— Я имел в виду то, что вы, старина, мне нужны, — промолвил он, глядя на Сен-Клера, сидевшего напротив Сабле. — Я хочу, чтобы вы сопровождали меня.

Услышав эти слова, Анри с трудом подавил смятение. Сделав вид, что не понял, он переспросил:

— Сеньор хочет, чтобы я сопровождал его в поездке по Анжу?

— Нет, чёрт возьми! В походе в Святую землю.

Ричард бросил на Сен-Клера раздражённый взгляд, но, вспомнив, что старый рыцарь отрешился от мирских дел, смягчился и пояснил:

— Последние несколько месяцев я поддерживаю связь с новым Папой, Климентом. Похоже, за последнее время у нас сменилась уйма пап. Урбан Третий умер в декабре позапрошлого года, Григорий Восьмой правил всего каких-то два месяца, до марта прошлого года... А нынешнему, Клименту, даром что он и года не пробыл на своём посту, не терпится продолжить войну... Вы, наверное, слышали, что в январе прошлого года мой отец дал обязательство Григорию вернуть Иерусалимское королевство и Истинный Крест?

Сен-Клер, удивлённо распахнув глаза, покачал головой.

— Нет, мой господин, боюсь, я об этом не слышал. А если бы и слышал, новость едва ли запомнилась бы мне в дни скорби. Моя жена умерла спустя несколько недель после кончины Папы Урбана.

Ричард пристально посмотрел на собеседника и быстро кивнул.

— Так вот, Генрих дал обет Папе Григорию примерно за месяц до того, как мы узнали о смерти этого Папы. По правде говоря, отец принёс обет не лично Григорию, так как тот отсутствовал, а архиепископу Иосии Тирскому. Дело было в Тире, единственном оплоте, оставшемся у христиан в Святой земле. В общем, мой старик обязал всех нас вести эту войну: и Филиппа, и меня, хотя меня там даже не было. Но вас это не должно удивлять, поскольку вы знаете отца и знаете меня. Старому льву моё отсутствие ничуть не помешало осуществить своё отцовское право распорядиться моей жизнью во имя папского дела.

Сен-Клер делал вид, что всё это его интересует, поскольку чувствовал: его неведение раздражает Ричарда, вынужденного пересказывать общеизвестные, как казалось герцогу, вещи. Плантагенет снова шумно откашлялся и продолжил:

— Так вот, похоже, всё уже оговорено. Французские новобранцы будут носить красные кресты на белых плащах, англичане — белые на красных, а фламандцы — зелёные... вроде бы на белом. Полагаю, весьма живописно и внушительно. Мы все согласились выступить в следующем году, но мой отец, конечно, не собирается никуда отправляться. Это просто уловка, чтобы спровадить меня за море и тем временем подготовить все для передачи английского трона моему никчёмному братцу Иоанну. Вот увидите, когда наступит время собираться под знамёна, Генрих сошлётся на слабость, недуги и старость. Зато нынешний Папа Климент — человек далеко не глупый, это ясно. Епископы держат его в курсе всего происходящего здесь и в Англии, и Папа прекрасно знает, что я ни за что не уступлю корону своему брату-недоумку. Папа готов поддержать мои притязания по той простой причине, что я ему нужен. Климент желает, чтобы я, от имени матери-церкви в Иерусалиме, возглавил новое объединённое христианское ополчение, которое отвоюет у неверных Иерусалимское королевство. Если бы Папа желал только этого, я не был бы впечатлён, потому что в любом случае намеревался стать во главе войска, с тех пор как прослышал о продолжении войны. Но ещё до кончины Григория в планы вмешался германский император Барбаросса. Барбаросса поклялся собрать армию тевтонов численностью более двухсот тысяч человек, что, конечно, чертовски переполошило весь Рим. Ни Климент, ни его кардиналы совершенно не желают, чтобы Святая Римская церковь была чем-то обязана кайзеру Барбароссе и его Священной Римской империи, а тем более нечестивым немецким армиям. Святые отцы в Риме понимают, что могут запросто лишиться папского престола и всего мира; их просто вынудят отойти на задний план и ничего не делать. Вот почему им понадобился я. Именно я теперь — воплощение всех надежд на спасение Империи Человеческих Душ.

Герцог пощипал нижнюю губу, рассеянно прищурился на собеседника и продолжил:

— Климент обхаживает меня, уговаривая встать во главе франкского воинства, которое станет противовесом присутствию Барбароссы в Святой земле и склонит чашу весов в пользу папства. Конечно, войско у Барбароссы огромное, нам едва ли удастся собрать половину таких сил, зато Барбаросса почти так же стар, как и мой отец, и я собираюсь воспользоваться этой разницей в возрасте. Спору нет, его тевтонцы и готы — народ стойкий и мужественный, но наши франки их превзойдут. А в благодарность за помощь Папа предложил мне гарантию (правда, пока не письменную) того, что после смерти отца я взойду на английский трон.

Сен-Клер сморщил нос.

— Понятно. Вы доверяете Папе, мой господин?

— Доверяю ли ему? Доверяю ли Папе? Вы считаете меня безумцем, Анри?

Ричард ухмылялся.

— Чему я доверяю, мой друг, так это собственным суждениям о том, что лучше для меня и для моего народа. Поэтому я согласился на просьбу Папы. Я приму командование армией, если он поможет мне её собрать. Филипп, конечно, тоже будет участвовать в походе — это было оговорено ещё в первоначальном соглашении, заключённом в Жизоре. Кстати, с тех пор Филипп окончательно рассорился с моим отцом: взял да срубил любимое дерево старика, так называемый Жизорский вяз, — под этим вязом старый король подписал великое множество договоров и соглашений, включая то, о котором идёт речь. Из-за такого поступка Филиппа чуть не началась война, и мне пришлось снова улаживать с ним дела, чтобы защитить свои владения во Франции, особенно те, что являются вассальными по отношению к французской короне. Представьте, какой это вызвало переполох — угроза новой войны между христианскими державами, в то время как главной угрозой папству является Святая земля! В Ватикане поднялась паника, стаи папских послов полетели к каждому из нас. Филипп снова поддался на уговоры и подтвердил свою верность священной войне. Более того, во исполнение обета и, следовательно, нам во благо он приведёт с собой самых могущественных вассалов своего королевства: Филиппа, графа Фландрии, и Анри Шампанского. Вы знаете, что бедняга Анри доводится племянником и Филиппу и мне? Моя матушка приходится ему бабушкой благодаря своему первому, французскому, браку. И само собой, граф Стефан де Сансерр тоже там будет. Но объединённое войско возглавлю я. Новый Папа, Климент, клятвенно пообещал это, хотя я ещё не король, а Филипп носит корону уже десять лет. Спору нет, наш Филипп — толковый правитель и умеет организовать всё как надо, зато я — истинный воин. Если мой отец проживёт достаточно долго и успеет увидеть собранное войско, он наверняка пожелает возглавить его лично. Но, как я уже говорил, то будут лишь пустые слова. В общем, как только всё будет готово, мы немедленно отплывём в Палестину, а ко времени нашего победного возвращения Англия, с благословения Святого престола, наверняка будет моей.

Ричард встал и скрестил на груди руки, уставившись на угли очага.

Сен-Клер остался сидеть, погрузившись в раздумья. Он проследил взглядом за Ричардом, потом посмотрел на де Сабле — тот молчал с непроницаемым, как маска, лицом. Наконец Сен-Клер кашлянул и заговорил:

— Мой сеньор, кажется, вы говорили о ста тысячах воинов? Простите, что спрашиваю, но... Кто за всё это заплатит?

Не успел Ричард ответить, как старый рыцарь торопливо продолжил:

— Я вот о чём: да, ваш отец в Жизоре дал клятву собрать войско для этого похода. Но захочет ли он исполнить свой обет теперь, после событий августа, зная, что поход, вопреки его воле, сыграет вам на руку?

— Он выполнит обет.

Ничуть не обескураженный вопросом, Ричард бросил это через плечо, не глядя на Сен-Клера, хотя и обращался к нему.

— Выполнит, потому что о моей договорённости с Климентом он не знает и никогда не узнает. И чтобы вы не спрашивали, откуда у меня такая уверенность, скажу сразу — сейчас Климент нуждается в моём расположении больше, чем когда-либо будет нуждаться в расположении моего отца. Чтобы в этом убедиться, я дал Папе понять: у меня есть собственные лазутчики, которые будут пристально наблюдать за ним. И если до меня дойдёт хоть малейший намёк на то, что святой отец за моей спиной ведёт дела с моим нечестивым папашей, я откажусь от командования армией, немедленно покину Святую землю со всеми своими людьми и предоставлю Папе возможность вершить свою судьбу и судьбу святой матери-церкви, имея в своём распоряжении только Барбароссу и германцев.