резкие повелительные выкрики (издалека слов приказов было не разобрать) и звуки труб и рогов. Конь Андре гарцевал, ржал и пытался податься к коню брата Жюстина, хотя молодой рыцарь пытался удержать скакуна, чтобы вконец не одуреть от вони.

— Где твой отец? Я его не вижу, — не глядя на Андре, спросил краешком рта брат Жюстин.

Де Труайя бросил на Жюстина хмурый взгляд.

Андре наклонился в седле вперёд и слегка повернул голову вправо, обводя взглядом склон, где над бурлящей, беспорядочной пёстрой массой людей и коней реял штандарт святого Георгия.

— Он где-то там, брат Жюстин. В этой толчее, в самой гуще. Непременно. По поручению короля Ричарда он занимался церемониалом и порядком построения, поэтому обязательно должен быть где-то там...

Не успел Сен-Клер договорить, как Этьен де Труайя сдавленно чертыхнулся и, пришпорив коня, поскакал вверх по склону. Даже его спина выдавала крайнее раздражение магистра.

Брат Жюстин покосился ему вслед, вздохнул и невозмутимо промолвил:

— Маршал просто недоволен тем, что творится внизу. Думаю, как и все мы. Мы вроде бы явились посмотреть на некое действо, но понимаем ли мы, что вообще там происходит? Единственное, что я могу ясно разглядеть, — это непотребно огромное скопище увешанных драгоценностями епископов, собравшихся между двумя армиями и дожидающихся своей очереди исполнить роль в представлении. Но если даже половине этих пустобрёхов, жалких сукиных сынов, позволят отслужить по молебну, мы все умрём от старости раньше, чем спустимся с холма.

Сен-Клер никак не ожидал услышать такие слова из уст наставника послушников, но юноше хватило ума не выдать своего изумления. Однако он чувствовал, что надо что-то сказать, потому откашлялся и проговорил:

— Ничего страшного, брат Жюстин. За всё отвечает Ричард Плантагенет, который жалует высшее духовенство не больше, чем его покойный отец. Все эти епископы будут молиться, но будут молиться вместе, когда придёт время, и не дольше, чем требуется.

Наставник послушников буркнул что-то невразумительное, как видно, не считая нужным делиться соображениями с зелёным новичком. Но потом всё же проворчал:

— Может, и так. Архиепископ Лиона будет запевалой, а аббат Везде подхватит.

Их перебил топот копыт: один из старших рыцарей, имени которого Андре не знал, выехал вперёд, остановился возле брата Жюстина и заговорил с ним так, будто Сен-Клера вообще не существовало:

— Что происходит? Де Труайя злится пуще кота, которого окатили из лохани.

— Знаю. Но в том-то и дело, что ничего не происходит. Де Труайя терпеть не может впустую тратить время, а эта ерундень разозлила бы и святого. Там, внизу, сотня тысяч человек, всем им предстоит сегодня отправиться в путь, а сюда согнали целое полчище епископов, которые готовы молиться до скончания века.

Рыцарь откашлялся и сплюнул.

— Последние три дня и без того были раем для святош: одна бесконечная потная месса с пением молитв и клубящимися облаками благовоний. Пора с этим кончать. Давно пришло время сворачивать палатки, нагружать повозки, строиться в походные колонны и выступать.

Он повернул голову, скользнул невидящим взглядом по Сен-Клеру и кивнул наставнику послушников.

— Попомните мои слова. Либо мы сойдём с этого холма и двинемся в путь сегодня в полдень, либо Ричарду Плантагенету будет грозить отлучение...

Рыцарь цинично хмыкнул и договорил:

— ...Но поскольку святая мать-церковь поручает Ричарду командовать этим походом, в надежде, что тот покончит с Саладином и его сарацинами и вернёт Риму Святую землю, вряд ли короля отлучат.

— Де Шаторо! — Голос, донёсшийся сверху, походил на звук раскалывающегося камня, и рыцарь, разговаривавший с братом Жюстином, резко выпрямился. — Дерьмо! Смотри хорошенько. Следи, нет ли движения между лагерями. Любого движения!

— Есть, брат маршал! — выкрикнул де Шаторо и, не желая вызывать недовольство де Труайя, резко развернул коня и пришпорил его, прежде чем передние копыта скакуна коснулись земли.

Краешком глаза Андре заметил, что брат Жюстин проводил всадника взглядом, прежде чем повернуться к молодому рыцарю и буркнуть:

— Оставайся здесь. И если внизу что-нибудь изменится, начнёт двигаться какой-нибудь большой отряд, сразу пошли за мной.

Андре услышал, как застучали копыта коня — брат Жюстин поскакал вслед за Шаторо, — но не стал смотреть наставнику вслед. Андре и так чувствовал, что, оказавшись на особом положении ещё до вступления в ряды послушников, привлёк к себе излишнее внимание. Правда, его товарищи не подавали виду, что обижены, но юноша был достаточно проницателен, чтобы заподозрить — под личиной кажущегося безразличия всё-таки таятся недобрые чувства. И у него не было ни малейшего желания усугублять ситуацию, лишний раз привлекая к себе внимание.

Внизу ничего не изменилось, когда спустя некоторое время вернулся брат Жюстин.

— Сен-Клер, маршал де Труайя хочет, чтобы ты отправился туда и официально, от лица высшего военного командования ордена, поторопил этих лентяев. Ты спустишься вниз, найдёшь своего отца, главного военного наставника, и сообщишь ему, что маршал Храма желает приватно посовещаться с двумя монархами. Как думаешь, тебе это по силам?