— А как же Уитни?
— А что насчет нее?
Еще шаг, еще одна бретелька.
— Вы не спали вместе.
Он медленно покачал головой.
Я увязла слишком глубоко, чтобы повернуть назад. В этот момент я не думала, что смогла бы выжить, наблюдая, как единственный парень, по которому я когда-либо тосковала, ушел бы от меня.
— Почему бы и нет?
Его челюсть сжалась, и он отвел взгляд. Когда его глаза вернулись к моим, они обнажены до нитки. Грубость просочилась в его голос, как спичка в порох.
— Я хочу не ее, Ева. Я наблюдаю не за ней, когда знаю, что не должен, и не за той, кого проверяю каждую ночь, чтобы убедиться, что она в безопасности. Я одержим не ею до такой степени, что у меня кружится голова. Я здесь, потому что, когда кажется, что все разваливается на части, ты, Ева, настоящая. Такая чертовски настоящая, что я почти мог бы… — он позволил своему взгляду скользить по моему телу, и в его словах слышалась боль, когда он закончил: — Почти коснуться тебя.
Мое сердце превратилось в теплую жидкость, оставляя меня беспомощной, задыхающейся, пульсирующей.
Я потянулась к застежке на лифчике. Глаза Истона потемнели, когда они следили за движением, и линия его плеч напряглась.
Быстрым движением пальцев мой лифчик расстегнулся. Разгоряченный взгляд на его лице усилился в десять раз, когда ткань выскользнула из моих рук и упала на пол.
Кадык подпрыгнул у него на горле. Его пристальный взгляд исследовал каждый дюйм моего тела в долгой, обдуманной ласке. На меня никогда не смотрели так, с таким явным почтением. Несмотря на дикий голод, запечатленный на его лице, он не двинулся, чтобы прикоснуться ко мне. Он вообще не двигался. Он так спокоен, как будто считал, что не имел права подходить ближе.
Бабочки запорхали по мне, заставляя дрожать.
— Что теперь? — прошептала я.
— Покажи мне, что ты делаешь дальше, — хрипло сказал он.
Я опьянела от тяжести его внимания, когда подошла к своей кровати, заползла на матрас и перевернулась на спину.
— Сначала… — я провела кончиками пальцев по животу, теряясь в первобытном выражении его лица. — Я представляю, какое у тебя бывает выражение.
Его взгляд скользнул вверх, чтобы встретиться с моим, и моя грудь поднялась и опустилась в неровном ритме.
— Да. Этот. Иногда… — я сглотнула, и мои пальцы поползли выше, выше, пока не начали дразнить грудь. — Я представляю, что это для меня, что я твоя на одну ночь.
Грубый звук, поднимающийся из его горла, пульсировал между моих бедер.
— Что моя дверь заперта, — я провела большим пальцем по соску. — Твои родители отвлеклись. И ты можешь делать со мной все, что захочешь.
Его веки опустились, взгляд пьянящий, грязный и наполненный сдержанностью.
— Пока мы молчим, — прошептала я, позволяя своей руке опускаться все ниже и ниже, — никто никогда не узнает о том, что ты делаешь со мной.
Когда я добралась до влаги между бедер, его низкий голос донесся до моей кожи.
— А что ты делаешь?
Мое внимание рассеялось, накрыло туманное покрывало замешательства.
— Ч-что?
— В этой фантазии я могу делать с тобой все, что захочу, — его глаза вспыхнули. — Поверь мне, если ты этого захочешь, я это сделаю. Но я здесь не единственный, Ева. Ты можешь делать все, что захочешь. Если ты моя на эту ночь, — его взгляд греховно скользнул по моему телу, воспламеняя меня, — это значит, что я тоже твой.
Воздух вырвался из моих легких.
Мой?
Я была со многими парнями, и с тех пор, как жила здесь, я даже начала указывать им, что со мной делать. Но я говорила только то, что ожидалось. Я заставляла их делать со мной то, что они заставляли меня делать с ними. Я не знала, чего хотела, и никто из них никогда раньше меня об этом не спрашивал.
Смятение, должно быть, написано на моем лице. Брови Истона приподнялись, и он медленно встал. Я задышала немного тяжелее.
— Что тебе нравится? — хрипло спросил он, подходя все ближе.
— Я… — я покачала головой, и мои руки опустились по бокам. — Я не знаю, — призналась я, чувствуя, как краснота поползла вверх по моей шее.
Он подошел к моей кровати и изучал меня с нежностью, от которой на моих щеках появился румянец. Я не знала, почему так нервничала. Когда он опустился на колени рядом со мной, я старалась не дрожать.
Он наклонился ближе, его лицо оказалось над нижней частью моего живота. Затем его губы приоткрылись, и он выдохнул. Горячее дыхание овевало мою обнаженную кожу, чуть ниже пупка, и жар разлился по мне. Мои пальцы сжали одеяло. Он даже не прикасался ко мне, но контакт такой реальный, такой чувственный, он ощущался как грубые ладони и греховные обещания.
Он внимательно наблюдал за выражением моего лица.
— Прикоснись к себе, Ева, — затем он снова подул на меня, так мягко, что дрожь пробежала по моему позвоночнику.
Сглотнув, я запустила пальцы под трусики. Он наклонил голову, и на этот раз, когда он подул, теплое дуновение воздуха опустилось между моих бедер. Я ахнула, загибая пальцы.
Мое тело опустилось на матрас, когда напряжение покинуло меня, внутри покалывало и пульсировало с каждым резким выдохом. Наконец, я погрузила пальцы внутрь.
— Ты знаешь, как долго я мечтал о тебе? — его учащенное дыхание совпало с моим собственным.
Мой взгляд из-под тяжелых век встретился с его взглядом. Истон фантазировал обо мне?
— Эти маленькие наряды, которые ты носишь. Дразнящие, чертовски сексуальные взгляды, которые ты бросаешь на меня. Каждое упрямое, дерзкое слово из этого надутого рта.
Одна рука приподнялась, словно для того, чтобы прикоснуться ко мне, но он остановился менее чем в дюйме от моего бедра. Никогда не соприкасаясь с моей кожей, он проложил невидимый след по моему телу, и от тепла, исходящего от его ладони, у меня по бедрам побежали мурашки. Его горло поднималось и опускалось, выражение лица исказилось мукой, и он смотрел на меня так, словно я драгоценна. Слишком драгоценна, чтобы обладать.
— Это гребаная пытка, Ева. Годы наблюдения, ожидания, желания.
Я не могла дышать.
— Но ты никогда ничего не говорил. Ты даже никогда не разговаривал со мной.
— Продолжай прикасаться к себе, — мягко проинструктировал он.
Я настолько ошеломлена его словами, что не заметила, как остановилась. Я снова просунула пальцы под трусики, но замерла, когда Истон сдвинулся. Слегка наклонившись над кроватью, он приподнял узкую полоску ткани между моими бедрами, его пальцы дрожали, и он выглядел так, словно испытывал физическую боль, поскольку тщательно избегал прикасаться ко мне.
Затем он резко выдохнул над самой чувствительной частью меня. У меня вырвался вздох, и мои раздвинутые ноги еще шире раздвинулись для него. Его лицо оказалось совсем близко между моих ног, так близко, что темные пряди его волос щекотали внутреннюю сторону моих бедер. Каждый раз, когда он шевелился и вдыхал, мои легкие сжимались, по мне пробегала глубокая дрожь.
Он закатал накрахмаленный белый рукав, наблюдая, как я просунула два пальца внутрь и начала ласкать себя.
— Я помню ту ночь, когда впервые увидел тебя, — сказал он.
Еще один выдох, еще один вздох. Его глаза закрылись, и его губы коснулись чувствительной кожи у линии моих трусиков так нежно, что я, возможно, это вообразила.
— И каждую ночь ты возвращалась. Ты была неуязвима. Самая потрясающая вещь, которую я когда-либо видела.
Мои пальцы задвигались немного быстрее, подстраиваясь под быстрый, прерывистый ритм моей поднимающейся и опускающейся груди, но в то же время эмоции переполняли мои глаза, пока они не начинают гореть.
Потрясающая.
Неуязвимая.
Два слова, которые, как я думала, никогда не ассоциировались бы со мной, и все же он произнес их с такой убежденностью, что я почти… Я почти поверила ему.
— Ты прикоснешься ко мне? — я прошептала, умоляя. — Пожалуйста, прикоснись ко мне, Истон.
Его глаза встретились с моими, и они яростно горели от всего, что я услышала в его голосе. Тоска, мучение, любовь. Если бы кто-то сказал мне, что человек мог обожать тебя одним взглядом, я бы никогда не поверила. Но теперь я в это поверила.