Виктор пришёл в себя, лёжа на песчаном ковре. Языкснова окунули в эту жёлтую, колкую пыль. Он смог открыть глаза и увидел, чтоосновная битва перебросилась к высохшему устью реки. Когнос теперь раскрылся вовсё своё уродливое величие: белый, костлявый панцирь раздулся, четыре огромныхпаучьих руки впились в песок, а чрево на брюхе обзавелось красными глазами иострыми клыками. Две мёртвых головы до сих пор болтались туда-сюда, ноединственная живая пульсировала буро-чёрной энергией, исходящей изотвратительной пасти. Рот на брюхе продолжал впитывать энергию мертвецов,которая тянулась отовсюду, и Виктор вдруг увидел, как бледнеет его кожа.

— Тебе не холодно? — Однорукий побледнел ещё больше,а кожа его высыхала на глазах. Жёлтые кошачьи глаза стали утрачивать блеск.Виктор было испугался, но странный мороз проник в тело и сознание, нашёптывая: «Ляги отдохни… Закрой глаза…»

Разряд молнии и гром, драконьим рыком разошедшийсяпо мёртвой пустыне, вдохнул жизнь в Виктора, и он вскочил, как вскакивал каждоеутро в корпусе “Зимы”. Однорукий мирно лежал в одеяле песка, не отпуская свойтрофейный меч даже сейчас. Увидев, как вздымается его грудь, Виктор выдохнул итут же оглянулся.

Тот татуированный язычник, вождь«Перуна», раскрыл свои Чертоги внутри Чертогов Когноса? Невероятно! Откуда унего такая мощь?!

Бык, весь в синяках, кровоподтёках, ссадинах,обсыпанный песком и пронзённый двумя копьями (один обломок торчал в левойгрудине, другой — в икре на ноге), героически держался. Две огромные культидемона змеями обвили его шею, но теперь медленно сползали. Древняя секира Быка,наконец, раздробила последнюю голову чудовища, но Когнос ещё жил и толькошептал: «Жертва, жертва…»

— Отдай то, что принадлежит мне, — Бык вырвал спояса Кинжал Душ и Когнос взвыл и задёргался, увидев этот клинок.

— Тьма окутала тебя… — шептала голова демона, — тьмаи поглотит… Убери…

— Отдай мне то, что мне принадлежит.

Жадное чёрное лезвие вонзилось в длинную шею демона.Кинжал Душ зашипел, когда прорезал сухожилия, кости и вены древнего существа.Когнос визжал, просительно вытягивал длинные отростки культей, в надеждевырвать впившееся в него лезвие, но силы стремительно покидали его. Тело егодрожало и слабло, пока обсидиановый кинжал делал смертельный круг. Когда головаслетела с тела и оказалось у Быка в руке, пространство задрожало и началотаять, как мираж. Они снова оказались в холодной сибирской глуши, подлеразрушенного лагеря и древней статуи «Сварога».

— Отдай то, что мне принадлежит, — повторялБык, принимаясь за другую голову. Черные пальцы обвивали его тело, проникалипод кожу, расходясь чёрными венами. Воин дрожал от поступавшей в него силы, нопродолжал своё дело. Он не мог остановиться, не мог бросить Кинжал Душ ипотрошил тело Когноса так, как охотник разделывает свою добычу. Чёрная кровьлилась Быку в рот, в глаза, в уши и он жадно её принимал. Обсидиановое лезвиеКинжала Душ зажглось красными, древними знаками и тоже хищно впитывало кровьсвоей жертвы. Одна из голов Когноса лениво шевельнулась, крохотная рука резкоподнялась и ударила язычника по руке, где тот держал Кинжал. Оружие вылетело издрожащих рук Быка, но он, в припадке овладевшего им возбуждения, даже не заметилэтого. Разорвав остатки Когноса, Бык раскинул руки к небу и крикнул:

— Хвала тебе, Владыка Молний! Я лишу жизни их всех! —Он рассмеялся и чёрные молнии, переливаясь багровыми тонами, взвились в воздух,окружив своего хозяина.

Бык рассмеялся ещё больше. Теперь он стал непобедимым.В нём текла сила вождей «Сварога», «Даждьбога», «Перуна», а теперь он смоговладеть буйной силой древнего демона! Он чувствовал, как мощь течёт в нём, какона расширяется в его теле, как она возбуждает его душу. Эта сладость — сладость от убийства; от победы; отпоглощённой мощи; пьянила его и Бык смеялся. Он видел, как мир склоняется передним, как Каменные Демоны бегут от его ярости, а мощь его множится.

— Я спасу тебя, Бушуй, — пообещал себе Бык, — теперьни один Ворон меня не остановит.

«Пора разобраться с этими букашками, которые путалисьу меня под ногами во время битвы».

Бык, расплываясь в улыбке чудовища, обернулся,ощущая как жар чёрного пламени исходит от каждой клетки его тела. Он ужесобирался взяться за свою секиру, чьё лезвие почернело от пролитой крови, каквдруг ощутил холодный поцелуй, угодивший ему прямо в сердце.

— Ты? — Голос вождя дрогнул, и Бык отшатнулся,рухнув в снег.

Питавшая его сила, наполнявшая все его члены, словновода, полилась в другое русло. Он чувствовал, как мощь его покидает, какдесятки поглощённых им душ кричат и молят о спасении, как древний демон тихошепчет свои проклятия и как он сам, Бык, растворяется среди этого потока.

«Нет, — крикнул он душам, плывшим в чёрное,скалящееся лезвие Кинжала Душ, — я должен… Я не могу! Пустите!»

Но тело его ослабло, глаза потеряли блеск, и могучаягрудь последний раз вдохнула свежий, лесной воздух. Перед глазами могучеговождя сидел его сын и горько плакал, обхватив тело отца маленькими ручками.

— Я люблю тебя, сын… — Бык положил руку на спинусыну и крепко прижал его к себе. Он хотел сказать что-то ещё, но увидел чёрнуюфигуру, в маске птицы.

— Ублюдок, — прошипел Бык и потянулся к секире,которая лежала рядом, — ты обманул меня… Я убью тебя, сучий выродок! Не трогай!Не трогай моего сына!

Ворон посмотрел на вождя и только сказал:

— Теперь он мой.

Тьма утопила последние краски света.

Илий недоверчиво смотрел на Старого Волка серымиглазами, скребя свою жиденькую чёрную бородёнку.

— Значит, теперь я — лидер «Князя»? — Он отпил изстарого советского гранёного стакана. «Князь» пусть и был крупнейшимдивизионом, но отнюдь не самым богатым. Отборные ублюдки или зелёные новички вего рядах, приближённость к огромному лесу, именуемым «Язычником», постоянныенападки лесных отродий на каждое звено так называемого «Змея» делали «Князь»скорее не элитным дивизионом, а кучей разношёрстных человек, в огромномколичестве, но с крайне паршивым качеством. Всё это новоиспечённый игумен Илийпрокручивал у себя в голове, внимательно оглядывая Старого Волка. — Непрельщает меня эта должность. Найдите другого.

— А тебя и никто не спрашивает, — холодно сказалАкела, докуривая сигарету. — Кир доверял тебе, ты был его правой рукой и в«Князе» нет никого опытнее тебя. Избирать кого-то извне крайне сомнительноерешение. Если же ты хочешь отказаться, то изволь, но нам придётся созватьСвятой Синод для разрешения этого вопроса.

По спине Илия прошёл холодок, когда речь зашла оСиноде. Почти все решения этого органа сводились к тому, что осуждённого либобросали в «Лёд», либо ссылали в «Князь». Учитывая, что второй факт исключался,перспектива предвиделась печальная.

— Хорошо, я приму на себя управление, — сдался Илийи залпом опустошил стакан. Жгучая жидкость протиснулась по горлу, а в грудипотеплело, — полагаю, мне не стоит знать, что случилось с Киром? — Он вперилсвои серые глаза в Акелу.

— Кир сотрудничал с язычниками, сорвал «Капкан» и, внадежде избежать правосудия, подался в бега, — ложь лилась из губ Аарона ровнымпотоком, голос его не дрожал и звучал убедительно. Но глубоко в душе правдастискивала его сердце, и Старый Волк чувствовал, будто от него отняли частичкусебя. — Когда я застал его на месте, он покончил со своей жизнью,предварительно выдав показания. Этого достаточно?

— Более чем. — подчинительно кивнул Илий. — Когда ясмогу взять на себя командование?

«Этот пусть и строит из себя правдоруба, но на делеещё покладистей, чем я. В Кире была лишь четверть силы и мудрости Ашера, а насколькоэтот хуже, чем Кир?» Вопрос, пожалуй, был риторическим.

— Официально — завтра или послезавтра. Учитывая, чтоникаких прилюдных похорон, какие были у Ашера не будет, — «Хотя Кир ихзаслужил», — то с документами вопрос решим быстро. Но своим новым бойцам объявивсё завтра.