Вымесив тесто и вымесив на нём всё накопленное раздражение, отправила неудавшиеся булки в мусор. Вскоре туда же отправилась и вторая порция, пришлось оставить в покое продукты и взяться за уборку. Под ворчание домового, который таки отважился и вылез помогать, с этим мы покончили быстро, вскоре ничего не напоминало о развернувшихся локальных военных действиях.

Задержка возникла с постельным бельём, никак не могла отправить в стирку простынь, всё ещё хранившую запах любимого мужчины. Справиться помог Урий, он просто вырвал ткань из моих рук и упрыгал вместе с ней на улицу. Теперь точно стирать придётся, да ещё и оттирать от земли и травы.

— Хор-р-рошо! — констатировала вредная птица, взлетев от разъярённой меня на крышу.

— Перья выдерну, — мрачно пообещала я, погрозила кулаком, подняла многострадальную простынь и пошла заниматься стиркой.

Провозилась до самого вечера, временами накатывала тоска, начинало щемить сердце, но я мужественно гнала прочь эмоции, даже нашла в себе силы улыбнуться появившемуся кузнецу. Арташ расцвёл, сделал то, зачем пришёл, то есть смазал петли и прочно расположился на стуле. Выгонять не стала — надо как-то свыкнуться с мыслью, что скоро буду видеть его ежедневно, еженочно, и не только видеть. Готовить, стирать, убирать, исполнять другие обязанности, что там ещё должна делать хорошая жена?

Становиться хорошей женой не хотелось, а придётся, поэтому я натянула на лицо приветливую улыбку и подлила кузнецу горячего отвару.

— Арташ, тётушка Ульмира пригласила на ужин.

— Хорошая идея! Расскажем о помолвке, получим её благословение! Ни у кого в городе не будет такой умной жены, как у меня!

— Это да, — вздохнула я и поспешно отвернулась.

Чем больше расцветала природа, тем ближе становилась назначенная кузнецом дата свадьбы, и тем хуже становилось мне. Не радовало жаркое солнце, вызывали отвращения цветы, тошнило от еды. Тётушка Ульмира задумчиво поинтересовалась, не ношу ли я ребёнка под сердцем? Например, от того черноволосого, больно уже он взгляды бросал на меня многообещающие, а уж в сердечных делах она специалист. Я огрызнулась, откуда. Она не очень поверила, обиделась, но благословила на брак с кузнецом. А мне просто было плохо, я не хотела этой свадьбы!

Про графа старательно не вспоминала, гнала прочь мысли, но он опять начал приходить во сне по ночам. Просто стоял и молча смотрел, иногда улыбался. Такой же красивый, недоступный и желанный. Надоело просыпаться в слезах, и я практически перестала спать. Довела себя до такой степени, что падала без сил, только тогда могла подремать некоторое время. Пить отвары боялась, не знала, как отреагирует измотанный организм.

Привезённое счастливым женихом подвенечное платье так и лежало, завёрнутое в мешок. Арташ не замечал моих страданий, да я старалась ему и их и не показывать. Зачем? Он не поймёт, не оценит, он так долго ждал, что теперь, когда мечта близко, летел к ней, не смотря по сторонам. Заходил каждый день с утра, помогал по хозяйству и уходил в кузню, торопился подарок свадебный доделать.

Я оставалась одна и страдала. Моя мечта тоже близко, но запрет на вход в Альтиру анимагов продолжался, мало того, притеснения усилились. Судя по слухам, долетавшим вместе с путниками до Вороньего гнезда, жизнь становилась хуже и хуже. Могли отказать в продаже элементарных вещей, выгнать из любого заведения, иногда даже говорили о пытках. Не всему можно было верить, поэтому услышанное я делила в уме на два, а то и на четыре раза, и осторожно пыталась выяснить причины, побудившие Эдварда II к такой ненависти.

Некоторые рассказывали, что к этому приложил руку новый Советник Короля, страдавший от несчастной любови к женщине-анимагу и вымещающий зло на остальных. Другие рассказывали, наоборот, о чрезмерной любви одной безумно ревнивой магички к анимагу. Люди всегда говорят то, что домыслили к услышанному. Поэтому я старательно ловила каждый слух, пытаясь вычленить правильную информацию.

Путник появился на дороге уже к закату, шёл тяжело, опираясь на посох. Сгорбленный седобородый старик не спеша подошёл к моему забору и низко поклонился.

— Доброго вечера, хозяюшка.

— Доброго, дедушка.

— Водой не напоишь? Далеко иду и издалёка, из самой Альтиры.

— Конечно, дедушка, — распахнула я калитку и пригласила к себе в дом. Поставила на стол воду, отвар, достала припасённые пряники.

Он протянул руку в перчатке, взял один и начал не спеша есть, прихлёбывая из чашки. Уставший вид, пыльная одежда, опущенный взгляд, стало его жалко.

— Дедушка, переночуй у меня, не стеснишь.

— Спасибо, хозяюшка, — проскрипел он. — Но у тебя одна кровать.

— Я себе на полу постелю.

— Лучше я на полу, я привычный.

— Договорились, — улыбнулась я. — А не расскажешь, дедушка, что в мире делается?

— Отчего же не расскажу, расскажу, — улыбнулся он в бороду. — Тебя как звать то?

— Милена, — удобно расположившись на стуле и подперев голову руками, приготовилась слушать.

— Красивое имя, не местное. Да и сама красивая, только бледная, уставшая. Аль обидел кто?

— Всё хорошо, да вы рассказывайте.

— Нет, хозяюшка, вижу, гложет тебя что-то. Вначале ты душу облегчи.

— Свадьба у меня скоро, — вздохнула я горестно.

— Так это ж веселье, радость для любой девушки. Аль не люб жених тебе?

— Не люб.

— Зачем тогда замуж выходишь?

— Другого люблю, хочу его забыть. Далеко он, да и не нужна я ему.

— Это он тебе сказал? — путник поперхнулся, схватился за чашку и залпом её осушил.

— Не нужна я ему, — упрямо повторила я.

— Вдруг ошибаешься? Вдруг он тоже тебя любит?

— Любил бы, дорожил. На руках носил бы, кричал бы о своей любви.

— А он? — старик поднял на меня взгляд. Странно, сгорбленный старик, а глаза молодые, серые, с длинными ресницами.

— Чувств он своих боится. Ой, дедушка, что мы всё обо мне, да обо мне, — я вскочила и поспешила к печке, чтобы скрыть предательски потёкшие слёзы. Украдкой вытерла их полотенцем и вернулась к столу. — Что в мире делается?

— Да много чего, — хмыкнут путник. — На границах неспокойно, его величество укрепляет столицу и магическую сеть над ней. Всех магов подключили, каждый житель её лучик. Теперь и вокруг столицы плести начал, защищая поданных. Падёт Альтира — падёт и Межгорье, это все понимают и не ропщут.

— А про Советника расскажете? — осмелела я. — Новый говорят человек, злой, непримиримый. Пытки любит, женщин ненавидит, детей маленьких ест.

Старик вновь поперхнулся и закашлялся.

— Что же вы, дедушка, простыли? — подскочила я, накапала в чашку зелье от кашля и настойчиво вручила путнику.

— Устал, хозяюшка, — пробурчал он, возвращая пустую посудину. — Спать дюже хочется.

Бросила на пол одеяло, подушку и сама поспешила на улицу. Пусть путник успокоится, уляжется, старые люди тяжело привыкают к новой обстановке.

Перемыла посуду, сама обмылась и проскользнула в дом. Старик в углу тихо посапывал, накрывшись с головой. Боялась ли ночевать с ним под одной крышей? Опасения некие были, но что можно у меня взять кроме зелий? Да и те не подписаны, я бы не рискнула незнающему человеку их пробовать. За свою честь не опасалась — надёжный охранник сидел на шкафу и косился единственным глазом, да и я постоять за себя сумею, уж со стариком точно справлюсь.

Спать хотелось неимоверно, но я боялась снов. Не будь гостя, сидела бы при свете свечи, занималась бы рукоделием, да чем угодно, лишь бы не заснуть. А пока приходилось лежать и таращиться в темноту на бревенчатую стену дома, прислушиваясь от нечего делать к каждому звуку. Вот скрипнула половица, взмахнул крыльями Урий, хотел что-то каркнуть, но тут же поспешно замолчал. В подполе вездесущие мыши начали что-то грызть, надо бы попросить у кузнеца мышеловку. Многие для избавления от грызунов заводят котов, но я не могла себе этого позволить, с кем бы он оставался в пору моего обучения в столице. Обучения, я тихо усмехнулась. Никак не могла выкинуть из головы мечту, а ведь до свадьбы осталось три дня. Я перееду жить к мужу, не только смогу завести себе кота, но и лошадь, да, лошадь. Вот только надо научиться на ней ездить, я горестно вздохнула, как-то не складывалось у меня с этими благородными животными.