Ричард резко отстранился от огня, подтащил кресло обратно к столу и упёрся в спинку руками.

— Что касается денег на этот поход... Я уже сказал, что церковь готова пожертвовать на него золото — таковы условия моего недавнего соглашения с Климентом. Но есть и другие источники средств, кстати предусмотренные Жизорским соглашением. По достигнутой там договорённости мы ввели новый налог и во Франции, и в Англии, и во всех владениях Плантагенетов в других местах. Он называется «саладиновым налогом» — хорошее название, верно?

Очевидно, герцог и впрямь так думал, поскольку произнёс эти два слова чуть ли не с улыбкой.

— Это моя идея — и сам налог, и его название. От его введения в Англии ожидаются великолепные результаты. Представьте себе: каждый подданный королевства, в том числе священнослужители, будет в течение трёх лет платить одну десятую со всех своих доходов. Правда, кое-кто толкует, будто для некоторых это слишком обременительно, но мне-то что за дело? Англия — настоящая драгоценность в короне Плантагенетов, и она вполне может позволить себе заплатить сумму, которую я требую на столь благородное дело. Хотя признаюсь честно: ради того, чтобы собрать армию, не будь у меня другого выхода и найдись достаточно состоятельный покупатель, я бы продал даже Лондон со всеми его богатствами.

Герцог выпятил нижнюю губу и добавил:

— Речь идёт о воистину благородной цели, Анри, которую не следует путать с сопутствующими политическими дрязгами.

Высказав своё мнение, Ричард, по-видимому, вспомнил, что он — персона официальная; он вышел из-за кресла, уселся и с серьёзным видом продолжал:

— Этот нечестивый палестинский выскочка, этот пёс Саладин, именующий себя султаном, слишком высоко задрал свою поганую голову. Она торчит над песками, так и напрашиваясь, чтобы её в них втоптали! Саладин отобрал у нас Иерусалим и Акру, хотя и не удержит их долго. Его коварство привело к поражению в Святой земле христианского воинства и гибели сотен лучших наших рыцарей, включая храмовников и госпитальеров. Не говоря уже об утрате Истинного Креста, найденного благословенной императрицей Еленой шестьсот лет тому назад. За все эти неслыханные грехи он заслуживает должного воздаяния, и, клянусь, воздаяние не заставит себя долго ждать. В следующем году в этом же месяце мы будем уже в Святой земле. И вы будете рядом со мной.

— Понимаю...

Старому рыцарю пришлось приложить все усилия, чтобы ни голос, ни лицо его не выдали страха, грозившего перерасти в панику. Сен-Клер медленно сосчитал до десяти и только тогда, совершенно спокойно, спросил:

— В качестве кого вы хотите меня там видеть, мой сеньор?

Ричард нахмурился. Очевидно, его и без того невеликое терпение подходило к концу.

— В качестве кого? Конечно, в качестве главного военного наставника моих войск. Кого же ещё?

— Главного военного наставника?

Неожиданное заявление совсем выбило Сен-Клера из седла.

— А почему бы и нет? Или вы считаете, что не годитесь на эту должность?

— Нет, не то чтобы не гожусь, — ответил Анри, уязвлённый тоном, каким был задан вопрос, — но, если хотите знать моё мнение, не очень-то для неё подхожу. Я немолод, мой сеньор, и слишком давно отошёл от дел. Спустя год мне исполнится пятьдесят, и я уже много лет не размахивал мечом. По правде говоря, с тех пор, как умерла моя жена, я даже не садился в седло. А ведь у вас под началом наверняка есть люди помоложе, которые больше пригодны для такого ответственного дела.

— Кончайте болтать вздор про старость! Моему отцу пятьдесят шесть, а он всего несколько месяцев назад сидел в седле и сражался в Нормандии не на жизнь, а на смерть. И кроме того, я ведь не призываю вас махать мечом. Мне нужен ваш опыт, ваше знание людей и военного дела, а самое главное — ваша преданность. Вам я могу полностью доверять, а вокруг меня слишком мало людей, о которых я мог бы сказать такое.

— Но...

— Никаких «но», старина. Неужто вы ничего не поняли из того, что я только что рассказал? Множество людей и здесь, и в моём будущем королевстве считают, что я должен приблизить к себе Уильяма Маршалла. Да, Маршалл лучший воин нашего времени, если не считать меня самого. Но Уильям Маршалл — человек моего отца. Он был им всю жизнь, он предан Генриху душой и телом и никогда не сможет стать моим человеком. Маршалл разделяет мысли и предубеждения моего отца, он недолюбливает меня, не доверяет мне — так было всегда, — поскольку видит во мне хоть и законного, но нежеланного наследника своего господина. И это его возмущает. Я не допущу, чтобы мои планы зависели от него, потому что доверяю ему не больше, чем он мне. Вам понятно?

— Да, мой сеньор, и всё же... Могу я попросить об одолжении? Позвольте мне подумать над вашим предложением.

— Думайте сколько угодно, Анри, но не пытайтесь пренебречь моими желаниями. У меня уже всё взвешено, решено, и вы сильно рискуете, если собираетесь нарушить вассальный долг, отказав своему сеньору.

Ричард помолчал, но, так и не дождавшись ответа Сен-Клера, нахмурил брови, обернулся к дверям и спросил:

— Кстати, старина, а где же ваш юный сын Андре? По-прежнему шляется ночами по девкам? Надеюсь, что так, иначе я не спущу ему пренебрежение долгом. Ему следовало бы поприветствовать своего сеньора...

Герцог осёкся, поражённый выражением лица мессира Анри.

— В чём дело, Анри? Что-то не так, я вижу это по вашим глазам. Где мальчуган?

В этот момент дверь отворилась, и робко потупившийся слуга направился к камину, очевидно, собираясь подбросить дров. Анри поднял руку и, возвысив голос, остановил слугу, а когда тот замер на месте, жестом отослал его прочь. Слуга торопливо удалился, бесшумно закрыв за собой дверь.

Сен-Клер встал, снял тяжёлый плащ, аккуратно сложил, повесил на спинку кресла и подошёл к очагу, где принялся тщательно укладывать поленья поверх горящих углей, явно медля с ответом, чтобы собраться с мыслями. Он совсем забыл, каким проницательным порой бывает Ричард Плантагенет. Укладывая поленья и вороша сапогом угли, Сен-Клер мысленно бранил себя, что не проявил должной осторожности.

Однако Ричард не собирался позволить собеседнику оставить свой вопрос без ответа.

— Итак, Анри, я жду. Где юный Андре?

Сен-Клер выпрямился, вздохнул и повернулся лицом к герцогу.

— Я не могу ответить на ваш вопрос, мой сеньор, потому что и сам этого не знаю.

— То есть как? Вы не знаете, где он проводит нынешнюю ночь, или вообще не ведаете, где он?

— Последнее, мой сеньор. Я не ведаю, где он.

Ричард резко приподнялся в кресле, удивлённо распахнув глаза.

— Не ведаете, где...

Герцог бросил недоверчивый взгляд на хранившего молчание рыцаря де Сабле.

— Робер, речь идёт о единственном сыне этого человека, причём Анри каждый божий день проводил с мальчиком больше времени, чем мой старый лев провёл со мной и всеми моими братьями за всю жизнь. И теперь он не знает, где тот находится?

Ричард снова повернулся к Сен-Клеру. От добродушия герцога не осталось и следа.

— И когда вы видели его в последний раз?

Сен-Клер пожал плечами.

— Прошло более двух месяцев с тех пор, как он последний раз провёл ночь под этой крышей.

— Тогда под чьей крышей он спит сегодня? Предупреждаю — от меня не укрылось, что вы пытались уклониться от ответа. Имейте это в виду, когда будете отвечать снова. У него есть любовница?

— Нет, мой сеньор, насколько мне известно, нет.

— Когда вы в последний раз с ним связывались? Не советую лукавить, Анри.

Сен-Клер глубоко вдохнул, понимая, что деваться некуда.

— Два дня назад. Связывался, но не видел его. Я передал ему через третье лицо еду и одежду.

— Еду и одежду? Он беглец?

— Да, мой лорд.

— Но от кого он скрывается и почему?

Не в силах смотреть герцогу в глаза, Сен-Клер отвернулся к огню и сокрушённо пробормотал:

— Он убил священника.

— Священника? Бог свидетель, тут не обойтись без вина! Налейте нам вина, а потом сядьте и поведайте всю историю. Судя по всему, она стоит того, чтобы её послушать. И прошу, старина, принимая во внимание, кто мы такие, уберите свою скорбную мину. Надо ещё поискать клирика, который осмелится посмотреть на нас с вызовом, с тех пор как мой отец разобрался с англичанином Беккетом. Так что давайте, старина, наливайте вина: нам не терпится вас послушать.