Он напомнил мне современного криминального авторитета. Никакой мягкости — Холлис был воплощением твердости, от линий его тела до резких черт лица, и когда эти льдисто-голубые глаза смотрели на тебя, по телу пробегал холодок недоброго предчувствия. Светло-рыжие завитки его волос ничуть не смягчали его, они почти придавали ему видимость нормальности, которая не вязалась с его суровыми чертами лица.

— Тебе нужно держаться подальше от меня, от моих братьев, — нго слова нарушили спокойствие.

Я раздраженно фыркнула.

— Ты тратишь много времени, говоря мне то и это, приказывая мне держаться на расстоянии, — я повернулась к нему лицом и приподняла бедро, положив на него руку. — И все же ты здесь, преследуешь меня и проецируешь себя в мою жизнь добровольно.

Он двигался так быстро, что у меня даже не было возможности моргнуть, когда он возвысился надо мной, используя свой рост для устрашения моего маленького тела. Я не боялась его, но была осторожна и заинтригована эмоционально закрытым человеком, находящимся в пределах моей досягаемости.

Одна из его рук обхватила и надежно удержала обе мои. Мой бокал упал, когда Холлис манипулировал моим телом и притянул меня спиной к себе спереди, схватив за талию, чтобы удержать на месте. Я не могла пошевелиться, когда он нежно положил свой подбородок мне на макушку.

Любому наблюдающему это показалось бы сладостными объятиями любовника, но неподвижность его тела заморозила слова у меня на языке. Убаюкивая меня ложным чувством безопасности, он не понимал, что я умела распознавать сигналы тела. Мои мышцы напряглись, и я стиснула зубы от снисходительного смешка, который вырвался у него так естественно.

— Если бы я захотел тебя, я мог бы получить тебя, — самоуверенно заявил он. — Например, в классе они прикасались к тебе, а я нет. Мы совершенно одни на этом участке пляжа. Я мог бы подчинить тебя своему желанию, прямо здесь и сейчас скользнув прямо в твое жаждущее влагалище.

Я непроизвольно сжала бедра.

— Но я держу пари, что такая сука могла бы околдовать и заманить в ловушку здравомыслящего мужчину. И он выпил бы яд, который ты так охотно вливаешь, только для того, чтобы сразить твое ядовитое сердце и ядовитые зубы, оставив его окровавленным у твоих ног.

Я снова прижалась к нему задницей, чтобы подчеркнуть свою правоту и свести на нет его слова, чувствуя, как его член твердел сильнее, что уже было через штаны. Его тело и разум, очевидно, не были синхронизированы.

Мне нравилось слушать его ложь, когда его тело раскрывало правду. Мы оба были затронуты друг другом, независимо от того, насколько сильно мы этого не хотели или насколько фатальной была эта идея. Было так много всего, чему можно научиться, постепенно убирая слова и читая язык тела. Холлис оттолкнул мое тело от своего. Я развернулась лицом к нему.

— Тебе следует попробовать свои слова на вкус, прежде чем выплевывать их, — возразила я, раздраженная тем, что его слова нанесли боль под моей плотью. — И ты называешь меня лгуньей, — я рассмеялась, но это был глухой и горький звук.

Забавно, что люди, которые тебя подвели, были теми же самыми, которые разыгрывали другую версию истории и изображали самих себя в роли жертв. Когда они ничто.

— Я вежливо попросил тебя, — он откровенно солгал, сохраняя серьезное выражение лица. — Возвращайся туда, куда ты убежала.

Он посмотрел на часы, закончив разговор и не слишком деликатно отмахиваясь от меня.

— Ад был полон, поэтому они отправили меня обратно сюда, — я усмехнулась, наблюдая за ним мгновение, когда он встретил мой взгляд своим собственным.

Осторожный мальчик теперь был расчетливым человеком, и меня поразило осознание того, что я никогда по-настоящему не знала его и никогда не узнала бы. Тупая боль сжалась в моей груди, и я бездумно потерла ее, пока вся ярость просачивалась наружу, заставляя меня просто хотеть забраться под кожу, чтобы вырвать ненужную боль.

Во второй раз за неделю я развернулась, убегая из его пространства. Я подобрала с песка свои туфли, оставив его там созерцать наше взаимодействие, не обращая внимания на обжигающий взгляд в мою спину. Я неторопливо вернулась к боковому входу, опираясь одной рукой о здание в качестве равновесия, отряхивая налипший к ногам песок и снова надевая каблуки. Я застегнула их и вернулась на вечеринку с вымученной улыбкой на лице, похоронив этот разговор глубоко-глубоко в душе, чтобы не позволить ему затянуться и причинить боль.

Я замерла, когда заметила малыша, одетого в нелепый миниатюрный костюмчик. Он прошлепал через бальный зал, его стражи гнались за ним, казались такими неуместными в окружающем нас здесь зале. Задумчивая улыбка скользнула по моему лицу, я повернулась и нему.

Убери подальше те чувства, которые просачивались наружу.

У него было такое выражение лица, столько враждебности. Инстинктивно я слегка вздрогнула, прежде чем сдержалась но не раньше, чем он заметил. Его губы изогнулись в ухмылке, глаза триумфально вспыхнули.

Мысленно проклиная себя за то, что выдала что-то еще, что могло иметь надо мной власть, я крепче сжала свой бокал с шампанским и отвела от него взгляд. Я позволила им порхать по комнате, выискивая кого-нибудь, с кем я могла бы вести хоть сколько-нибудь приличную беседу — не только мужчин, годящихся мне в отцы, которые смотрели на меня с болезненным голодом в глазах, и пресных светских львиц, которых интересовали только сплетни этой недели. Я встретилась взглядом с носильщиком, который возил меня между моим общежитием и главным университетским городком.

Мои брови нахмурились в замешательстве от того, что я вообще увидела его здесь, когда он уставился на меня, без интереса, просто рассматривая. Позволив замешательству сойти с моего лица, я подняла бровь в безмолвном вопросе к нему, который он проигнорировал.

Он изучал меня, как будто пытался разгадать, прокручивая в уме сценарии. В тот момент я чувствовала себя более уязвимой, чем во время общения с Холлисом ранее. Это чертовски напугало меня. Что он видел? Заметил ли он мою реакцию на него? Черт возьми. Я могла только надеяться, что он этого не сделал, поскольку у меня было ощущение, что у портье, имени которого я до сих пор не знала, было нечто большее, чем поверхностный взгляд.

В этих стенах были собраны все важные люди в штате Ист-Бэй и некоторых прилегающих районах. А если и нет, то вы были гостем одного из них. В частный дом мэра не допускался никто посторонний. Охрана пропускала нас к высоким черным воротам, прежде чем они открывались, чтобы впустить автомобили, затем несколько сотрудников службы безопасности обыскивали нас у входа в особняк и проверяли сумки у других участников мероприятия.

Я встряхнулась совсем чуть-чуть, так что мне оставалось только верить, что он ничего не увидел. Обычные глаза никогда этого не видели, если только ты не знал, что искать. Даже тогда незначительные движения или слова никогда не раскрывали бы истинную историю, и не просто из быстрого наблюдения без предыстории. Это могло означать что угодно.

Я поклялась, что узнала бы больше о привратнике или, по крайней мере, о его имени. Потому что там была история. Из общения, которое у меня с ним было, я почувствовала его интеллект, а также эту опасную энергию, которая, казалось, окружала его. Моя сумочка завибрировала в моей руке. Я расстегнула ее, разблокировала свой телефон и увидела простое сообщение.

Он: Извинись и жди меня в квартире.

Не проявляя никакой внешней реакции, я спокойно убрала телефон, опрокинула половину бокала, в котором еще оставалось мое новое шампанское, и насладилась пузырьками, стекающими по моему горлу. Я нашла столик, чтобы поставить пустой бокал, и попрощалась с родителями, вежливо кивая остальным. Я покинула роскошный бальный зал, направляясь ко входу, где меня ждал водитель. Я проинструктировала его отвезти меня по адресу квартиры, уточнив, что за мной не требовалось заезжать позже. Даже если бы мне это стало нужно, я бы не стала ему звонить. Он сообщал моим родителям о любом несоответствии, с которым сталкивался, поэтому теперь я всегда использовала его с осторожностью.