Он повернулся к де Сабле.

— У этого человека, Робер, я обучился всему, что мне известно об оружии и военном деле. Он преподал мне основы владения мечом, копьём, топором и арбалетом задолго до того, как в моей жизни появился Уильям, маршал Англии, который приучил меня каждодневно упражнять мускулы и неустанно стремиться к совершенству. Маршалу я обязан своей подготовкой в юности, но ещё мальчишкой я научился почти всему, что знаю, у Анри Сен-Клера. Я уже рассказывал вам о нём, Робер, но не могу не повторить: перед нами во плоти стоит человек, который сделал меня таким, каков я есть.

«Боже упаси!» — невольно подумал мессир Анри.

Ибо, хотя похвалы были лестными, многое в Ричарде Плантагенете смущало и даже возмущало старого рыцаря.

Да, он действительно научил его биться в сражении и на поединке, он нещадно муштровал мальчишку с восьми до четырнадцати лет, вдалбливая в него навыки владения оружием, но не из любви или восхищения, а из чувства долга. В то время Анри был главным военным наставником в войске матери Ричарда, Элеоноры, герцогини Аквитанской. Элеонора, которая была королевой Франции до того, как развелась с первым мужем и вышла замуж за короля Генриха Второго Английского, став таким образом королевой Англии, сохранила за собой Аквитанское герцогство — самое большое и самое могущественное феодальное владение во Франции. Некогда Элеонору называли могущественнейшей женщиной христианского мира, но многие её достоинства почему-то не передались её сыновьям. Ричард был её третьим сыном и, по слухам, любимчиком матери. Но хотя ещё в отрочестве он стяжал славу великолепного мастера клинка, бойца, не имевшего равных среди сверстников, некоторые черты характера этого молодого человека даже тогда вызывали возмущение и неприятие Анри Сен-Клера. Теперь же, встретившись со своим сеньором после пятилетней разлуки, старый рыцарь чувствовал, что не испытывает ни малейшего желания слыть (хотя бы по ошибке) человеком, который сделал Ричарда Плантагенета таким, каков он есть.

— Садитесь, старина, садитесь. Это ваш дом, а я здесь всего лишь гость. Так что садитесь, присоединяйтесь к трапезе и расскажите нам, что заставило вас уединиться тут на долгие годы.

Эктор выступил вперёд и выдвинул кресло из-за стола для своего господина. Мессир Анри сел, аккуратно расправив складки плаща, но не успел ничего сказать, как Ричард подтолкнул к нему тарелку.

— Давайте угощайтесь каплуном, — буркнул герцог. — Надо отдать вам должное — ваша кухонная челядь всегда на высоте. Никогда не пробовал более вкусного мяса. Приправы особые, что ли?

Ричард снова занялся своим куском; его короткая рыжая бородка лоснилась от жира. Де Сабле ел более изящно, смакуя дичь, но не разрывая её на куски.

Сен-Клер воспользовался возможностью рассмотреть второго гостя более внимательно. С виду рыцарю из Анжу было под сорок — он казался старше своего сеньора лет на пять. Благородные черты, ясные карие глаза над длинным прямым носом, тёмно-каштановая борода лопатой, не скрывающая квадратного волевого подбородка, — лицо суровое, заметил Анри, но с проблесками весёлости и сострадания. Хозяин дома невольно задался вопросом: что связывает этого человека с Ричардом Плантагенетом, одним из самых могущественных и самых безжалостных людей в христианском мире?

Анри пододвинул к себе деревянный поднос и угостился крылом холодного каплуна. Мяса в крылышке было мало, но рыцарь не чувствовал голода, да и мысли его были заняты другим: он пытался понять, что сулит ему этот неожиданный визит. Ему было просто не до еды.

— Я огорчился, узнав недавно, что ваш отец по-прежнему не провозглашает вас наследником. По моему разумению, этот вопрос должен был решиться уже давно.

— Точно, все мы на это надеялись, — согласился Ричард. — И по правде говоря, я и был наследником, пока старый кабан снова не передумал. Он — упрямая старая свинья, хотя и считает себя львом. Впрочем, клянусь божьей глоткой, я его допеку. Подождите чуток — и вы вместе со всем миром увидите: он до своей кончины провозгласит меня наследником трона Англии. А жить ему, по милости Господней, осталось уже недолго.

Хотя Анри Сен-Клер знал, что между отцом и сыном нет особой любви, хотя до него доходили слухи, что старый король дряхлеет буквально на глазах, ему неприятно было слышать, как бессердечно сын говорит о грядущей смерти родного отца. Сен-Клер замешкался, не зная, что ответить, но Ричард продолжал, не дожидаясь его слов:

— Однако надо отдать ему должное — старый кабан многого добился на своём веку. Само собой, он старался для себя, но если подумать, то и для меня тоже. Он ведь создал для меня империю. Честно говоря, я всю жизнь его на дух не переносил, порой ненавидел, но всё равно над его гробом могу и всплакнуть. Может, он и подлый тиран, но, бог свидетель, настоящий мужчина и настоящий король. Клянусь, ума не приложу, как он и моя матушка ухитрились прожить вместе так долго, не поубивав друг друга.

— Может, потому, что последние шестнадцать лет он продержал её в заточении?

Ричард вздрогнул, дёрнув головой, и удивлённо воззрился на своего бывшего наставника, но потом расплылся в улыбке и наконец разразился грубым хохотом.

— Видит бог, вы попали в самую точку! Скорее всего, это имеет прямое отношение к тому, что оба они ещё живы.

— А как поживает сейчас ваша матушка?

— На удивление хорошо, судя по тому, что сообщают мне из Англии. Но в один из ближайших дней она вернёт себе свободу и тогда станет ещё более непредсказуемой и опасной, чем прежде! Элеонора никогда не перестанет строить собственные планы.

Сен-Клер кивнул.

— Мне трудно судить об этом, мой сеньор. Мы здесь живём тихо, почти не ведая о том, что происходит за воротами. К нам редко заглядывают гости, да и сам я, с тех пор как год назад умерла моя жена Аманда, не стремлюсь к общению с миром, лежащим за стенами моего замка.

Ричард отозвался на это мгновенно, энергично и совсем не так, как надеялся Сен-Клер:

— А я уверен — вам нечего здесь киснуть! Ничто не держит вас в этой норе, так почему бы не выбраться из неё, не вернуться снова в большой мир? По правде сказать, ради этого я и нагрянул сюда нынче ночью.

Произнеся эти зловещие слова, герцог умолк, катая хлебный шарик между большим и указательным пальцами и задумчиво глядя в ревущий в огромном очаге огонь. Когда он заговорил снова, его слова удивили старшего собеседника:

— Я не слышал о смерти вашей жены. Я знаю, как много она для вас значила, и, должно быть, её кончина была для вас сильным ударом. Это вполне объясняет отсутствие интереса к миру, лежащему, как вы сказали, за стенами вашего замка. Что ж, может, не стоит больше об этом говорить.

Ричард встал, снял кожаную безрукавку и кинул на кресло, где уже лежали заляпанные грязью дорожные плащи.

Поманив пальцем Эктора, хозяин дома указал ему на одежду, и управитель мигом её забрал.

— Мой сеньор, скоро будут готовы ваши покои, где вы сможете отдохнуть в уюте и тепле. А тем временем слуги вычистят и высушат ваши плащи.

Ричард хмыкнул и лениво проводил взглядом Эктора, который вышел из холла, держа в охапке безрукавку и два тяжёлых плаща.

Когда за управителем закрылась дверь, Ричард подтащил своё кресло поближе к ревущему огню и уселся снова, вытянув ноги к пламени. Его золотистая борода покоилась на груди, нижняя губа задумчиво выпятилась, пальцы рассеянно поглаживали вышитый золотом на левой стороне рубахи личный герб — золотого льва, стоящего на задних лапах на фоне кроваво-красного гербового щита. Молчание затянулось, и, когда стало ясно, что герцог не собирается его нарушать, Сен-Клер деликатно кашлянул. Мысленно отогнав возникшие у него недобрые предчувствия, старый рыцарь заговорил сам — негромко, едва заглушая потрескивание огня:

— Мой сеньор, вы, кажется, начали говорить о том, что приехали сюда, чтобы побудить меня нарушить уединение. Позвольте поинтересоваться, что именно вы имели в виду?

Ричард поднял глаза, и стало ясно, что он с трудом борется со сном. Однако вопрос заставил герцога выпрямиться и откашляться.