Бывший командир Стэна тотчас увидел ценность его плана. Ключевыми фигурами здесь были манаби с их незапятнанной репутацией и честностью. Без их согласия план будет иметь намного меньше шансов на успех. Однако, в свете предыдущего катастрофического поражения. Махони убедил Стэна самому вести переговоры; он, мм, может вступить в игру позже. Стэн согласился – скрепя сердце. В одном он не сомневался: каков бы ни был результат, он не откажется от своего плана. И все же сэр Эку отчаянно нужен.

Сегодня настал решающий день. Все или ничего. Цель его была проста и не требовала абсолютной победы. Достаточно вбить клин и открыть такую щель, чтобы проблеснул лучик удачи.

Для решения поставленной задачи Стэн видел только один путь. Во-первых, надо привлечь внимание манаби.

Еще подходя, он сделал приветственный жест и опустился на колени в траву. Затем разместил на земле маленький черный кубик, аккуратно сдавил его грани и отодвинулся назад.

Кубик начал раскрываться. При этом воздух всколыхнулся – сэр Эку подлетел поближе, невольно заинтригованный.

Стэн не поднял глаз. Вместо этого он продолжал увлеченно следить за разворачивающимся кубом. Представление начинается, господа!

Куб превратился в небольшой голографический дисплей: очень близкая к реальной жизни форма искусства, которой Стэн увлекался большую часть жизни. То, что он выбрал в качестве подарка для дипломата манаби, не являлось в полном смысле слова шедевром. В свое время Стэн воспроизводил целые древние города и заводы, с движущимися рабочими и жителями, проживавшими свои запрограммированные жизни. На создание же этой голограммы ушло не более шести часов, хотя, конечно, Стэн был уже большим мастером в своем хобби.

Нельзя сказать, что самая сильная сторона голодисплеев – изощренность или точное копирование действительности. Иногда они привлекают формами и красками, гармоничностью движений, потаенным смыслом...

В подарке для сэра Эку не было ни первого, ни второго, ни третьего.

Кубик исчез, и на его месте появилась лужайка – своеобразная арена, окруженная деревянными скамьями, на которых сидели толпы аплодирующих зрителей. Они были одеты в земные костюмы начала двадцатого века, и, если прислушаться, можно было услышать их комментарии. По толпе туда и сюда сновали торговцы, предлагавшие самые разнообразные угощения и напитки. Тут и там проказничали компании маленьких оборванцев. Но все это было пустяком по сравнению с маленьким странным предметом, который возник в центре.

Внезапно предмет вздрогнул и выплюнул облачко дыма. Последовало отрывистое "Трах-тах-тах".

Стэн почувствовал, что манаби еще приблизился. Чувствительные усики пощекотали его плечи, когда сэр Эку почти уселся на него, чтобы лучше видеть происходящее.

Услышав первые звуки, подростки перестали безобразничать и помчались к заборчику, окружавшему поле.

Еще одно "Трах-тах-тах", и все стало понятнее. Старинный летательный аппарат готовился подняться в воздух. Спаренные крылья были соединены стойками, короткими и толстыми. Прочный маленький пропеллер спереди. Крошечный пилот сидел в открытой кабине. Такой же маленький механик в комбинезоне крутанул руками пропеллер. Когда раздался очередной грохочущий звук, механик отскочил в сторону. Пропеллер продолжал вращаться, а двигатель вначале чихал и распространял запах касторового масла. Затем звук мотора стал ровнее, механик выдернул из-под колес "башмаки", и самолетик двинулся по полю.

Внезапно раздался рев, и аппарат рванулся вперед. Взлетной полосы машине, чтобы покинуть стадион, явно не хватало. Стэн почувствовал напряжение крылатого существа за его спиной. Пилот дернул штурвал на себя, и самолет резко взмыл. Толпа облегченно вздохнула.

Стэну показалось, что нечто похожее он услышал и за своей спиной.

"Давай-давай, сэр Эку! – подумал Стэн. – Ты же еще ничего не видел. Самое интересное впереди".

Пилот биплана начал свое бесстрашное действо с серии виражей, петель и бочек.

– Это же невозможно на такой машине! – услышал Стэн шепот сэра Эку. Он ничего не сказал в ответ.

Затем самолет вошел в длинное пике – прямо к самой земле. Толпа зевак пронзительно завизжала от ужаса. Сэр Эку, которому о гравитации было известно буквально все, помочь ничем не мог, но затрепетал крылышками. Он подал свое тело еще на несколько сантиметров вперед. А биплан все падал и падал. В последний момент, когда сэр Эку уже просто не мог безучастно наблюдать, пилот вышел из пике, почти чиркнув крыльями аппарата по земле.

Толпа облегченно загудела, затем гул перешел в бурную овацию.

– Замечательно! – выдохнул манаби.

Пилот приветствовал своих поклонников очередной продолжительной серией переворотов, петель и виражей. Затем полет стабилизировался, и звук мотора изменился. Самолет прочертил по небу грациозную дугу. За ним струился белый дым. Постепенно хвост дыма превратился в четкую картину. Надпись на небе!

– Что он говорит? – Сэр Эку уже был эмоциональным пленником Стэна – по крайней мере, в конце представления. Стэн опять промолчал.

В конце концов пилот сделал свое дело. Дымовые буквы висели над полем, подобно высоко летящему стягу. И вот что было на нем начертано:

Стэн быстро шагнул вперед и сдавил бока дисплея; он снова стал черным кубиком.

– Ну, что скажете?

– Они действительно это делали? – спросил сэр Эку. Ответа он не ждал. – Вы знаете, я никогда раньше не задумывался – какой трагизм из-за ошибки генов быть прикованным к земле!.. Боже, как отчаянно они хотели летать!

– Существа всегда готовы идти на большой риск, – сказал Стэн, – ради глотка свободы.

Манаби долго молчал. Взмах крыльев, и сэр Эку отправился в долгое, медленное скольжение над водой. Стэн знал, что он всматривается в имена на блестящем дне озера, имена навечно приземленных бхорами. Еще один взмах, и дипломат пустился в обратный путь.

– Где вы это взяли? – спросил Манаби.

– Сделал, – ответил Стэн. – Это всего лишь кино. Но забавное.

– Когда?

– Прошлой ночью.

– То есть вы действительно сделали это для меня... – Это был не вопрос, а констатация факта.

– Да.

Манаби помолчал.

– Ах... – проговорил он наконец. – Что ж, приступим. Отличное начало, адмирал.

– Спасибо. И вы правы, приступим. Но прежде позвольте сделать маленькую преамбулу. Честно говоря, я приготовил целую речь – в духе лучших дипломатических традиций. А потом решил: к черту! Я должен говорить только то, что думаю.

– Продолжайте.

– Между нами существует некая двусмысленность. Вот уже неделю я пытаюсь сообразить, как бы иносказательно донести до вас свой план. А вы пытаетесь сообразить, как найти наилучший способ отказать мне. Другими словами, мы оба прикованы к земле и ни один не делает ни малейшего движения вперед, не говоря уже о том, чтобы взлететь над стадионом.

– Совершенно точно.

– Но дело в том, – медленно произнес Стэн, – что вы более приземлены, чем я.

Манаби сделал удивленный жест.

– Видите ли, с моей точки зрения, вам не дает покоя наша предыдущая акция. Вы не можете избавиться от мысли о ней. Что если мы собираемся вас шантажировать? Занесем, так сказать, дубинку, чтобы добиться вашего согласия?

– А вы... собираетесь?

Стэн не спешил отвечать на вопрос сэра Эку.

– Нет, – сказал он наконец решительно.

– Вы говорите за всех?

– Да.

– Почему вы так... великодушны? Или это временно?

– Если мы проиграем, в дерьме будет каждый. Включая даже сторонников Тайного Совета... Нет, решение не временное. Но главный мой довод – это преданность. Однажды вы уже оставили свою нейтральную позицию, чтобы поддержать Императора. Вот почему вы вообще не уклонились от встречи с Махони, когда он к вам пришел. Из той же преданности. В самом деле, сейчас для нас самое лучшее – это логика. Та самая логика, которая однажды уже привела вас на сторону Императора. Понимание того, что любое будущее без него невозможно, позволило вам поддаться на уговоры Яна. Разве не так?