Аристарх доброжелательно улыбнулся, но взгляд еговыдавал оскал хищника на блеющую жертву.

— Ты, старик, решил приказывать мне?

— Это не приказ, а настоятельная просьба. — Нельзяшутить с этим монстром. Даже если Соломон приложит все свои силы, чтобы снестиголову Аристарху, вряд ли он успеет проявить хоть десятую их часть. Не зря этотчеловек занимает лидирующий пост «Зимы». Но у старика было другое оружие —более изобретательное и острое, чем клинок или кулаки. — Ты можешь прислушатьсяк ней, а можешь плюнуть на неё, как всегда, это делаешь. Но я предыдущие ночитолько и делал, что копался в архивах. И, знаешь, что я обнаружил? — Стариквынул из внутреннего кармана своей церковной рясы какой-то свёрток, совсеммятый и почти что крошечный.

— Будешь шантажировать меня листочком? — Аристархулыбнулся своими белыми, как снег, зубами. — Старик, мне кажется, ты совсем изума выжил. Ступай, если у тебя нет ко мне ничего дельного.

— Взгляни, что в нём написано, — настаивал Соломон,выдерживая тяжёлый, как свинец, взгляд. — Взгляни, может по-другому заговоришь.

Охотник взял листочек и развернул его. Глазапобежали по строчкам и лицо его на секунду, всего на одно мгновение,изменилось, приняв озадаченный, удивлённый, вид. В следующую секунду оно сновастало надменным и спокойным, но старику было достаточно и секунды.

— Это всего лишь совпадение, — сказал Аристарх,выбрасывая клочок бумаги в потоки бурной воды, — совпадение, которое ровнымсчётом ничего не значит.

— Как раз-таки значит, — усмехнулся Соломон и опёрсяна кованый забор, втянув свежего воздуха. — Все наши проблемы растут из того,что ты тогда не завершил свою работу полностью, Цезарь.

— Не называй меня так, — прошипел Инквизитор с темже холодом в голосе. — Работу я своюсделал даже больше, чем требовалось. После того дня мы все стали спатьспокойнее. И не говори о своих проблемах, как будто они общие. Ты так жалок,что не можешь прикончить какого-то зелёного парнишку. По-твоему, у меня нетдел, старик? — Голос его начинал закипать. — Я не твоя мамаша, чтобы делатьтвою работу за тебя. Если интересен контракт этого мальчишки, сам обратись кГрехам. У тебя ведь есть выходы на них, верно? — Аристарх вперил в Соломонатяжёлый взгляд. — Думаю, тебе полезно будет промять кости. Ты обрюзг ипожирнел, да так, что не можешь самолично решать проблемы. Может тебе сиделкунанять? Какой позор! Вы все меня разочаровываете. И с каждым днём всё сильнее.А теперь пошёл вон, пошёл вон плести свои интриги. — Соломон только собралсяуйти, прожёвывая горький вкус унижения, но Аристарх остановил его и сердце старикаушло в пятки. «Не показывай своего страха». — Если ты ещё раз посмеешькоснуться деталей того дела, твою голову скормят демонам завтра же. Хорошегодня, святейший.

Он выпалил эту речь и ушёл. Через несколькомгновений силуэт его пропал, будто растворившись в воздухе. Соломон выждалнесколько минут и только потом громко выругался.

«Ещё как посмею… — язвительно думал он про себя, —ведь этот мальчишка, Виктор Зверев — твой единственный просчёт, твойединственный промах. Твой главный позор и твоя главная слабость».

Смеясь себе под нос, архиепископ Соломон скрылся вутреннем тумане.

— Плохая это идея, вот что я думаю.

— Всё будет нормально, говорю тебе. Не кипятись.

— Как можно не кипятиться, когда мы тут кровавоежертвоприношение устраиваем?

— М-м-м! МММ! Вмм!

Кинжал лежал на большом камне, скрючившись в позумладенца. Рот ему перевязали старой, вонючей и рваной тряпкой, стянув её назатылке. Чёрная дублёнка пленника изрядно изорвалась, сам он пропах мочой,дерьмом и потом, его испуганные, будто кроличьи глазки бегали туда-сюда. Руки иноги тоже связали крепко двумя кожаными ремнями, которые сдёрнули с двух егобывших товарищей, которые теперь крепко спят в глубоком снегу. Однорукий иВиктор стояли тенями над ним, смотря на своего пленника, как на подопытнуюкрысу. От этого сердце Кинжала сжималось всё сильнее, и тёплая струя мочи пустиласьпо ноге.

— Ты вообще уверен, что это делается так? —поинтересовался Однорукий, оглядывая алтарный камень. Внушительных размеров, вширину как несколько автомобильных крыш, в высоту — почти доставал беловолосомудо пояса. На древнем камне, прямо в центре, был вытесан символ сварожич —главный символ древлян племени «Сварога».

Быть может, когда-то этот лагерь и цвёл жизнью, ноне теперь. Окружённый частоколом и по своей структуре напоминающий острогипредков, а также защищённый мощными барьерными печатями по всем сторонам света,этот лагерь, который на карте назывался «Искры», был совсем пуст. От былоговеличия остался только пепел и выжженная земля.

— Я знать не знаю, как приносить жертвы демонам, —ответил Виктор, — не моя это специальность.

— Твоя специальность — это заключать контракты спаханом Ада, — усмехнулся Однорукий. После того, как беловолосый узнал, Викторто и дело терпел уколы и издёвки своего товарища.

«Ладно уж, пусть лучше шутит, чем боится, — решилпро себя Виктор, — глядишь и я успокоюсь...»

— И что,будем вот так стоять? Ждать, когда этот вонючка в своём же дерьме коней двинет?— Однорукий задрал свою протезированную руку, будто угрожая пригвоздить пленникак холодному камню. Кинжал дрогнул и зажмурился. — Смотри-ка, боится. Как тебе вроли жертвы, а не охотника, сукин ты сын?

— Оставь его. — Виктор присел на камень поменьше,который стоял рядом с потемневшим от пожарища каменного изваяния бога Сварога.

К удивлению Виктора и Однорукого, это былаполноценная статуя, в полтора-два раза выше человеческого роста, пестрящаяреалистичностью и мелкими деталями. Это был высокий мужчина, широкоплечий, одетыйв свободную рубаху, с коротким рукавом, из-под который виднелись налившиеся,мощные мышцы. Глубоко посаженные, мудрые глаза, сильные руки, сложенные вместе,они упирали огромных, титанических размеров кузнецкий молот в такую жегромоздкую наковальню. Перед богом, по правую руку стоял алтарный камень, а полевую — на каменной, резной подставке, располагалось кострище. Длинные волосы,спадающие почти до плеч Сварога, были обхвачены обручем. Каждый волос, каждыйпалец, даже узоры на рубахе — всё было выполнено искусным мастером, и парнидолго удивлённо рассматривали эту статую. Пламя, лизнувшее своего отца, покрылосажей и тенью лицо Сварога, придав ему жуткий и суровый вид.

— Ладно, оставлю, — пожал плечами Однорукий. — Разуж мы нихрена пока не делаем, скажи мне, умник, почему этот лагерь к чертямвыжгли? Судя по карте, это один из пяти лагерей, пусть и не самый крупный.

Они наткнулись на этот выжженый языческий лагерьсовершенно случайно. Виктор хотел вывести их ближе к северо-востоку, где, судяпо карте, располагалось небольшое капище «Стрибога».

«Вряд ли там теперь кто-то есть, — сказал тогдаВиктор, — учитывая карту, то капище атаковали первым. В крупные лагеря намлучше не соваться».

Но они заплутали в чащах леса и вывернули не туда. Едване заблудившись, они всё-таки отыскали лагерь, но слишком большой, для небольшогоритуального места.

«Здесь, кажется, тоже никого нет, — Однорукийвзглянул на разбитый частокол и разрушенные ворота, — место в самый раз».

Виктор оглянулся на спалённый острог. Куча сложенныхиз брёвен домов обратилась в пепел, оставив после себя только наваленные другна друга истлевшие, чёрные и тонкие, изглоданные пламенем горелки. Четыреколодца, мелькавших и тут, и там, были раздроблены, а деревянные упоры, черезкоторые поднимали воду, обратились пеплом и углём. Несколько смотровых башен,которые то и дело перемежались с забором, сгорбились и почти что развалились. КогдаВиктор с Одноруким обшарили лагерь вдоль и поперёк, в нём не нашлось даженамёка на жизнь или смерть. Пустота, тёплые угли и запах пепла — больше ничего.

— Не знаю, не знаю, — пробормотал Виктор, оцениваяобстановку. — Защитные барьеры мог разрушить только чертовски сильный техник. Можнобыло, конечно, сказать, что это наши солдаты постарались, но брехня это. Этотлагерь вроде как должны были штурмовать то ли ведьмы, то ли более опытныеохотники из «Князя», но ведь трупов нет. Как будто кто-то ворвался, но передэтим…