– Я могу отпустить вас из дворца под честное слово, что вы ничего не станете предпринимать против нас. Можете вы дать слово офицера?

Стэн прикинул в уме: а не солгать ли? Решил – не стоит. Ему надо бы кое-что сделать, а для этого необходимо оставаться во дворце – тогда будет хоть крохотный шанс выполнить задуманное.

– Нет, – ответил Стэн.

– Я так и думал, – сказал Хаконе, и по его кивку в комнату вошли еще четверо охранников. – И все же я намерен кое-что обсудить с вами.

В голове Стэна мелькнула мысль: если Император выживет и вернется во дворец, дел у него будет невпроворот. Например, восстановить все дворцовые сады, изрытые оборонными траншеями и перепаханные самоходками с ракетами “земля-воздух” – это преторианцы готовились к обороне. Хаконе, идущий рядом со Стэном, казалось, не обращал внимание на суету подготовительных работ.

Семеро преторианцев, образовав широкий ромб, сопровождали Стэна и Хаконе, постоянно держа капитана на мушке. Хаконе и этого вроде бы не замечал. Как всякий “думатель”, вдруг ставший активным “делателем”, он не мог удержаться от многословных, почти истеричных объяснений своих действий.

– Ах, насколько было бы проще, если бы уже первый этап заговора завершился успехом!

Стэн был тоже слегка не в себе: сейчас его, как-никак офицера разведки, мучило – почти до истерики – любопытство касательно деталей заговора.

– Первый этап, господин Хаконе? К сожалению, мне не все подробности известны. Как я понимаю, вы намеревались взрывом бомбы оглушить Императора. Верно? Его собирались доставить на “скорой помощи” в соуардский госпиталь, где доктор Кнокс позаботился бы об остальном. И что бы это вам дало?

– Обычно после Дня Империи властитель на неделю-другую удаляется от дел, отдыхает и не появляется на публике. Поэтому в нашем распоряжении было бы две недели, чтобы воздействовать на его психику.

– И чьи приказы он стал бы исполнять?

– Лидо и прочих разумных патриотов, которые убеждены, что следует идти иным путем и имперской политике нужно вернуть ее былой блеск.

– Но теперь вы намерены убить Императора!

– Необходимость – жестокая штука.

Стэн про себя содрогнулся: может ли такой человек, как Хаконе, действительно мыслить подобными клише.

– Итак, властителя вы убьете. А кого на его место?

– После гибели Императора все главнейшие имперские средства связи и вещания окажутся в наших руках. И никакая ложная информация не просочится в эфир.

– Вроде той, кто на самом деле сотворил все это?

Хаконе лишь усмехнулся и не счел нужным отвечать.

– Кстати, Хаконе, если уж об это зашел разговор и мой вопрос не очень возмутит вас: кого вы собираетесь объявить виновником гибели Императора?

– Конечно, таанцев. Кого же еще?

– Ловко. А вам не кажется, что лорды, которые вели переговоры, изложат свою версию событий? И вдруг поверят не вам, а им?

– Покойники не излагают версий.

Доселе невозмутимое лицо Стэна передернулось гневом:

– Да это же война!

– Так точно, капитан. Когда разразится война такого масштаба, кто станет копаться в причинах смерти Императора? Да, будет война, в которой Империя спустит жирок, накопленный в последнее время, – жирок, который мешает ей нормально функционировать. К тому же таанская проблема будет решена раз и навсегда.

– Когда все это случится?

– У нас нет точного расписания событий. Преторианцы во главе со мной взяли дворец за три дня до намеченного срока. То, что вы нашли “Заара Ваарид”, заставило нас выступить досрочно – решительно и быстро. А точный час физического устранения Императора будет определен адмиралом Лидо лично.

– Неужели вы верите, что этот ваш комитет или как вы его там называете окажется способен править огромной Империей?

– А почему бы и нет? Одна голова хорошо, а двадцать – лучше.

Стэн хотел возразить, что двадцать голов отнюдь не лучше – члены любой хунты очень скоро начинают грызться между собой, подсиживать друг друга, вырывать власть друг у друга. Но вместо этого он выдвинул другой аргумент:

– Двадцать голов не знают секрета АМ-2.

– Капитан, вы всерьез верите в эту околесицу про секрет изготовления топлива?

Околесица? Вот уж нет, черт возьми! Стэн провел рядом с Императором достаточно времени, чтобы понять: в чем, в чем, а уж в этом властитель не блефует. Этот секрет – его главнейшее оружие.

– Никто не убедит меня в том, – продолжал Хаконе, – что один-единственный человек во Вселенной знает секрет АМ-2. Что формулы состава этого топлива не имеется в каком-нибудь архиве – электронном или еще каком.

Разговор тек дальше. Точнее монолог – Стэн помалкивал и ждал, когда Хаконе перейдет к своему предложению.

Так и случилось.

– Я хотел переговорить с вами наедине, – наконец приступил к делу писатель-заговорщик, – потому что... потому что после... э-э... события начнутся некоторые перестановки наверху. Быть может, вы пригодитесь нам.

– Вам лично или комитету двадцати?

– Разумеется, всему комитету. Впрочем, я бы хотел, чтобы вы обо всем докладывали мне лично.

Стэн не позволил себе улыбнуться. Итак, Хаконе уже сейчас подбирает людей, которые станут подстраховывать его от удара в спину. Стало быть, он не очень-то верит в свои красивые теории.

– А чем я займусь на новой работе?

– Вам будет дозволено остаться в нынешнем качестве. Но я... то есть я хочу сказать мы... словом, время от времени вы будете выполнять некоторые поручения в области разведки.

– Вы забываете, что я принес клятву верности Императору.

– Вы не обязаны быть верны ему после его смерти. Так?

– Предположим, я скажу “так”, что тогда?

Хаконе просиял, но затем всмотрелся в лицо Стэна и спросил:

– Лжете, капитан?

– А вы сомневаетесь в этом?

С несколько изменившейся улыбкой Хаконе кивком подозвал охранников подойти поближе.

– Вы осторожная бестия, капитан, – сказал он. – Не будем торопить события. Пусть все пока остается как есть. Посидите под замком в своем кабинете вплоть до дальнейших указаний. А после кончины Императора мы, наверное, возобновим наш разговор.

Стэн вежливо поклонился и пошел обратно в сопровождении преторианского конвоя. Хаконе больше не занимал его мыслей. Капитан уже придумал, как можно улизнуть из заключения. Нашел хороший способ, дававший ему по меньшей мере десяти-процентную уверенность в том, что он в итоге выживет. Когда он служил в отряде Богомолов, судьба редко предоставляла ему такой большой шанс выжить – целых десять процентов!

Невзирая на ворчливые протесты прочих таанских сановников, лорд Киргхиз сел на голую скамью пехотного катера и решительно пристегнул ремень. Повинуясь его кивку, второй пилот задраил люк. Через несколько мгновений пехотный катер вылетел из чрева линкора и отвалил в сторону “Нормандии”.

Киргхиз считал необходимым в интересах высшей политики проявить некоторый стоицизм и прокатиться в отнюдь не комфортабельном пехотном катере, в котором даже офицеры старались не летать. На карту было поставлено слишком много, чтобы брезговать пятиминутным полетом на голой лавке, предназначенной для солдатни. Достаточно сказать, что едва ли треть таанского Верховного Совета дала согласие на проведение данных переговоров – ярые противники Империи и сторонники немедленной войны составляли большинство.

Благодаря закулисным интригам и личному влиянию, Киргхиз сумел навязать свою волю большинству, используя раздоры между фракциями и разброд в стане антиимперцев. Однако в его отсутствие “ястребы” способны перетянуть на свою сторону нерешительных и колеблющихся, баланс сил в Верховном Совете может качнуться... Словом, переговоры лучше не затягивать.

Но некоторые из тех требований, которые ему предлагали выдвинуть в первый же день переговоров, ставили крест на всем дальнейшем. Имея за спиной не одно десятилетие дипломатической работы и политической борьбы, Киргхиз отлично понимал, что именно Император сочтет абсолютно неприемлемым.