Антон управился со стеклом за несколько минут и пришёл на кухню, где Новиков только и успел, что подогреть бутерброды и чай.

– Чего они к тебе ввалились-то? – спросил Антон, помыв руки и садясь за стол.

– Так мне отец Павел тетрадку вчера оставил.

Антон понимающе помычал, жуя бутерброд и рассматривая повязку на голове Новикова.

– А как отбился?

– Отец Павел и помог. – Новиков тоже решил ещё раз подкрепиться. – Он пришёл, чтобы тетрадку забрать, и как раз вовремя. Он там что-то по ней прочитал, они и сбежали. А ещё мы, кажется, выяснили, кто из них четвёртый.

– И кто? – быстро спросил Антон.

– Какой-то Савелий. Бывший монах, или что-то в этом роде. Это он тетрадку написал.

За окном ветер гнул к земле тонкие ветви кустов.

– Чудна́я погода, – пробормотал Новиков, глядя, как мимо окна что-то пролетело.

– На Страшну́ю субботу почти всегда так. Не замечал?

– Нет, – покачал головой Новиков. От этого движения засаднило лоб. Новиков поморщился и поправил повязку.

– Это они, да? – спросил Антон, морщась. Когда Новиков утвердительно зашипел, парень махнул рукой: – Ничего, Ядвига Мстиславовна тебя подлатает. Ну что, поехали?

Новиков только вяло кивнул. И чего его вообще сюда закинуло? Ну, понизили его до участкового, но хоть бы в городе оставили. Там люди всё-таки, а здесь – вообще нечисть. И как-то он на удивление быстро к этому привык. Интересно, жена с дочкой тоже приспособятся? Вот об этом думать вообще не хотелось.

Солнце, утром ярко освещавшее округу, скрылось за серыми тучами. Кажется, собирался дождь, и в сочетании с сильным ветром делал весну похожей на осень.

Действительно, пока Новиков и Антон друг за другом ехали к отцу Павлу, с неба стали падать крупные дождевые капли вкупе с мелкими льдинками.

Новиков припарковался, Антон поставил свою «Газель» рядом. Вдвоём они пробежали под ледяным дождём и ввалились в сени дома священника. Во время перебежки Новиков успел заметить, что изба выглядела вполне нормально. А значит, никакого членовредительства ночью, скорее всего, не произошло. Интересно, почему упыри к отцу Павлу не пожаловали? Или они не в курсе, что тетрадка снова поменяла местонахождение?

В большой комнате уже ждали Ядвига Мстиславовна с внучкой, отец Павел, Наталья Львовна с сыном и почтальонша Света. Как только Новиков вошёл, к нему разом повернулся целый хоровод бледных напряжённых лиц. Ясно, лёгкого разговора не получится.

– Как ночь прошла? – спросил Новиков после короткого приветствия у отца Павла. – Никто не беспокоил?

– Пытались вползти, – осторожно ответил священник. – Но сами удалились. – И он положил ладонь на тетрадку, лежавшую перед ним.

– Понятно. – Новиков сел за стол, остальные разместились по кругу.

Все молчали, только где-то тикали ходики. Оконное стекло позвякивало от ветра и летевших льдинок. За окном ветвями размахивали кусты и деревья. Вверху гудело под крышей.

– Какая странная погода сегодня, – выдавил Новиков, глядя, как колыхались кружевные занавески на окнах.

– Соответствует обстоятельствам, – кивнула Ядвига Мстиславовна.

– Сегодня всё соответствует обстоятельствам, – проговорила Наталья Львовна, сцепив руки так, что пальцы побелели. – День такой. Страшный.

– А правда, что Страшна́я суббота – единственный день в году, когда Бог не слышит молитв, потому что спускается в ад? – спросил Гаврил у отца Павла.

– Зачем он туда спускается? – подал голос Антон.

– Чтобы вывести прощёных грешников, – тоненьким голоском сказала Зоя. – Тех, кто отмучился.

Комната погрузилась в сумерки. Новиков посмотрел в окно. Теперь уже не видно было даже сада – всё пространство сплошной стеной скрывал густой снегопад. Как бы им самим не пришлось сегодня спускаться в ад.

– Долго мы ещё будем тут сидеть? – скучающе спросила Света. – А то мне ещё по посёлкам сегодня колесить.

– Ничего, успеешь. Вот, возьми. Раздашь всем старостам. – И Ядвига Мстиславовна положила на стол несколько завёрнутых в кульки пакетов.

– Ладно. – Света буднично убрала пакеты в сумку. – А что там?

– Могильная земля, – нарочито равнодушно проговорил Гаврил.

– Чего? – округлила глаза Света.

– Да ладно, не выпендривайся. Можно подумать, ты тут первый день живёшь, – отмахнулся Гаврил.

– Света, а где вы в первый раз чужаков видели? – спросил Новиков, наконец отрывая взгляд от окна, где разыгралась настоящая планида с метелью и ледяным дождём. Только грома не хватало. А вот и он – глухие раскаты издалека.

– В первый раз? – нахмурила лоб Света, тоже прислушиваясь к грому. – Не помню. А что?

– Надо попытаться вспомнить, – мягко настаивал Новиков. От этого зависел их сегодняшний маршрут.

– Ну… – протянула Света, глядя в потолок. – Где-то в лугах, за деревнями. Распутица была, у меня велик увяз. Я смотрю – кто-то идёт. Думаю – попрошу помочь. Обычно-то никто не отказывает. А там какой-то хмырь в лохмотьях. Я напугалась, а он уже ко мне намылился. Хорошо, проезжал грузовик с карьера, он его спугнул.

– С карьера, – медленно повторил Новиков, глядя на сплошные белые потоки снежных хлопьев за окном. – Это ведь песочный карьер, да? А я вроде слышал, что тут везде глина.

– Так и есть, – пожал плечами Антон. – Здесь глина и суглинок, а дальше – песок.

– Песок, – снова повторил Новиков. И отчётливо вспомнил, как во время обыска дома священника стряхивали песок с коврика. И как ему на лысину сыпались песчинки, пока он шуровал в подвале. И когда влезли в его дом, на полу тоже остался песок. – Давно карьер раскопали?

Никто не отвечал, все только переводили взгляд друг на друга.

– Там вообще какая-то мутная история, – поёрзал Гаврил. Ну а кто ещё. – Это местный наш олигарх Короедов копает. А у него разрешение то ли есть, то ли нет. Никто толком не знает.

– Могли твоего Расстригу похоронить там, где теперь карьер? – повернулся Новиков к отцу Павлу.

– Запросто, – ответила за священника Ядвига Мстиславовна. – Это пустырь за болотами. Если где и хоронить отъявленного злыдня, то там.

– Почему тогда не в Багрянице? – спросил Новиков, припоминая их с Антоном ночную прогулку на заброшенное кладбище.

– Так он там не жил, – снова выскочил Гаврил. – И потом – этот Расстрига хлеще всех, кто похоронен в Багрянице. Таких или в пещеры сбрасывали, или в реки, или вообще сжигали.

– Что ж они его не сожгли, – пробормотал Новиков, сетуя на недальновидность тех, кто занимался погребением непутёвого монаха.

– Может, и сожгли, – пожал плечами Гаврил.

– Так это ещё хуже. – Новиков поставил локоть на стол и провёл ладонью по повязке и лысине. – Как же мы его теперь там отыщем? На карьере-то?

Ядвига Мстиславовна, что-то бормоча ушла в кухню, потом вернулась с баночкой и без спроса сдёрнула повязку со лба Новикова. Когда он попытался протестовать, то получил по рукам. А бабуля стала намазывать его ссадины приятно пахнущей лавандой мазью.

– Зачем вам искать какого-то расстригу? – спросила тем временем Света, глядя на всех по очереди. – И почему вы думаете, что он на карьере?

– Всё правильно, – закивала Ядвига Мстиславовна, когда Новиков вопросительно на неё глянул снизу вверх. – Эту ямину как раскопали, так дети и начали хиреть.

– А почему именно дети? – спросила Наталья Львовна, бледная как старое полотенце.

– Они слабее, – ответил Антон. – И сами впускают этих тварей в дом, потому что не знают, кто это такие.

Дальше все некоторое время молчали. Ядвига Мстиславовна перевязала голову Новикова чистым бинтом и унесла мазь.

– Почему вы называете субботу страшно́й? – спросил Новиков, осторожно трогая свежий бинт. – Я думал, она страстна́я.

– Так это одно и то же, – пожал плечами Гаврил.

– Не совсем, – поправила Наталья Львовна. – Просто местное произношение. Вроде диалекта.

– Всё равно по смыслу близко, – упрямо заявил её сын. – Кстати, вся неделя так называется.