Он поцеловал Ифу в лоб:

— Слушайся Гилана. — И, подхватив сумку, вышел из опочивальни.

На рассвете конный отряд покинул Ночной замок и выехал на тракт, пролегающий по границе между владениями дворян. Вымпел цвета королевского дома и охранная грамота позволяли Киарану беспрепятственно перемещаться по землям лордов, но он не решился срезать путь: снег скрывал ложбины, бугры и замёрзшие реки. Зато тракт был укатан обозами купцов и санями странствующих коробейников.

Поля чередовались с деревнями. На дозорных вышках отбивали чечётку продрогшие стражники. На горизонте виднелись блёклые очертания особняков и тёмные громады крепостей, похожих на скалы.

Дорога ныряла в лес. Под тяжестью белых шапок кряхтели деревья. Сороки перекликались с щеглами. Из лунок в снегу вспархивали тетерева, поднимая облака снежинок. Изредка доносился лай собак — поблизости находилось селение либо со своей дружиной охотился лорд.

Ночи путники проводили в тёплых придорожных тавернах. В одной из них отметили праздник Двух Единиц. Кухарь порадовал наваристой чечевичной похлёбкой с салом, зажаренной на вертеле зайчатиной, медовыми пирогами с клюквой и превосходным ячменным вином.

Наконец отряд двинулся по домену короля. Вместо тракта нити-тропинки. Купцы редко совались в эти земли, здесь хозяйничали разбойничьи шайки, браконьеры и обозлённые батраки, оставшиеся зимой без работы. Кони выдыхались, тараня рыхлые сугробы, и приходилось делать частые привалы. В деревнях ни харчевен, ни постоялых дворов. При виде всадников крестьяне разбегались кто куда. Они не разбирались во флагах, а жетон на груди лорда им ни о чём не говорил. Можно было войти в любую хижину и взять всё что душа пожелает, только брать нечего.

С наступлением темноты Выродки разбивали лагерь, разжигали костры, обдирали белок и ощипывали куропаток. Прислушиваясь к жалобному вою волков, кони обгладывали ветви кустарников. А Киаран сидел у огня и, глядя на языки пламени, думал, как ему совместить новую должность и старое ремесло.

Через несколько дней путники добрались до нужной деревни. Не успели кони спуститься с холма и взрыхлить копытами снег на крайней улице, как раздался звук набата. Бабы выскочили из лачуг и вереща бросились врассыпную. Выродки с гиканьем и свистом помчались вниз по склону, щёлкая хлыстами.

Селение большое и наполовину вымершее. В каждом втором доме заколочены окна и заметены снегом двери. Посреди улиц брошены сломанные телеги. Кое-где чернели развалюхи-сараи. В некоторых дворах лежали кучи хвороста, с верёвок свисало заледеневшее бельё. На крышах топорщились, как ежи, гнёзда, ожидая прилёта аистов.

Киаран спросил у провалившейся в сугроб девки, где живёт староста, а та, онемев от страха, лишь открывала-закрывала рот. Киаран приподнялся на стременах, надеясь увидеть над лачугами каланчу или часовню; таковых в селении не наблюдалось. Молчал и колокол, пять минут назад предупредивший крестьян об опасности.

— Одни женщины, дети и старики, — проговорил командир сотни.

— Обыщите подполья и чердаки, — приказал Киаран и медленно поехал вперёд, рассматривая убогие жилища.

Возле постройки без окон топтался мужик в вытертом тулупе. Комкая в руках колпак, поглядывал на визжащих баб и зажмуривался, когда мимо него проносились разгорячённые кони. Заметив Киарана, опустился на колени.

— Кто такой? — рявкнул командир сотни, натянув поводья.

— Живу тут. — Мужик указал себе за спину. — Это холостяцкий угол. Моё хозяйство. Можете остановиться, если хотите. Кормить — не накормлю, но лавку выделю.

— На постое кто-то есть?

— Есть, господин. Шестеро наймитов. Испужались набата, в чулан залезли.

— А ты, значит, нас не боишься, — сказал командир и дал знак Выродку. Тот соскочил с жеребца и вбежал в дом.

— Я своё отбоялся, господин. Бояться больше нечего.

— Ишь ты какой выискался! — Командир стиснул в кулаке рукоять меча. — Сейчас проверим, какой ты смелый.

— Только спасибо скажу.

Киаран отделился от сопровождающих его телохранителей:

— Где дом старосты?

Содержатель холостяцкого угла махнул колпаком:

— Там, ваша милость.

Киаран оглянулся:

— Где — там?

— Там, куда бабы бегут.

Киаран послал коня вдоль прогнившего забора, наблюдая, как наёмники вытаскивают из лачуг детей и стариков. Крестьянки спрятали их в закутках, а сами побежали прочь, надеясь увести воинов от домов подальше. Глупые курицы…

На перекладине между столбами висел надтреснутый колокол, чей тревожный звон взбаламутил деревню. Верёвка, привязанная к языку, покачивалась словно облезлый коровий хвост. Возле колокола стоял старец, таращась по сторонам, как подслеповатая сова. Ветер трепал подол шерстяного кафтана, перебирал седые космы, перекидывал бороду с плеча на плечо. Вокруг него сгрудились бабы. Увидев, как воины гонят по улице детей, кинулись к ним, заголосили. Рассекая воздух плётками, Выродки заставили крестьянок сесть на землю.

Киаран подъехал к старцу и развернул коня мордой к рыдающей толпе. Кто из них причастен к убийству богомольцев? Баба в залатанном платье? Или курносый малец? А может, тощий старик в исподнем? Киаран смотрел на сирых и убогих и не видел среди них убийц.

— Где ваши мужчины? — обратился он к старосте.

— Нет таких, ваша милость. Только деды старые. Некоторые здесь. Остальные не встают с полатей, смерть ожидают.

— Правду говорит, — подтвердил командир сотни.

— Есть мертвецы, хоронить надобно, — продолжил староста, глядя перед собой. — Земля промёрзла. Ждём, когда потеплеет.

Командир указал на почерневшую избу:

— Трупы в сарае за этим домом. Два старика, одна баба и пятеро детей.

— Где мужчины? — спросил Киаран.

— Одни пошли в наёмники и не вернулись, — ответил староста. — Других прирезали лесные разбойники, третьи подались в город, четвёртые… а хрен его знает, где они. Нет мужиков, и всё тут.

— Мужиков нет, а малые дети откуда? Аисты принесли?

— Так это безотцовщина. Баб пилят все кому не лень. Идут солдаты — пилят. Наскакивают лиходеи — пилят. Монахи и те пилят! Вот и вы — зачем пожаловали? Уж наверняка не крыши чинить.

— Ладно, — протянул Киаран. — Кто паломников убил?

Староста взглянул на него с удивлением:

— Не знаю никаких паломников. Не было здесь таких.

— Может, были сборщики подаяний?

— А-а-а, эти… побирушки… — Староста отвернулся.

— Кто их убил?

— Бабы.

— Бабы?

— Они самые.

Киаран слез с коня:

— Идём, поговорим без свидетелей.

Старик пожал плечами:

— Как изволите. — И побрёл к избе.

Проходя мимо повозки, Киаран взялся за борт и резко присел. Девочка пяти лет прижалась к колесу. В глазах обречённость и готовность к тому, что сейчас произойдёт. Ей не впервой лежать на снегу босой, в одной рубахе, и ждать, когда её вытащат из-под телеги за волосы.

— Простудишься, — произнёс Киаран. — Беги к мамке.

Вслед за старостой поднялся на крыльцо и вошёл в дом.

— Не обессудьте за беспорядок, — проговорил старик. — Гостей не ждал.

Дневной свет сочился сквозь щели закрытых ставен, и в лачуге царил полумрак. Киаран отворил двери настежь и осмотрелся. Холодный очаг, на лежанке прелая солома. К проёму в потолке приставлена садовая лестница. По идее, староста самый богатый человек в деревне. Если он живёт в таких условиях, то что же творится в хижинах крестьян?

— Я обитаю на чердаке. Оттуда округу лучше видно. — Старик придвинул табурет к столу, вытер рукавом кафтана сиденье. — Присаживайтесь, ваша милость. — И опустился на лежанку.

Киаран сел, поправил на боку ножны с мечом и постучал пальцем по жетону на груди:

— Знаешь, что это такое?

— Нет, ваша милость, не знаю.

— Это охранный жетон. Его выдают людям короля. Тем, кому он поручает важные задания.

Староста посмотрел недоверчиво:

— Король Осул вроде бы помер двадцать лет назад. Неужто воскрес?