— Я не вернусь, — ворчал он себе под нос,переворачиваясь в грязи. Она липкими кусками цеплялась к белой рубашке, которуюотец подарил ему к дню рождения, вместе с теми часами. — Не вернусь…

— Не вернёшься, — сказал сам себе Виктор, всё времянаблюдавший за тем, как его жизнь рушится. — Больше ты домой никогда невернёшься…

В изгнании 14-летний Виктор Зверев выдержал почтисутки и к вечеру следующего дня он вдруг заметил мигающие огни.

— Деревня? Но я же… И почему?

Языки пламени лизали деревяные коттеджи, бурлили вчёрных углях домов, объедали заборы и крыши. Они вились высоко к небу, а дымаел глаза. Он позабыл о всякой злобе, когда увидел, что огонь пляшет возле егоуютного, трёхэтажного дома.

Не чувствуя усталости, он ринулся туда. Веткивпивались в его мягкую кожу, камни ставили подножки, но Виктор этого не замечали бежал всё ближе и ближе к дому. Когда он прошёл через забор, сооружённый наевропейский манер, который огонь почти пожрал, то увидел знакомую дубовуюдверь. Она ввалилась, осунулась и почернела, но огня там уже не было. Пламялениво грызло стены, шторы, пускало едкий дым, но уже почти улеглось,перебросившись на другие дома. Когда он вбегал, то перед окном как будто быувидел чью-то тень, очень похожую на человеческую, но скоро эта иллюзия угаславместе с огнём. Парень толкнул её, промчался через узкую гостиницу и раскрылдверь.

— Мама, папа, сестра?!

Он увидел родителей. Мать Виктора сидела на своёмкресле и можно было бы подумать, что она крепко спит, если бы на её беломфартуке, в котором она обычно убиралась, не багровела кровь, стекающая отсамого горла. Кровь от жара запеклась, но огонь не посмел дотронуться до еётела.

— Мама, пошли! Пошли…

Он перевёл взгляд на отца, а вернее на то, что отнего осталось: руки и ноги отрезали и бросили несчастного истекать кровью наполу, бросив конечности в камин, где раньше вся семья грелась и долго общалась.В доме сквозил запах жаренной свинины и от этой мысли Виктору сделалось дурно. Он,переборов себя, взглянул на отца ещё раз и увидел, что из его раскрытого ртаторчит коллекционный меч Святой Инквизиции, с изображением дракона на эфесе,выполненном из золота и серебра. Изо рта Владимира Зверева густилась кровь, аглаза потемнели и безразлично смотрели в потолок.

«Сестра, — в панике подумал Виктор, — она жива. Яспасу её. Заберу отсюда!»

Он метнулся к шкафу, где обычно пряталась егомаленькая сестра.

«Наверняка она забралась сюда, — подумал Виктор, —наверняка она здесь».

— Лена! — Он не чувствовал, как слёзы ручьём бегутпо его щекам. — Я здесь, Лена! Открывай! БЫСТРЕЕ!

Он наконец вбежал в комнату, где стоял этотзлополучный шкаф. Но на его месте теперь были обвалившиеся внутрь куски дерева,по которому ещё плясало небольшое пламя. Виктор распахнул дверцы сгоревшеймебели, даже не ощутив укусов огня. Густой, спёртый дым проник в глаза, влёгкие и заставил парня закашляться. Когда слёзы от дыма перестали идти, он струдом раскрыл глаза и вскрикнул. В правом углу, там, где раньше его сестравтихаря играла в куклы и пряталась от родителей, белели детские кости.

Сам Виктор не помнил, что было потом. Очнулся онутром, сидя у окна в гостиной, прижав руками колени и горько рыдая.

Скоро в доме оказались люди в чёрных плащах, сзнаком скрещённых мечей на груди.

— Какой кошмар, — холодно сказал один из безликих охотников.Голос его был далёким, как и всё происходящее.

«Это не со мной происходит, — говорил себе Виктор, —не я это».

Старшая версия стояла над ним и тоже исходиласлезами. Сознание его очертило людей в чёрном мордами животных: волков исвиней, которые как маски натянули на человеческие лица.

— Эй, парень, давай, поднимайся, — чёрные рукаваподхватили его и подняли с пола. Ноги так затекли, что совсем не хотелислушаться. — Давай, давай, у нас тут дела, не видишь?

— Почему? Почему это происходит?

— Такое всегда бывает, — пожал плечами охотник сголовой свиньи, заталкивая бутерброд себе в рот и обтирая о чёрные одеждыжирные пальцы, — но ты не переживай, мы разберёмся. А теперь иди прочь.

— Нет, — Виктор выбросил руки вперёд и потянулся ктрупам своих родителей, — нет, я не хочу. ОСТАВЬТЕ МЕНЯ! ОСТАВЬТЕ!

Люди с волчьими мордами гоготали, пиная тела егородителей, свиньи хрюкали и всё это слилось в единую какофонию.

— Такое всегда бывает, — вторили голоса, — мыразберёмся…

— Ты не переживай, — повторяли они снова, чёрнымипальцами впившись в его тело, — всё выясним, всё разыщем…

— Хватит брыкаться! — крикнул на него чёрный кительс головой пса. — Я тебе сказал хватит, пошли…

Виктор слышал свой кричащий голос приглушённо, онвсё ревел: «Нет! Пустите! ПУСТИТЕ!», но тени волокли его во мрак.

— Я хочу домой! Отпустите! Отпустите!

— Я тоже хочу домой, — признался Однорукий,продолжая трясти Виктора, — здесь не самое приветливое место.

— Петя? — Голос Виктора звучал так далеко, что он несразу узнал свой голос. — Ты?

— Нет, меня звать Одноруким, — Он показал железныйпротез на руке. Тот был весь помят, в сколах и царапинах, часть оптоволоконныхтрубок была разорвана или отсутствовала. — А ты кто?

— Виктор… — прокряхтел он и вырвался из хваткиОднорукого, рухнув в снег. Тело обожгло болью. — Виктором меня звать…

— Это хорошо. Я уж думал тебя отпевать уже, —признался парень, поднимаясь со снега. Лицо его выглядело и без этого не совсемприятно, но теперь, всё в синяках и кровоподтёках. — «Ягодки» мои не сработали.Знаешь, кто ещё так из живых восставал, Витя?

— Что ты несёшь, — Зверев откашлялся тёмно-буройслизью, — совсем уже?

— Правильно, — Однорукий щёлкнул пальцами, — это былИисус Христос. Но он, как я знаю, контрактов с Дьяволом не заключал. Хотя, ктоего знае, эта Библия полна загадок…

— Где мы, придурок? — Память не спеша возвращалась кВиктору, но урывками. Он помнил Когноса — древнего египетского демона, носейчас его видно не было.

— В лесу, — ответил Однорукий, — и я бы не советовалтебе так орать. Ты и я живы, только благодаря вон тому мужику, — Парень ткнулпальцем на фигуру татуированного язычника, который, весь дрожа и шатаясь,вбивал лезвие секиры в одну из голов Когноса. Демон верещал, но сдвинуться немог — его блокировали удерживающие печати. Руки Когноса растеклись по земле иедва дёргались, а сам уродец издавал скрежещущие стоны.— Но я так понимаю, этоттот самый кретин, который чуть меня на камне не прибил, да?

— Да, видно тот самый, — Виктор поднялся со снега и увидел,как древний герцог, демон первого порядка, верещит, в ужасе дергая тремяголовами. Одутловатое тело длинными, острыми колами прибили к земле, продырявивкостяной панцирь. Демон истекал чёрной жижей, которую и кровью-то нельзяназвать. — Много я пропустил?

— Неа, — Однорукий пренебрежительно махнул рукой, — всего-ничего.Я спас тебя от брачных игр этих двух уродцев, притащил сюда, обосрался от того,что в нас едва не залетело одно из этих тел, ну и, конечно, отбился от ожившегопленника, которому ты вырвал голову на алтаре. И кто из вас троих ещё чудовище?

Виктор схватился за голову от резкого приступа боли.Реальность смешалась с тенью, и голова почти что взрывалась.

— Что делать будем, кэп? — Однорукий держал в рукесвой трофейный клинок, который он отобрал у одного из нападавших. Лезвие было вчёрной, сгустившейся крови. — Я ведь тебя не просто так будил, хотя в последнеевремя мне хочется делать это меньше и меньше.

— Бежать, — успел сказать Виктор, прежде чем Когнос,заливаясь криками, режущими уши, не произнёс:

— Жертва.

Мир провалился в глубокую, чёрную бездну.

Необычное чувство пролилось на него, как ледянаявода на голову. Секунду назад он был в зимнем лесу, бой кипел где-то там, застражей деревьев, но потом всё померкло и глубокая, чёрная бездна проглотилаВиктора без остатка.

Он поднялся, ощущая во рту, носу, ушах и глазахжгучий песок. Воздух был раскалённым, лёгкие драл жар, испаринами стеляськверху. Виктор было поднялся, но почувствовал, как колкое одеяло песка топитего ещё глубже, подобно болоту. Он задёргался, пытаясь встать, но песок тащилего обратно в могилу.