— По старой традиции, — продолжил он, глядя в свою чашку, — которая уходит корнями в столь отдалённое прошлое, что у меня даже немного зарябило в глазах, когда я попытался его сегодня рассмотреть, право разрезать этот чудесный пирог, приготовленный нашей несравненной Мамой, предоставляется тому, кто…
Папа как всегда сделал паузу и обвёл всех собравшихся лукавым взглядом.
— … тому, кто… — повторил он, играя бровями и наслаждаясь моментом.
— Ну, кто же?! — воскликнула Варя, которая, памятуя прошлогоднюю историю с монеткой, уже дважды заглянула под свою тарелку, чашку и, даже под кофейник, едва не разлив его.
— … тот, кто наберёт больше всего очков, за один бросок костей, — закончил папа и вытащил из своего кармана пару игральных костей и маленький кожаный стаканчик.
— Кто желает быть первым? — тоном крупье спросил папа. — Быть может вы, мадам? Или вы, мадемуазель? Наверное вы, молодой человек?
Все отрицательно замотали головами.
— Что ж… — сказал папа. — Я предполагал нечто подобное… Я брошу кости первым, и трепещите, если я выиграю, потому что я отрежу всем самые малюсенькие кусочки, которые только можно представить, а себе заберу всё остальное!
Папа сделала злодейское лицо и, небрежно встряхнув стаканчик с костями, выкатил их на скатерть.
— 1 и 4, — сказала мама. — Всего пять. Не густо для злодея…
Папа потёр нос и наморщился.
— Странно, странно… — пробормотал он, придирчиво осматривая поверхность стола, стаканчик и сами кости. — Должно быть, скатерть лежит неровно… Я ожидал две шестёрки, не меньше…
— В следующем году, — ответила мама, выбрасывая две четвёрки. — 8!
— Просто повезло, — сказал папа. — Первым всегда труднее всего…
Потом была очередь Вари. Она долго трясла стаканчик и что-то шептала в него, но у неё выпало только пятёрка и двойка, и она очень расстроилась.
— Дурацкие кости, — сказала она, подперев щёку кулаком. — С монеткой было веселей…
— Нельзя всегда выигрывать, — сказал Серёжа, готовясь сделать свой бросок. — Теперь я должен резать пирог! Хочу двенадцать!
Он бросил кости, и все склонились к столу.
— Поразительно, — сказал папа, когда костяшки остановились. — Это просто какое-то коллективное невезение. Двойка и тройка, итого пять, мои поздравления, коллега, и это значит, что с «огромным отрывом» побеждает мама! Хотя думаю, что тут не обошлось без колдовства…. Вы видели какие она сделала глаза, когда бросала кости? Она манипулировала ими!.. Мы живём с колдуньей, дети мои… Да, да! Но, с другой стороны, именно поэтому у неё такие восхитительные пироги, борщ, голубцы и… и всё остальное. Прошу вас, леди.
Папа опустился на одно колено и, склонив голову, протянул нож, лежащий на его ладонях маме.
— Примите сей скромный меч, — провозгласил он, — о, Великая Колдунья Шатура, покровительница очага, комаров и прочего хлебопечения, и надели нас всех частями этого дивного пирога по своей доброй воле и нашему голодному уразумению.
Мама приняла нож и разрезала пирог на части, положив каждому большущий кусок.
— Мне начинает нравиться проигрывать, — сказал папа, уминая пирог за обе щеки. — Это напомнило мне один случай из моей юности.
— Какой? — заинтересовалась Варя, не отстающая от папы в скорости исчезновения пирога. — Про варенье?
— Нет, — улыбнулся папа. — Не про варенье.
— А про что? Про что-то вкусное, да?
— Не совсем… — молвил папа, потирая нос. — Скорее о том, что иногда, проигрывать очень даже полезно…
— Расскажи, расскажи! — попросила Варя.
— В те годы я путешествовал… — начал папа, задумчиво прихлёбывая кофе. — Я был ещё юн и неопытен, и только вступал на путь настоящего естествоиспытателя и поэтому, как и всякий новичок, порой, терпел досадные неудачи. Я ещё не составил тогда свою знаменитую «Заповедь путешественника» и не знал, что каждая неудача несёт в себе зерно победы, и чем сильнее поражение, тем большему ты можешь научиться, при условии, конечно, что ты понял и признал свою ошибку.
Папа обвел всех взглядом, желая убедиться, что его внимательно слушают и, полузакрыв глаза, неспешно продолжил.
— Это случилось ранней осенью, на берегу моря, в одной небольшой рыбацкой деревушке, в которой я намеревался пробыть всего один день, но пробыл целых 43 дня, и всё потому, что поспорил с одним рыбаком и, как вы уже понимаете, проиграл. Судите сами, этот чудак утверждал, что видел летающих дельфинов! Представляете? Конечно, я не поверил ему. Рыбаки любят рассказывать всякий вздор и верить всему, что они говорят верх легкомыслия. Их жизнь трудна и полна опасностей, и такие истории помогаю им увидеть в своей тяжёлой жизни нечто волшебное. Словом, я только усмехнулся и, как оказалось, задел его за живое. Надо сказать, что многие в той деревне посмеивались над этим незадачливым рыбаком, который вечно привозил самый скромный улов и рассказывал самые невероятные истории. И тогда он предложил мне пари. По его условиям, я должен был отплыть вместе с ним на следующее утро и провести два дня в море, и если в течение этих двух дней, он сможет показать мне летающих дельфинов, то я буду должен в течение 40 дней помогать ему, выполняя самую тяжёлую работу!
— Ого, — сказал Серёжа. — Так долго!
— Да, — сказал папа. — Мне тоже показалось, что условия не очень справедливые, потому что взамен, на случай, если дельфинов не будет, и я посчитаю себя обманутым, его лодка и он сам буду в моём распоряжении трое суток и я могу требовать отвести меня куда угодно.
— Так нечестно, — сказала Варя.
— Так я и сказал, — ответил папа. — Но рыбак ответил мне следующее:
— Чужестранец, ты хочешь лёгких удовольствий и простых побед. Тебе нет дела до того, как живут люди, ты смеёшься над тем, чего не понимаешь, и не замечаешь чудес, которые лежат под твоими ногами. Ты уверен, что летающих дельфинов не существует, но боишься рискнуть 40 днями своей легковесной жизни ради чуда, считая, что цена слишком высока. Что ж, я назначил свою цену и не изменю её, и ты волен решать, остаться и заплатить её, или идти дальше, в поисках сокровищ, которые ты оставил позади. Твой день настал, чужестранец, твоя судьба в твоих руках этим вечером, не ошибись с выбором пути, потому что как знать, будет ли у тебя новая возможность выбирать между чудом и обыденностью.
— И ты согласился, — улыбаясь, сказала мама.
— Я понял, что он прав, — ответил папа. — Даже если вся эта история была выдумкой, я должен был попробовать. Ведь в душе я знал, что я путешествую не ради экзотических пейзажей и дюжины фотографий в походном альбоме, а ради новых открытий и подлинных чудес, которые ждут нас повсюду, стоит только протянуть руку и смело шагнуть им навстречу. И вот, такая возможность открывалась мне. Мог ли я пройти мимо? Мог ли махнуть рукой и сказать, пустое! Покинуть эту деревню на рассвете и продолжить свой путь в поисках сокровищ, которые остались позади?! Нет! Только не я. Мы пожали руки и договорились встретиться на причале, за час до зари. И, когда я явился туда, рыбак был очень удивлён, потому что был уверен, что в последний момент я изменю своё решение. Через четверть часа мы отплыли, а ещё через пару часов были в открытом море. Наша лодка была очень старой, и, признаться, не внушала мне большого доверия, но, я не подавал виду и помогал рыбаку как мог.
Папа положил себе второй кусок пирога и налил себе ещё одну чашку кофе. Степашка, который не очень любил длинные и, на его взгляд слишком скучные истории, задремал под столом.
«Лучше бы угостили меня пирогом, — думал он, — или, хотя бы, морковкой. Какой же это праздник, когда одни едят, а другие спят под столом? По моему, это несправедливо…»
— Улов в тот день был небольшой, — продолжил папа. — Рыбак сказал, что это не к добру и что рыбы чувствуют перемену погоды и нам следует возвращаться назад. Я поднял его на смех, сказав, что в таком случае, я считаю его проигравшем и требую, как и было условлено, подчиняться моим указаниям ибо теперь, он и его лодка принадлежат мне на трое суток. Рыбак отказался признать своё поражение, и мы продолжили ловлю, пока небо на горизонте внезапно не потемнело и лёгкий бриз, так приятно охлаждавший нас, вдруг не усилился, и наша посудина закачалась на волнах. Не сговариваясь, мы свернули наши снасти, выбрали сеть и повернули к берегу, но из-за моего упрямства и легкомыслия, время было упущено, и шторм неумолимо приближался. Конечно, это не был один из тех страшных штормов, которые случаются на Атлантике или в Тихом океане, но он был достаточно свиреп, чтобы в щепки разбить нашу старую лодку и мы оба понимали это. Мы отчаянно гребли к берегу, и всё же, ураган подхватил нас и принялся швырять из стороны в сторону, отгоняя наше судно от берега, в сторону Чёрных скал, которые, по преданию, были не чем иным как когтями огромного дракона, которого, один отважный воин, пронзил своим копьём и тот упал в море, но был так велик, что на поверхности остались торчать его гигантские острые когти. Мы боролись с ветром и с течением несколько часов, насквозь мокрые и смертельно уставшие, и трижды едва не налетали на скалы, каждый раз, каким-то чудом ускользая от когтей дракона. Наша лодка дала течь в двух местах, и мы не успевали вычерпывать воду. Одно весло было сломано, а второе вырвало из моих рук и мы беспомощно закружились меж острых как бритва Чёрных скал, каждую секунду готовясь оказаться в воде. Страх сковал меня с ног до головы и я отчаянно цеплялся за деревянное сиденье лодки, но, клянусь вам, где-то в глубине души, я чувствовал, что всё происходящее никак не угрожает мне. Я был, словно зрителем на каком-то невероятном спектакле и хоть волны и окатывали весь первый ряд и места были жестковаты, я был уверен, что я в безопасности. Это чувство нарастало и, в какой-то момент, я настолько осмелел, что даже улыбнулся сидевшему напротив меня рыбаку, который, очевидно, решил, что я тронулся умом от страха.
