Его движения грубые и безжалостные, его член входит в меня с настойчивостью, которая соответствует темноте в его глазах. Каждый толчок посылает ударные волны удовольствия и боли, расходящиеся по моему телу, стирая грань между агонией и экстазом. Отметины на моей спине пульсируют при каждом столкновении, болезненное напоминание о глубинах, в которые я опустилась.

Я изо всех сил пытаюсь восстановить дыхание, мой разум затуманен пьянящим коктейлем ощущений. Давление на мое горло усиливается, напоминая о его нынешней власти надо мной. Удовольствие обвивает меня, нарастая с каждым сильным толчком, толкая меня ближе к краю.

Мое тело дрожит, когда я чувствую, как знакомые щупальца экстаза обвиваются вокруг меня, угрожая затянуть меня на дно, но ощущение его хватки на моем горле удерживает меня, лишая меня освобождения, которого я жажду. Я попала в бушующий шторм, мои чувства обострились до предела.

С каждым мощным толчком ощущения становятся более интенсивными, толкая меня ближе к краю забвения. Я чувствую, как стенки моей киски сжимаются вокруг него, отчаянно требуя освобождения, в то время как боль в спине и давление на горло служат напоминанием об извращенном удовольствии, в котором я запуталась.

Его голос, наполненный порочным удовольствием, рычит на меня:

— Кричи для меня, моя Малышка. Пусть мир услышит твою капитуляцию. — А затем он ослабляет хватку на моем горле.

Внезапный поток воздуха наполняет мои легкие, с губ срывается вздох. В этот момент мое тело распутывается, тугой клубок удовольствия взрывается внутри меня. Мощный оргазм обрушивается на меня, волны экстаза смывают все, оставляя после себя только грубую интенсивность удовольствия.

Я кричу, грубый первобытный звук эхом разносится по комнате, когда мое тело содрогается в муках освобождения. Моя спина выгибается у стены, пока я катаюсь на волнах удовольствия.

Он продолжает входить в меня, подтягивая мою ногу еще выше, когда он прижимает все мое тело к стене. С каждым сильным толчком мое тело разрывается между болью и затяжным экстазом. Он продлевает момент моей капитуляции, подталкивая меня к краю безумия. Пока с почти диким рычанием он не находит собственного освобождения, но все равно он врезается в меня снова и снова и погружает меня в еще один сотрясающий разум оргазм.

Когда на меня обрушивается второй оргазм, все мое тело содрогается и бесконтрольно протестует, мои чувства переполнены силой наслаждения. Мои стоны и хныканье сливаются со звуком его собственных первобытных стонов, наполняя комнату пьянящей симфонией желания и капитуляции.

Я достигаю точки сенсорной перегрузки. Интенсивность становится невыносимой, и мое тело уступает ошеломляющим ощущениям. Сознание ускользает, и во второй раз за ночь я растворяюсь в утешительных объятиях темноты.

Глава 19

Тру

Это извращенно и болезненно приятно — видеть выражение глаз нашей Маленькой любимицы, когда ее тело отключается и она погружается в бессознательное состояние. То, как ее глаза слегка расширяются, прежде чем их заволакивает дымка, и ее веки трепещут, прежде чем полностью опуститься. Затем я наблюдаю, как ее глаза наконец закрываются, а ее тело обмякает под моими прикосновениями.

Я знаю, что в этот момент мне следует прекратить двигаться, но я не могу удержаться от нескольких заключительных толчков. То, как ее киска бессознательно сжимается вокруг моего размягчающегося члена, посылает волны удовольствия через меня.

Она такая совершенная, как будто создана специально для нас. Я хочу остаться внутри нее навсегда.

Осторожно я опускаю ее ногу и позволяю ее телу прислониться к стене. Неохотно я выхожу из нее и отодвигаюсь. Рукой в перчатке я приподнимаю ее подбородок, чтобы полюбоваться ее спящим лицом, и убираю потные пряди волос.

Наклонив голову, я рассматриваю каждую мелочь нашей прекрасной Малышки.

Неудивительно, когда в поле моего зрения появляется обнаженная рука, пальцы которой касаются ее шеи, чтобы проверить пульс. Рука ненадолго исчезает, только чтобы вернуться мгновение спустя с успокоительным, вводя его ей.

Я поднимаю бровь, глядя на него через плечо.

— Мы не можем допустить, чтобы она проснулась, пока мы будем ее мыть, — говорит он в ответ на мой взгляд, прежде чем стянуть капюшон и маску, теперь, когда мы знаем, что она не проснется внезапно.

Отпуская ее подбородок, я отступаю, стягивая капюшон и маску, затем присоединяюсь к нему, и мы оба осматриваем ее тело. По-моему, это шедевр. На ее светлой коже почти не осталось следов ее собственной крови. Или нашей спермы.

Он снова обращается ко мне, не глядя, такой же очарованный ею, как и я.

— Ты позаботился о том, другом?

Я слегка посмеиваюсь над его вопросом.

— Конечно. Она даже не заметит никакой разницы.

— Хорошо, — говорит он, прежде чем начать ходить по комнате.

Я беру миску с водой и мягкую ткань, которую он протягивает мне, чувствуя прохладу даже через кожу моих перчаток. Без колебаний я начинаю осторожно вытирать кровь и наше месиво с ее тела. Каждое движение ткани осторожное и нежное, как будто я прикасаюсь к чему-то хрупкому и драгоценному.

Пока я мою ее, я украдкой бросаю взгляды на ее умиротворенное лицо, погруженное в беспамятство. Несмотря на ситуацию, в ней есть что-то завораживающее, что-то, что удерживает нас в плену этой извращенной одержимости.

Мы работаем в тишине, единственными звуками являются шуршание ткани и время от времени капающая вода. Мы регулярно выливаем и наполняем миску, следя за тем, чтобы во время мытья она оставалась как можно более чистой. Тяжесть наших мыслей висит в воздухе, смешиваясь с запахом крови, пота и секса.

С деликатной осторожностью я мою ее киску из миски со свежей водой, вытирая смесь наших выделений, покрывающую ее бедра. Внутренне желая, чтобы мне не приходилось этого делать, чтобы я мог уйти со знанием того, что она покрыта нами, нашей спермой, самыми первобытными притязаниями на ее тело.

Закончив мыть ее, я отбрасываю грязную тряпку в сторону, позволяя воде смыть улики. Я не могу удержаться, чтобы не дотронуться до нее еще раз, не провести пальцами по ее изгибам и мягкой коже со странной смесью нежности и собственничества.

Затем мы оба переключаем наше внимание на ее раны. Руками в перчатках мы осторожно наносим антибактериальный крем на порезы и ссадины. Мы работаем в унисон, каждый ухаживает за своей областью, следя за тем, чтобы каждая рана была покрыта с предельной осторожностью.

После нанесения антибактериального крема мы извлекаем небольшие повязки и аккуратно накладываем их на раны, закрепляя на месте. Это извращенный акт нежности, обращающий внимание на причиненный нами ущерб, как будто мы возвращаем ее к состоянию извращенного совершенства.

Перевязав раны, мы работаем вместе, чтобы развернуть ее, подставляя нам спину. Мы повторяем процесс, очищая раны, нанося антибактериальный крем и тщательно перевязывая каждую рану с той же тщательностью.

Пока мы работаем, я замечаю, какими спутанными стали ее волосы. Как только мы заканчиваем с последней наклейкой, я беру щетку и начинаю проводить ею по ее волосам, пряди проскальзывают сквозь щетину, когда я распутываю узлы. Это интимный акт, почти любовный, в отличие от темноты, которая поглощает нас.

Мои мысли рассеиваются, когда я теряюсь в ритме заботы о ней. Я был слишком захвачен своими эмоциями с ней, когда мы разговаривали. Я подошел слишком близко к раскрытию секретов о нас самих, к раскрытию которых мы еще не были готовы для нее. Она бы узнала их со временем, но мне нужно быть более внимательным, чтобы не быть так быстро втянутым в ее орбиту до такой степени, что я забуду себя.

Как только я заканчиваю расчесывать спутанные волосы, Дэр делает шаг вперед, и вместе мы поднимаем нашу Малышку в его объятия, бережно укачивая ее. Когда он прижимает ее к себе, я двигаюсь, чтобы расстегнуть ремни на ее запястьях, освобождая ее от их хватки.

Сняв ремни, Дэр несет ее к кровати, его шаги ровные и уверенные. Я внимательно слежу за ней, мои глаза прикованы к ее спящей фигуре, мой разум поглощен извращенным желанием обладать ею полностью.