Я крикнул родителям "пока", и мы сели в машину, выезжая, чтобы совершить наше быстрое путешествие к Ронни. Я прибавил громкость, постукивая рукой по рулю в такт ритму.

Двадцать минут спустя нас встретили обшитые деревянными панелями ворота с металлическим каркасом безопасности. Они открылись внутрь, впуская нас в его святилище.

Да, именно так он назвал свой дом. Святилище. Это было указано на его официальном адресе и все такое.

Я медленно ехал по посыпанной гравием подъездной дорожке, чтобы не допустить, чтобы какой-нибудь непокорный камень подскочил и поцарапал лакокрасочное покрытие моего G-Wagon. Кто выбрал это место? Ронни, вот кто. Вероятно, у него была какая-то подлинная причина и веские аргументы в пользу этого.

Он поприветствовал нас у двери, и я бросил взгляд на отдельно стоящее здание, в которое меня приглашали всего несколько раз. Все черное. Это была его индивидуальность, отраженная в затемненном эстетичном экстерьере, который плавно перетекал в интерьер и мебель. Минимальный яркий декор. Почему-то я думал, что у него аллергия на свет. Ронни впустил нас и провел в свой кабинет. Я вошёл и внезапно остановился, как и Майлз.

— Что это, черт возьми, такое? — подал голос Майлз.

Я очень старался не делать предположений и основывать свое суждение на белой доске, заваленной информацией о какой-то случайной девушке, с датами, временем и кучей другой информации, включая ее стандартные фотографии. У меня было такое чувство, что это даже не половина дела.

Ронни взглянул на доску, затем снова на нас, пожал плечами и небрежно сел в кресло за своим столом.

— Просто мой последний любимый проект, — подтвердил он.

Акцент на одном слове, которое рассказало нам все о его новейшей одержимости. Иисус. Невезучая девочка.

Глава 19

Техас

Прошло две недели, а мы так и не откопали никакой дополнительной информации о работе, над которой работали; это начало меня по-настоящему раздражать. Это было сделано намеренно. Как будто кто-то откладывал наши находки, останавливал нас. Но почему? С какой целью?

Я вернулся к своей текущей задаче, совершенно не впечатленный беспризорностью мужчины передо мной. Если его вообще можно было назвать мужчиной. Немного боли, и он громко запел. Даже если мы не прикончим его — а мы бы прикончили, — о нем позаботились бы в ту же минуту, как он ступил бы обратно на свою территорию, и убили бы как предателя. Худший вариант, если ты был связан кровью с бандой или чем-то подобным, смерть предателям.

К черту это дерьмо.

Смерть без чести, как позор. Технически, мы оказывали ему услугу. Я ухмыльнулся. Нет, это не так. Мы получили от него все, что нам было нужно. Теперь мы с Дрю небрежно поиграли с нашей добычей, прежде чем сделал доброе дело и стерли его с лица земли.

Взявшись за рукоятку своего выкидного ножа, я ударил его по икроножным мышцам с дополнительным нажимом, на этот раз немного глубже, когда он наклонился вперед, чтобы облегчить боль, изо всех сил пытаясь удержать равновесие там, где был связан и подвешен к потолку посреди одной из наших комнат для допросов. Его повесили, как свинью, направляемую на убой.

Я фыркнул от смеха, любя, когда мне удавалось глубоко погрузиться в беспорядок, который я культивировал. У Сов меня не заставляли выполнять определенные задачи. Мой поводок не был натянут, как у некоторых других, потому что я знал свои пределы, осознавая, что мне нужно, чтобы окровавленные останки моих противников стекали с моих рук.

Спокойствие, которое охватывало меня, когда я выполнял подобные действия, могло соперничать с хорошим грубым трахом. Нет, это было в сто раз лучше. Сделав еще несколько надрезов, я сделал еще большие порезы на его руках. Дрю мрачно усмехнулся рядом со мной, ожидая своей очереди.

Кровь стекала по его покрытому синяками обнаженному телу. Мы хорошо поработали над ним. Вырывая ногти на руках один за другим, за ними последовали ногти на ногах. На какое-то время он стал неплохой боксерской грушей. Его лицо было опухшим и окровавленным, с сине-черными рваными ранами, делавшими его неузнаваемым.

— Заканчивай, — я отступил назад, позволяя ему взять слово.

И он это сделал. Дрю уехал в город, а я прислонился спиной к стене, перекидывая теперь уже закрытый нож между ладонями и наблюдая, как он постепенно разбирал взрослого мужчину. Ну, больше, чем то, что мы уже сделали с ним.

Ухмылка тронула мои губы; люди предполагали, что я относила у к какому-то типу. Психопат, социопат. Один из этих. Но они не могли быть дальше от истины. Когда ты окружаешь себя людьми, чья ярость не уступала твоей, и чьи демоны прекрасно танцевали рядом с твоими собственными, тебе не нужно скрывать кровожадность, текущую в твоих венах, которая сделала тебя тем, кем ты был.

— Ты извращенная пизда, — Дрю усмехнулся. — Даже ад не приветствовал бы такого больного ублюдка, как ты.

Я согласился. В аду было вкуснее.

Затем он нанес мужчине удар прямо в левый глаз его собственным складным ножом. Нам их выдали, как только мы прошли посвящение, но они были помечены немного по-другому, что позволило нам никогда их не перепутать. Единственный в своем роде, ни один из них не был одинаковым.

Мужчина взревел, когда Дрю выдернул его обратно с такой яростью, что глазное яблоко вылетело с тошнотворным звуком. Он раздраженно стряхнул его на пол, издав звук, похожий на шлепок, когда оно ударилось о кафельную поверхность.

По крайней мере, это бы легко счищалось.

Я знал, что кровожаден; я спокойно воспринял это признание. Но Дрю, он был другой породы, чем все мы. Честно говоря, ему больше подошел бы клуб преступников или банда. Однажды я спросил его об этом, спрашивая, почему он остался с "Совами". Он ответил, что его верность оставалась с нами с тех пор, как мы привязали его, а также позволяли ему какое-то подобие жизни. И это было все.

Иногда, не очень часто, но только иногда… пытки, которым он подвергал, даже заставляли меня внутренне содрогаться. Так я понял, что я являюсь диагностом, потому что где-то глубоко внутри меня были пределы, какими бы маленькими и далекими они ни были.

Я вытащил свой телефон, когда он завибрировал в моем заднем кармане.

— Дрю, брат, ты почти закончил? — я спросил, и он поднял руку, показывая, что осталось пять минут. Я кивнул, когда он вернулся к работе, и набрал ответ, сообщив отцу, что мы скоро будем наверху.

Я вошел в комнату, Дрю следовал за мной по пятам, опустился в одно из кресел, прежде чем откинулся на спинку. Я заметил папу в комнате, а Дориан, как всегда, был рядом. Если бы я не знал, что он всем сердцем любил мою маму, я бы забеспокоился, что у них с Дорианом была какая-то тайная любовная связь. Хотя он так не размахивался, не то чтобы меня это волновало.

Любовь есть любовь, секс есть секс, и все такое. Я знал парней и девушек, которые были геями, бисексуалами, лесбиянками. Как ни крути, мое суждение основывалось исключительно на характере, а не сексуальности. Тем не менее, я никогда не возражал против просмотра "девушка с девушкой". Это было на вес золота при просмотре.

— Ты не прибрался, — заявил Холлис.

Я знал, что его наблюдательность не имела себе равных, но я просто поднял бровь, надеясь, что сарказм отразился на моем лице.

Нас вызвали наверх как можно скорее, поэтому вместо того, чтобы принять душ в одной из многочисленных ванных комнат, имеющихся в здании, мы рискнули подняться сюда, где нас ждали эти трое. Не мог бы пожаловаться на обстоятельства, если бы они вызвали его. Разумеется, мы позаботились о том, чтобы смыть кровь из-под ногтей.

Я пожал плечами, надеясь поскорее перевести разговор в другое русло. Хуже всего было то, что на одежде была засохшая кровь. Она покрылась коркой и затвердела, из-за чего ее практически невозможно было отодрать от тела.

— Что случилось той ночью? — спросил папа, и я пронзил его взглядом, чтобы он уточнил основной вопрос.