Глава 17

Милла

Мое тело пробудилось ото сна, когда что-то коснулось кожи на моих бедрах. Я стряхнула это, повернув голову набок и пытаясь снова погрузиться в глубокий сон, в котором была. Но ощущение не проходило. Я раздраженно фыркнула, открыв глаза, и оказалась лицом к лицу со своим кошмаром. Живое существо ада.

Я скрыла, что вздрогнула. Его рука продолжила движение вверх, и я сильно пожалела, что надела в постель легкодоступную одежду вместо своих обычных шорт и топа. Его рука обхватила меня, и я невольно съежилась от боли от этого давления.

— Нужно убедиться, что товар не будет поврежден в течение длительного времени, — вежливо заметил он, отрываясь от меня и вставая рядом с кроватью.

Я ощетинилась от намека на то, что являлась его собственностью, даже зная формальности, что в некотором смысле это правда. Причиненный ущерб был нанесен им самим. Я подавила бурлящий во мне гнев.

Одним из положительных моментов было то, что всякий раз, когда мне приходилось оправляться от какой-либо причиненной мне боли, у меня была небольшая отсрочка, пока я восстанавливалась физически до полного выздоровления. Этот крошечный клочок пространства был глубоким вдохом после слишком долгого удушья.

— Входите, Док, — позвал он, взглянув на меня.

Врач, который осматривал мои раны и лечил меня раньше, подошел прямо ко мне, когда я уверенно села и прислонилась к спинке кровати.

Док, он же врач по вызову для него, держал язык за зубами и делал все в точности, как было приказано. Ситуации, в которых он видел меня на протяжении многих лет… если бы он был настоящим заботливым человеком, соблюдающим законы и правила, он бы сообщил о происходящем давным-давно. Он бы вмешался, чтобы помочь. Но он был просто еще одним человеком, которого можно было купить деньгами или шантажом.

Врачи давали клятвы. Этот человек, которому, судя по поседевшим волосам и морщинам, покрывавшим лицо и руки, было, должно быть, за шестьдесят, был одним из худших. Обещая облегчить боль и помочь тебе, когда все, что он сделал, это отвернул голову, глядя в другую сторону, отвергая все, что он видел и слышал. Более чем вероятно, что он внес бы дополнительный чек, чтобы оплатить свою зависимость от наркотиков или новую любовницу. Это было действительно тошнотворно. Это открыло мне глаза на реальную жизнь.

Если бы я считала, что та ночь была ужасной, все было бы не так плохо, как эта. Он назначил полное медицинское обследование, в том числе и внутреннее. Я стиснула зубы и позволила своему разуму снова погрузиться в безопасное забытье, в то время как все мое тело было доведено до удовлетворительного уровня. Это было чертовски унизительно, и он знал это.

Закончив, они оставили меня наедине со словами "скоро вернусь", которые прошептал мне на ухо. Я снова погрузилась в беспокойный сон, полный воспоминаний.

Воспоминания, которые я изо всех сил старалась стирать каждый божий день. Но ночью они вылезали из своего укрытия и проскальзывали в мой разум, в наглядных деталях напоминая мне обо всем, что произошло. О том, от чего я изо всех сил старалась избавиться. О ком я отталкивала. Некоторые вещи никогда не должны вспоминаться. Они заслуживали того, чтобы сгнить на дне своей запятнанной души и никогда больше не всплыть на поверхность.

Меня разбудили толчком; крепкая хватка держала меня за плечи, а пальцы больно впились. Инстинктивно я выбросила руку, ударив наотмашь, кто бы это ни был. Моя рука пульсировала от удара о какую-то часть твердого тела. Я не могла двигаться быстро; я все еще истекала кровью в абсолютной агонии. Но человек так крепко схватил меня за запястье, что я почувствовала, как кости терлись друг о друга. Я вскрикнула и с трудом открыла глаза.

— Ты проспала достаточно долго. Вставай, — потребовал он. — Тебе нужна еда и питье.

Вскочив с кровати, я проигнорировала его завуалированные угрозы. Включив экран телефона и посмотрев на время, я заметила, что снова проспала большую часть дня.

Он решил устроиться поудобнее в моем пространстве — технически, в своем — и принял душ в моей ванной. Я стиснула зубы.

Думаю, тогда это был он.

Решив приготовить немного еды, мой желудок недовольно заурчал от недостатка пищи. Мне хотелось бы быть кем-то, кто мог питаться своими чувствами, но мой аппетит пропал из-за стресса, к большому протесту моего тела.

Медленно пересекая комнату, я заметила его телефон, оставленный без присмотра на подлокотнике дивана, с подсветкой домашнего экрана. Я оглянулась в сторону коридора, чтобы убедиться, что за мной не наблюдали, но все, что я услышала, были продолжающиеся звуки льющейся воды в душе.

Я заглотила наживку, раскрытую для меня, и схватила ее быстрыми и болезненными движениями. Я проверила его телефон, на котором не было абсолютно ничего, никаких необычных контактов. Я раздраженно фыркнула.

Как только я решила положить его обратно и убедиться, что все выглядит неуместно, я заметила неназванное приложение. Должно быть, я случайно пролистала мимо него раньше. У него была своя страница с заметным дизайном в виде пламенного красного узора, соответствующего карточке, которую я положила в карман из его квартиры. Я нажала на нее и столкнулась с пустой стеной, полной контента, защищенного паролем.

Мысленно решив, что мне нужно стать хакером, чтобы я могла взломать этот защищенный контент методом грубой силы, я хихикнула. Это было совершенно неуместно, учитывая положение, в котором я оказалась, но кого это волновало? Потому что то, что тебя не убило, дало тебе чертовски много нездоровых механизмов совладания и по-настоящему развратное, мрачное чувство юмора.

Телефон громко запищал, сообщая о входящем сообщении, и я лихорадочно нажала на кнопку, чтобы включить его в бесшумный режим. Я затаила дыхание, крепко сжала телефон и прокралась по коридору. Душ был выключен. У меня были минуты, может быть, секунды, до того, как он вышел бы, и я не могла держать в руках его телефон. Бог знал, какое наказание я получила бы за это.

Я легкими шагами вернулась в гостиную, украдкой взглянув на сообщение с неизвестного номера с адресом, больше ничего не указано. Я положила его обратно на подлокотник дивана, запечатлев в памяти этот адрес, чтобы разобраться с ним гораздо позже, когда он не наступал бы мне на пятки.

Я прошла на кухню, доставая из холодильника все необходимое для сэндвича. Я разрезала хлеб пополам острым ножом, когда он вернулся в комнату, элегантно одетый. Он уходил. Нож казался тяжелым в моих пальцах, и я осторожно положила его на столешницу, мои глаза были прикованы к нему, когда мои пальцы зависли над рукояткой, не выпуская ее полностью. Я задумалась.… могла бы я? Стала бы я? Должна ли я?

— Ты становишься храброй, маленький ангелочек, — прокомментировал он со смехом в голосе. — Или очень сумасшедшей.

Мне становилось все труднее сдерживать отвращение, которое я испытывала к нему. Оно стало самостоятельным существом, неохотно просачиваясь сквозь мои поры, желая ударить его, причинить боль, искалечить. Подать ему блюдо мести, которое было бы в высшей степени оправдана.

— Если у меня и сумасшествие, то это из-за тебя.

Я схватила свой сэндвич, положила его на тарелку и скользнула на один из барных стульев.

Его взгляд стал жестче.

— Мне нужно кое-где быть. Этот разговор не окончен.

Я проигнорировала его слова, откусив от сэндвича, когда он уходил.

Это никогда не закончится.

Мой сэндвич был давно съеден, я в задумчивости соскользнула с барного стула. В размышлениях. Мои мысли всегда кружились со скоростью миллион миль в час.

Я начала приводить себя в порядок. Вода в душе заставляла меня съеживаться каждый раз, когда попадала на больную часть моего тела. Даже уменьшение давления на кране не помогло, но я продолжала. Проводя мочалкой по коже, я вздохнула с облегчением от знакомого ванильного средства для умывания для тела, аромат которого возвращал меня к частичке нормальности.