Не об этой ли вере говорила Лейза?.. Киаран наклонил голову и произнёс еле слышно:
— Получается, ты заманил меня, да? — Сердце гулко застучало в груди. А вдруг старик хочет передать ему свой дар?
— Заманил.
— Зачем я тебе нужен?
— Мне нужны не вы, милорд, а женщина.
Киаран посмотрел на него как на полоумного. Хотя почему «как»? Он и есть полоумный.
— Не староват ли ты для любовных утех, старик?
— Думаете, что я не сумею поднять собственный член силой своей веры? — Узник тихо посмеялся. Стёр веселье с лица. — Мне нужна женщина, потому что этой женщине скоро потребуется моя помощь. Привести эту женщину сюда можете только вы.
— Вынужден отказать, — вымолвил Киаран, силясь сообразить, о ком идёт речь.
— Ну что ж… Тогда ждите. За помощью она прибежит к вам. Но знайте, то, что произойдёт, будет наименьшей бедой.
— Не понимаю, о чём ты.
Старик прислонился спиной к стене, закрыл глаза и более не произнёс ни слова. Киаран толкал его, бил по щекам, хлопал в ладоши возле уха. Узник ни на что не реагировал. Он будто умер!
Киаран разозлился. Чокнутый старик заставил его поверить в какую-то ерунду! Покинув Безумный дом, запрыгнул на коня и поскакал под дождём через кладбище, костеря себя за глупость и доверчивость. Он повёлся на болтовню шарлатана!
Вспышка молнии осветила костницы и склепы. За короткий миг Киаран успел увидеть сбоку тень своего коня с двумя фигурами, сидящими в седле. Страх вонзил в рассудок острые когти и вызвал приступ ярости. Киаран хлестнул жеребца плетью, ударил каблуками сапог в бока и проорал: «Во славу Стаи!» Ему вторили голоса Выродков. Им оглушительным грохотом ответил гром.
— 2.9 ~
Янара села в кресло и, сложив руки на округлившемся животе, с облегчением вздохнула.
— Нужны другие шторы: плотные и тёмные, — проговорила мать Болха, по-хозяйски осматривая новые покои королевы. — И другие ковры: толстые и мягкие. Таян, ты запомнила?
— Запомнила, — отозвалась девочка.
— Тогда почему ты до сих пор здесь?
— Потому что я не ваша служанка. Распоряжения отдавайте своей помощнице.
Лицо Болхи вытянулось, пожелтело. В какой-то миг показалось, что сейчас она плюнет в девочку желчью. Но монахине удалось взять себя в руки. Она подозвала Таян и, поправляя чепец на её голове, произнесла:
— Яркий свет вреден глазам новорождённого ребёнка. Он привык к темноте. Слуху ребёнка неприятны шумы и разные звуки. Он привык к тишине. Там, где ему суждено появиться на свет, должно быть темно, тепло и тихо, как в чреве матери. Это ты понимаешь?
— Конечно, — кивнула Таян.
— Тогда почему ты до сих пор здесь? — повторила монахиня.
Таян приоткрыла дверь и крикнула в гостиную:
— Миула! Возьми помощницу матери Болхи, позови служанок и притащите сюда все ковры из старой опочивальни королевы. И отправь кого-нибудь за плотной материей для штор.
Болха прижала руки к ушам и скривилась:
— От тебя столько шума!
— Можно нам с королевой пойти на прогулку? — поинтересовалась Таян.
— Пойдёте вечером.
— Вечером не светит солнце и не поют птицы!
— Вечером во дворе нет людей. У одних вши, у других грязь под ногтями, у третьих понос… Господи! Да тут почти все мужики ходят по борделям. С такими не то что рядом стоять нельзя, с ними одним воздухом дышать опасно! — Болха подошла к Янаре. — Моя королева! Я вас умоляю, прислушайтесь к моим советам. Ничего не трогайте, ни с кем не разговаривайте. Пожалейте своего малыша.
— Конечно, мать Болха, — улыбнулась Янара. — Я очень ценю вашу заботу.
Её слова будто тёплый ветерок отогрели лицо монахини: кожа порозовела, глаза заблестели, на губах заиграла ответная улыбка.
— Принести вам берёзовой водички?
— Буду вам благодарна.
Болха повернулась к Таян, открыла рот, собираясь отдать приказ, и вовремя смекнула, что водичку лучше принести самой: ведь королева поблагодарила за услугу, а не за предложение.
Оставшись с королевой наедине, Таян придвинула к креслу табурет и опустилась на обшитое парчой сиденье:
— Вы сегодня бледная.
— Надоели дожди. — Янара посмотрела в окно. — Погода вроде бы наладилась.
— Давайте выйдем на балкон. Там никто не будет дышать вам в лицо.
— Выйдем. Когда мать Болха пойдёт в молельню.
Таян придвинулась вместе с табуретом ещё ближе:
— Что с вами? Соскучились по мужу?
Янара втянула шею в плечи, опустила голову и стала похожа на озябшую птичку:
— Ребёнок не шевелится.
— А ночью шевелился?
— Шевелился.
— Значит, спит, — заключила Таян и приложила ладонь к животу Янары. — Он жив. Я это чувствую.
— В это время он обычно начинал крутиться, а сегодня — молчок. И ещё…
— Что — ещё?
— У меня руки и ноги словно чугунные. И внутри всё трясётся.
Таян подхватила Янару под локоть:
— Вставайте, моя королева. Я уложу вас в постель.
Янара с трудом поднялась.
Таян посмотрела на сиденье кресла и выдохнула:
— Моя королева…
Не прошло и получаса, как в опочивальню вбежала Лейза. Растолкала столпившихся возле кровати служанок и монашек и, присев на краешек перины, взяла Янару за руку:
— Милое дитя… Всё обойдётся. Вы, главное, не волнуйтесь.
— Я говорю то же самое, — откликнулась мать Болха и взяла Янару за другую руку. — У вас каждый месяц шли регулы. Наверное, что-то скопилось. Сейчас выйдет лишнее и перестанет.
— Принесите ещё одеяло! — приказала Лейза и дыханием согрела пальцы Янары. — Что у вас болит?
Она вяло улыбнулась:
— Ничего. Просто всё такое тяжёлое.
Миула накинула на Янару одеяло, подоткнула под неё края и оттащила Таян в угол комнаты:
— Хватит реветь!
— Откройте окно, — попросила Янара. — Мне нечем дышать.
— В этой башне не открываются окна, — откликнулась служанка.
— На верхнем этаже открываются, — возразила другая.
— Надо открыть все двери, — предложила фрейлина Кеола.
Миула схватила табурет за ножку и выбила стекло:
— Потом заколотим.
— Господи, боже мой! — запричитала мать Болха. — Ну кто же так делает?
Служанки кинулись собирать осколки.
Лейза опустила голову на подушку Янары и прошептала:
— Ребёнок шевелится?
— Чуть-чуть. Он сегодня ленивый.
— Я хочу сказать… — Лейза обняла её за плечи. — Вас любит не только король. Я тоже вас люблю. Сильно-сильно.
— Я знаю, — прошептала Янара и закрыла глаза.
— Миледи, простите, — обратилась Миула к Лейзе. — Надо сменить пелёнку.
Лейза отошла от кровати и, наблюдая за действиями Миулы, прижала руки к груди.
— Кровотечение усилилось, — сообщила та унылым тоном и бросила грязную тряпку в бадью.
Таян обхватила Янару вместе с одеялом, прижалась щекой к её животу и заплакала ещё горше.
— Сделайте что-нибудь! — потребовала Лейза.
— Всё в руках божьих, — откликнулась Болха.
— Как так?! Нам сказали, что лучше тебя никого нет.
— Знаете, сколько детей я приняла?
— Приняла? И всего-то? Подставить руки могу и я! Меня интересует, скольким женщинам ты помогла доносить.
— Прошу вас, тише, — взмолилась Таян. — Ему очень плохо.
— Позовите клирика, — прошипела Лейза.
— Мужчины не входят в комнату роженицы, — упиралась Болха.
— Живо!
Монахиня не двинулась с места.
Янара воздела глаза к потолку, соединила перед собой ладони:
— Услышь меня, Господи! Мне не на кого больше надеяться и не от кого ждать милости. Только на тебя уповаю, Господи!
Лейза указала на дверь:
— Вон! Все вон! Миула и Таян, останьтесь! — Опустилась перед кроватью на колени и молитвенно сложила ладони. — Обращаюсь ко всем богам…
Рядом с ней на колени встала Миула:
— Матерь земли, неба и солнца! Взываю к тебе!..
Преклонив колена, Таян раскинула руки:
— Духи предков! Услышьте меня!..
К ним присоединились вернувшиеся в комнату мать Болха и её помощница. Монахиня, давшая обет молчания, беззвучно шевелила губами, раскачиваясь взад-вперёд. Болха пела молитвы на церковном языке. Из гостиной доносился речитатив, исполняемый клириками.