— Почему не сожгли покойницу? — прозвучал чей-то голос.

— Потому что они хотели скрыть и лишение Фларии невинности, и рождение ребёнка, — ответил кто-то. — Согласно новой вере, девственниц не предают очищающему огню.

— Да уж… Невинная дева с младенцем…

— Лорд Атал! Вы позволите нам вскрыть могилу?

Он поднял голову:

— Что?

— Нам нужны доказательства, что вы не нарушили клятву, данную отцу вашей малолетней супруги, — произнёс лорд Кламас, один из членов Знатного Собрания. — Мы должны убедиться, что в могиле нет скелета младенца. Вы позволите нам вскрыть могилу?

Атал сложил бумагу и отдал её Хранителю грамот:

— Вы выбрали удачное время, господин Янта.

— Позволите вскрыть могилу или нет? — настаивал Кламас.

— Нет.

— Вы клятвопреступник, лорд Атал, — произнёс Кламас авторитетным тоном. — Мы отстраняем вас от участия в голосовании.

— Мне уйти?

— Как хотите.

Атал вяло усмехнулся: семёрка великих лордов стала шестёркой. Привстал, намереваясь удалиться. В этот миг из передней комнаты донеслись голоса. Распахнулись двери.

Герцоги Лагмер и Хилд одновременно вошли в зал. Лой сел на свободный стул. Рэн садиться не стал.

— Герцог Хилд, присаживайтесь, — проговорил Кламас, своевольно взяв на себя обязанности главы Знатного Собрания.

Рэн обвёл мужей взглядом. Первым поднялся Хранитель грамот, его примеру последовали остальные.

Лагмер, продолжая сидеть, поаплодировал:

— Наконец появился хоть кто-то, кто научит их хорошим манерам.

Рэн расположился за столом и жестом разрешил присутствующим занять свои места.

— Мы стоим на пороге важного события… — начал Кламас.

Лагмер пригладил курчавую бороду:

— Знаете, с кем я столкнулся возле конюшни?

Кламас выдавил вежливую улыбку:

— С кем, ваша светлость?

— С последним фаворитом королевы Эльвы.

— С этим белобрысым эсквайром?

— С ним, — кивнул Лагмер.

— Я думал, что он гниёт на поле Живых Мертвецов.

— К вашему сожалению, нет.

— К моему? — удивился Кламас. — Почему — к моему?

— Потому что королева Эльва любила предаваться воспоминаниям. В своих рассказах она отводила вам особое место.

— Не думаю, что сейчас подходящее время…

— Оказывается, вы принуждали её к соитию.

Мужи зашушукались.

Кламас сморщился с омерзением:

— Меня не возбуждают старухи. Господи! Да она мылась всего два раза в жизни: когда родилась и перед первой брачной ночью.

— Двадцать лет назад она была довольно привлекательной, — возразил Лагмер. — Вы надеялись, что она понесёт от вас…

— Двадцать лет назад ей было сорок девять!

— …вы на ней женитесь и станете королём.

— В таком возрасте невозможно понести!

— Балаганщина, ей-богу, — пробормотал Святейший отец и прикрыл глаза ладонью. Кольца на его одеянии звякнули брюзгливо.

Поруганный и униженный лорд Атал решил воспользоваться случаем и отыграться на коллеге. Еле скрывая злорадство, он всем телом повернулся к Кламасу:

— Это правда?!

— Кого вы слушаете?

— Меня! — произнёс Лагмер угрожающим тоном. — Не забывайтесь, лорд Кламас!

Тот встал и склонил голову:

— Простите, ваша светлость. Я имел в виду фаворита, а не вас.

— Подождите-подождите! — раскраснелся Атал. — Вы отвечали за порядок в Королевской крепости. Вы встречались с королевой и следили, чтобы она ни в чём не нуждалась.

— В чём вы меня обвиняете?! — вскричал Кламас. — В том, что я исполнял прихоти сумасбродной старухи? Никто из вас не хотел этим заниматься.

— Вы запугивали её и насиловали! — рявкнул Лагмер. — Я прикажу разыскать всех фаворитов и бывших слуг королевы и допросить их с пристрастием. Если это окажется правдой, вас ждёт виселица, лорд Кламас.

Тот сделался серым, как домотканое полотно:

— Не было ничего. Клянусь!

— Как так случилось, что завещание сгорело? — не успокаивался Лагмер.

Кламас провёл ладонью по лбу:

— Душеприказчик упал, ударился головой о жаровню. Жаровня опрокинулась.

— Кто отвечал за порядок в Королевской крепости и за безопасность её обитателей?

— Я не охранник! Я великий лорд! Я член Знатного Собрания!

Атал откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

— Как я понимаю, лорд Кламас тоже не участвует в голосовании.

— Не участвует, — друг за другом подтвердили собравшиеся.

Кламас сел и, выражая оскорблённым видом своё несогласие, уставился в окно.

— Ну а вы почему молчите, ваша светлость? — обратился Святейший отец к Рэну. — Наверняка припасли за пазухой ком грязи.

Рэн пробежался взглядом по присутствующим:

— По какому поводу мы собрались? Мне кто-нибудь напомнит?

Хранитель грамот поднял руку:

— Если никто не возражает, я исполню обязанности главы собрания. — Выдержав паузу, произнёс: — Герцог Лагмер, вам слово.

— Говорить особо нечего. Меня все знают. Скажу только, что скоро я стану отцом. Повитухи пророчат мальчика. — Лагмер достал из кармана лист бумаги и пустил его по кругу. — Здесь написано, сколько денег я отправил в казну, сколько отстроил церквей, в каких походах участвовал. Решать вам, кто станет королём: ваш соотечественник, который с честью исполняет свой долг перед короной, или человек, который забыл о родине.

Хранитель грамот подождал, когда лист, исписанный размашистым почерком, окажется в его руках, и обратился к Рэну:

— Слушаем вас, герцог Хилд.

— Я имею преимущественное право на трон. В Осуле не текла королевская кровь. Он был приёмным сыном короля и сводным братом моего деда, герцога Дирмута, законного и единственного наследника престола. Почему-то это не помешало Осулу надеть корону.

— Я знал вашего деда, — отозвался кто-то из сановников. — Больной человек. Он не сумел бы лично командовать войском и подавать своим воинам личный пример храбрости. Какой же из него король?

— Верно, верно, — закивали мужи. — Власть не ходит на хромых ногах.

Рэн помолчал, глядя на стол. Вскинул голову:

— О покойниках говорят либо хорошо, либо ничего, кроме правды. Сейчас как раз тот случай… Осул опаивал моего деда.

— Кто вам такое сказал? — подал голос один из членов Знатного Собрания.

— Герцог Дирмут делился своими подозрениями с женой. Она и сама видела, как тают его силы. Видела, как рыцарь, который одержал в турнирах множество побед, наутро после семейных ужинов с трудом вставал с постели, не мог поднять меч и сесть на коня.

— Женщины вечно что-то придумывают.

— Мой дед сменил слуг, ни к чему не притрагивался за королевским столом, за что не раз выслушивал укоры отца. Он поделился с ним своими подозрениями, но тот ему не поверил. Герцог Дирмут продолжал терять силы. Перестал участвовать в турнирах, не упражнялся с оружием, не охотился. Он понял, что Осул отравил его неизвестным ядом замедленного действия.

— Больных людей часто посещают больные мысли, — вставил Святейший.

— Пиком его позора стали похороны короля. Герцог Дирмут упал с лошади.

— Когда ехал за носилками с телом отца, — кивнул Святейший. — В этот же день он отправился на лечение. Куда-то к морю. Герцог Дирмут, по сути, не вынес позора и сбежал. Поэтому королём стал его сводный брат Осул. Он не являлся носителем королевской крови, зато славился умом, силой и отвагой.

— Никуда мой дед не уезжал. Осул заточил его в подземелье собственной крепости, где продержал его несколько лет. К нему пускали только жену. Ей под страхом смерти запретили покидать крепостные стены, и все думали, что она уехала вместе с мужем.

Святейший покосился на Рэна с сомнением:

— Я читал хронику. Там ничего не говорится о подобном.

— Рукописи хрониста нашего дома пропали. Пока жил мой дед, жила правда. Он умер, и «правду» о нём сочинили в угоду королю Осулу.

— Охотно верю, — вымолвил кто-то из сановников.

— Благодарю вас, — кивнул Рэн и продолжил: — Своих дочерей мой дед впервые увидел, когда заболел чахоткой и его выпустили из каземата. Чахоткой заразилась его жена. Дочерей Лейзу и Фларию спешно выдали замуж и отдали им в приданое все земли и замки. Половина огромного состояния моей семьи перешла к вам, лорд Атал. Другая половина досталась моему отцу, а когда его несправедливо обвинили в подлоге документов, эту половину разбили на куски и растащили. Моя мать стала нищей. Более того, у неё хотели забрать меня. Поэтому мы были вынуждены жить на чужбине.