Можно только посочувствовать герцогу когда он увидел весь ужас, когда проезжал по охваченному болезнью и смертью городу. Гниющие тела усеивали улицы, и, по словам Пейджа, "везде лежали трупы", а те, кто только что пережил это испытание, "умирали быстрее, чем их могли вывести телеги". Одно только зловоние должно было ошеломить Эксетера и его людей, вынужденных прокладывать свой путь через мрачное столпотворение. Тем не менее Томас должен был выполнить свой долг, поэтому герцог "поскакал к крепости" и "поднял знамена", включая знамя Святого Георгия и гербы Франции и Англии[320]. Знамена развевались на ветру, и их присутствие на городских стенах символизировало не только победу англичан над Руаном, но и покорение герцогства Нормандия.

После того как Эксетер взял город под контроль, король, на следующий день, последовал за своим дядей в Руан, и в то время как "колокола всех церквей звонили", уцелевшие церковники вышли поприветствовать устрашающую фигуру, которая превратила их места поклонения в руины[321]. Вместе со своими командирами Генрих отслужил благодарственный молебен в соборе, а затем поселился в своих новых покоях в замке. Его приближенные разошлись по городу, чтобы найти жилье в зданиях, которые не успели разрушить английские пушки.

У Эксетера наконец-то появилась возможность отдохнуть и поразмыслить над событиями предыдущих месяцев, в особенности над тем, что происходило по обе стороны стен Руана. Трагические потери постигли не только нормандцев: смерть поразила и сердце семьи Бофортов. Вместе с отчимом Кларенсом в походе участвовал семнадцатилетний Генри Бофорт, 2-й граф Сомерсет, наследник Джона Бофорта и племянник Эксетера. Сведения о жизни подростка скудны, хотя его воспитанием занимался сам герцог Кларенс, а частично финансировал его тезка, епископ Винчестерский.

Смерть юного Генри также плохо задокументирована, хотя более поздние источники относят дату его кончины к 25 ноября 1418 года, как раз когда осада Руана достигла своего апогея[322]. Неясно, что было причиной смерти графа-подростка ранение или болезнь, также нет никаких сведений и о том, что случилось с телом Генри. Его графский титул перешел к его брату Джону, который стал третьим Бофортом, получившим титул графа Сомерсета в течение десятилетия. В какой момент епископ Бофорт или мать мальчика Маргарита Холланд узнали о его кончине, также неизвестно, как и место его последнего упокоения. Этот Генри Бофорт остается загадкой, чем-то вроде потерянного Бофорта, и его смерть стала печальным последствием падения Руана.

Генрих V не хотел наносить Руану дальнейший ущерб и занялся восстановлением разрушений, вызванных затянувшейся осадой, отстраивая стены и дома. Его люди были отправлены снабжать руанцев, присягнувших на верность, едой и питьем, намереваясь оживить их, чтобы они могли служить королю после выздоровления. Город оставался в руках англичан до 1449 года, то есть в течение тридцати лет. Если Арфлёр в 1415 году был стратегическими воротами в Нормандию, то Руан в 1419 году стал воротами в Париж и всю Францию к северу от Луары. Его значение для успеха английской кампании невозможно переоценить, и Генриху нужен был надежный и уважаемый капитан, который мог бы управлять городом, и, как и в Арфлёре четырьмя годами ранее, он обратился к своему верному дяде Эксетеру.

Нет сомнений, что Томас Бофорт гордился своей новой ролью — одной из нескольких должностей и титулов, которыми он обладал по мере приближения к сорока годам. Например, письмо, написанное герцогом 21 апреля 1419 года из Вернона, расположенного примерно на полпути между Руаном и Парижем, было подписано:

Это был великолепный набор титулов, но с такими должностями была связана огромная ответственность, и само письмо подчеркивает, как много дел было у Томаса. Возможно, с 1412 года он регулярно находился на передовой во Франции, но, как адмирал, он неизбежно должен был время от времени уделять внимание другим своим обязанностям.

Адресатом письма был епископ Томас Лэнгли, канцлер Англии и давний знакомый Бофортов. Об их знакомстве свидетельствует пространное и теплое вступление, в котором герцог называет Лэнгли своим "глубоко любимым и верным другом", которого он приветствует "от всей души". Письмо посвящено действиям трех купцов из Бристоля, которые были задержаны за незаконный захват бретонского судна вопреки перемирию, заключенному королем с герцогом Бретонским. Эксетер упомянул, что уже приказал своему заместителю Джону Холланду, графу Хантингдону и сыну своей единокровной сестры Елизаветы Ланкастер, передать судно обратно в руки бретонцев, и просил, чтобы канцлер проконтролировал выполнение его распоряжение. Тон письма и легкость, с которой герцог отдает распоряжения более высокопоставленному Лэнгли, свидетельствуют о том, что Эксетер не стеснялся брать на себя командование, что является типично ланкастерской чертой характера. Он был прирожденным лидером и в данном случае действовал с похвальной решительностью, чтобы предотвратить любые потенциально опасные дипломатические проблемы.

Незадолго до того, как это письмо было написано, Эксетер воссоединился со своим опальным братом Генри, епископом Винчестерским недавно вернувшимся из своего путешествия по Европе и Ближнему Востоку. Генри прибыл в Венецию из своего паломничества в октябре 1418 года, и одним из его первых распоряжений было организовать перевозку значительного количества древесины в малоазийский город Бодрум для строительства огромной крепости Святого Петра, с видом на залив Гёкова, принадлежавшей рыцарям-госпитальерам[324].

Вероятно, Генри лично посетил это место, расположенное на западной оконечности современной Турции, или, по крайней мере, встретил просителя из этого города, что и побудило его принять участие в поставках стройматериалов. Базировавшееся в Бодруме подразделение английских рыцарей отвечало за строительство трехэтажного укрепления с зубчатыми стенами на юго-западе крепости, которое было завершено в 1413 году. Вероятно, щедрая поставка древесины от имени епископа предназначалась именно для этих целей.

Однако большее беспокойство у Генри вызвало то, что король высказался против его посвящения в кардиналы. Генри прибыл к папскому двору в Мантуе в конце октября, и тут быстро стало ясно, что его возведение в сан приостановлено; папская булла, подтверждающая его посвящение, осталась не обнародованной, и Генри запретили занимать место в консистории, традиционном Совете кардиналов. Учитывая недовольство племянника, Генри как можно скорее отправился в английский лагерь и пересек опасные зимой Альпы, чтобы добраться до короля в Нормандии. Он прибыл в Руан 3 марта 1419 года и был принят с почестями, хотя личный прием у короля был несколько более холодным[325].

Епископу сообщили, что его назначение на кардинальскую кафедру противоречит желанию его короля, и если он когда-нибудь обнародует копии папской буллы в Англии, то столкнется с обвинениями в praemunire, то есть утверждении папской юрисдикции против воли монарха. Этот акт был спорным нововведением Ричарда II, и наказание включало лишение всех титулов, должностей и имущества — суровая кара, перспектива которой встревожила прижимистого епископа. Король не возражал против того, чтобы английский епископ представлял его интересы при папском дворе, но не наоборот. Некогда близкие отношения между дядей и племянником, которые тщательно культивировались с тех пор, как король был еще подростком, сильно испортились, даже несмотря на вероятное вмешательство Эксетера в защиту своего брата[326].