Смесь шока и осознания захлестывает меня. Становится очевидным, что эти жертвы были далеко не невинными прохожими; они были вовлечены в действительно опасные круги, даже если лица, которые они показывали миру, не свидетельствовали об этом, и их смерти не имели ничего общего с их публичными действиями, а были полностью связаны с тем, что они делали вдали от глаз общественности.

Продолжая свое расследование, я обнаруживаю, что файлы были тщательно удалены из официальных баз данных, не оставив никаких следов. Кто бы ни организовал это сокрытие, он знал, что делал, и это говорит о высоком уровне инсайдерских знаний или поддержки.

Мой разум лихорадочно работает, пока я обдумываю последствия. Убийцы каким-то образом получили и эту информацию, было ли это до того, как их прикрыли, или позже, я не могла быть уверена, но это вызывает вопросы о том, как они получили эти файлы. Уровень сложности, необходимый для извлечения данных, удаленных из общедоступных архивов, указывает на уровень знаний, превосходящий уровень обычных преступников.

Я делаю заметки, пытаясь собрать воедино связи между жертвами и преступной деятельностью, в которую они были вовлечены. Это сложная головоломка, и чем больше я вникаю в файлы, тем больше понимаю, что эти жертвы были частью опасной шайки убийц, наркоторговцев, насильников над детьми и торговцев людьми. Каким-то образом все они были связаны, и их действия до сих пор оставались скрытыми.

Создавая пространство на одной из своих стен, я систематизирую информацию, создавая новую доску. Становится очевидным, что кто-то или несколько человек в самом бюро, возможно, защищают эту преступную сеть. Масштабы сокрытия вызывают тревогу, и я не могу не задаться вопросом, насколько глубока коррупция и кто может быть в ней замешан.

Мои руки дрожат, когда я продолжаю прикреплять фотографии и соединять кусочки головоломки. Я знаю, что подбираюсь близко к правде, и мне страшно подумать о том, что может произойти, если это дело раскроют. Опасность реальна, но я не могу позволить этому остановить меня. Правда должна быть раскрыта.

Я делаю шаг назад, чтобы осмотреть доску, и взаимосвязанная сеть преступной деятельности смотрит на меня в ответ, преследуя и приводя в бешенство. Во мне горит желание противостоять ответственным людям, какими бы могущественными они ни были. Но я знаю, что не могу действовать опрометчиво; мне нужны конкретные доказательства и надежный план, чтобы уничтожить сеть, не подвергая опасности себя или других.

Но это не останавливает гнев, пробегающий по моему телу.

Делая глубокий вдох, я заставляю себя успокоиться. Я не могу позволить своим эмоциям взять верх надо мной. Мне нужно мыслить рационально и стратегически. Когда я смотрю на доску, в моей голове начинает формироваться новый план.

Во-первых, мне нужно выяснить, кто в Бюро может быть причастен к сокрытию и защите преступной сети. Для этого я должна быть сдержанной и осторожной. Я не могу слепо доверять никому в офисе, даже Дереку. Коррупция может быть глубже, чем я думаю, и я не могу позволить, чтобы не тот человек узнал, чем я занимаюсь.

Обдумывая свой следующий шаг, я вспоминаю друга Тристана, Макса, который утверждал, что может получить информацию, недоступную иным способом. Если есть кто-то, кто может помочь мне раскрыть личности тех, кто участвовал в сокрытии, то это он. Но мне нужно подойти к этому осторожно и убедиться, что Максу можно доверять.

У меня в голове формируется план, и я решаю связаться с Тристаном и Максом на следующий день. Мне нужно собрать больше информации, и их помощь может оказаться неоценимой. Но сейчас мне также нужно прислушаться к совету Дерека и немного отдохнуть. Мой разум лихорадочно работает, и я знаю, что не смогу ясно мыслить, не выспавшись.

После быстрого душа, чтобы смыть дневной стресс, я забираюсь в постель, чувствуя себя морально истощенной. Когда я закрываю глаза, образы жертв и сложности этого дела преследуют мои мысли. Я не могу не задаться вопросом, сколько еще жизней поставлено на карту и насколько глубока коррупция внутри Бюро.

Глава 23

Дэр

Я наблюдал за ней часами. Я мог видеть, как она устанавливала все связи из файлов, которые мы ей дали, я наблюдал, как она устанавливала новую доску в своем кабинете. Изначально мы решили предоставить ей немного времени наедине с собой сегодня вечером, но я не мог остаться в стороне.

Разочарование и гнев переполняли меня большую часть дня.

Я всегда ловлю себя на том, что наблюдаю за ней, поэтому я видел, как она улыбалась ему, я видел, когда они были в личном пространстве друг друга. Она позволила ему быть слишком близко к своему телу, и она должна быть наказана за это.

Она наша и ничья больше.

Я буду иметь дело с ним достаточно скоро, и она будет наблюдать. Но прямо сейчас мне нужно разобраться с ней. Моя Малышка-королева.

Она достаточно скоро научится не сближаться с другими мужчинами. Не разговаривать с ними так интимно. Не улыбаться им так, как улыбалась она. Она действительно не должна даже дышать тем же воздухом, что и кто-либо, кроме нас. Никто, кроме нас, не должен прикасаться к ее прекрасной идеальной коже. Она принадлежит нам.

Не требуется много усилий, чтобы попасть в ее дом, когда я знаю, что она наконец заснула. Поворачиваю ключ в замке и открываю дверь почти бесшумно. Мы позаботились о том, чтобы так и было. В конце концов, мы не хотели, чтобы она проснулась, когда мы просто входили в дом.

Открыв панель кондиционера, я нажимаю скрытую там кнопку, вызывая действие мягкого успокоительного, наполняющего воздух ее комнаты. Моя маска фильтрует его, чтобы он не влиял на меня. У меня планы на вечер, и я не хотел, чтобы она просыпалась, пока я не буду готов.

Я знал, что сделал Тру. Когда он это сделал, я был немного обеспокоен тем, что он, возможно, зашел слишком далеко и слишком рано, но я позволил ему делать то, что он хотел. Не то чтобы я действительно не видел в этом смысла в то время.

Но теперь я всем сердцем поддерживаю его действия. Она наша, и только наша. Она наша Королева. И какого черта я вообще позволяю ей уйти от нас. Ее место рядом с нами. Я бы никогда не отказал ей в свободе воли, но я, безусловно, сделал бы все, что в моих силах, чтобы манипулировать ею до тех пор, пока у нее не останется единственный выбор — это мы. Пока единственное, что она могла сделать, это занять свое место между нами.

Дав успокоительному время подействовать, я медленно направляюсь в ее спальню. Она едва прикрыта простыней, ее прекрасные волосы разметались по подушке рядом с ней, и моя рука дергается при виде этого. Я просто хочу крепко обернуть их вокруг своей руки и использовать всю эту прелесть, чтобы контролировать ее, пока трахаю ее в горло, но успокоительное слабое, и я пришел сюда с определенной целью.

На данный момент мне нужно было бы контролировать это желание. И не то чтобы я не предупреждал ее, что сделаю это.

Осторожно стягивая простыню с ее тела, я тихо напеваю про себя при виде ее великолепных длинных ног. Она не понимает, как это заводит каждый раз, когда я вижу ее в профессиональных брючных костюмах. Но это также может быть потому, что я хочу проследить за их длиной до самой ее киски.

Прямо сейчас я могу сделать именно это, без преграды из ткани на моем пути. Снимая на мгновение перчатку, я провожу пальцами по коже ее ноги, она такая мягкая, как шелк под моими пальцами. Мурашки бегут по ее коже, когда мои пальцы продолжают двигаться вверх.

Когда мои пальцы движутся дальше вверх, приподнимая ночную рубашку, которая на ней, я вижу под ней симпатичную пару нижнего белья. Медленно снимая их с ее ног, я внутренне надеюсь, что это не ее любимая пара, прежде чем засунуть их в один из карманов своих брюк.

Я осторожно раздвигаю ее ноги, но на мгновение замираю, когда она слегка сдвигает верхнюю часть тела. Она снова ложится, не просыпаясь.

Я знаю, что действие успокоительного не продлится слишком долго. Я пользуюсь возможностью, пока могу, поднимаю маску и приближаю свое лицо к ее обнаженной киске. Глубоко вдыхая, я тихо постанываю про себя, мне нравится весь ее запах. Но еще больше мне нравится, какая она сладкая на вкус на моем языке. Я медленно провожу языком по всей длине ее щели с очередным стоном, и мой твердый член пульсирует там, где он прижат к внутренней стороне моих штанов. Ее дыхание прерывается, и ее спина мягко выгибается с собственным тихим стоном. Но когда я пристально смотрю на нее, я могу сказать, что она все еще спит.