В прошлом году, когда я впервые начал портить ее ванную, я сказал себе, что это не для меня. Я делал это, чтобы убедиться, что мог собственными глазами увидеть, что с ней все в порядке, когда она так поздно возвращалась домой. Но засорять ее ванну — это уже не единственное сомнительное занятие, которым я занимался.

Я знал, что это пиздец. Я переходил границы, которые братья не должны переступать. Напоминания себе, что я должен быть ее братом, что я не должен хотеть ее, недостаточно, чтобы остановить разрастание навязчивой идеи, но я все равно это сделал. Потому что в противном случае я мог бы делать вещи — брать то, чего у меня не должно быть.

Ее утренние слова прокручивались у меня в голове снова и снова.

Может быть, она этого заслуживает.

Может, но ты не знаешь…

Мой взгляд переметнулся к двери моей спальни, когда ее окно захлопнулось. Я провел рукой по волосам, пересек свою комнату и приоткрыл дверь еще на дюйм.

Нет ничего плохого в том, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Это все, что я сделал.

Минуту я прислушивался. Сначала до меня донесся звук чего-то падающего на ковер. Затем выдвигались и закрывались ящики комода. Затем шорох одежды. Я крепче сжал ручку и отвернулся, хотя и не мог ее видеть. Прошло шестнадцать часов, а я так и не смог избавиться от ощущения, что она стояла у меня между ног. Ногти скользили по моей челюсти. Этот румянец, поднимающийся по ее гладкой шее, полные губы медленно приоткрылись…

Я прочистил горло, потирая шею сзади. Моя кожа горячая, моя чертова рубашка прилипла к плечам.

К тому времени, как открылась и открылась дверь ванной по соседству, я был похож на печь, пытающуюся остыть. Можно подумать, она хотя бы разделась, чтобы добиться от меня такой реакции, а не наносила косметику на мое чертово лицо. Три года я наблюдал за ней, три года она дразнила меня, выплясывая вокруг меня круги, чего не должна делать ни одна младшая сестра. Я должен был догадаться, что от вида тела Евы, наконец-то оказавшегося у меня между ног, было нелегко избавиться.

Закрыв дверь своей спальни, я стоял у смежной стены ванной и продолжил прислушиваться. Но вместо шума душа я услышал что-то еще. Всхлип. За ним еще один, потом еще. Черт.

Звук звучал близко, как будто она прислонилась к той же стене. Я потер подбородок сбоку, проводя нижней губой по зубам, затем прижал руки к белой краске. Если я знал, что хорошо для нас, для нее, то это самое близкое прикосновение к ней, которое я когда-либо получил бы. Она продолжала плакать, и мои пальцы впились в стену.

Иногда я фантазировал об этом — найти того, кто сделал ее такой. Она никогда не признавалась, что с ней что-то случилось, но я видел ее много лет назад. И я никогда этого не забыл бы.

Выдыхая, я прислонился к стене и сполз на пол. Я сидел рядом с ней столько, сколько нужно. Слушал, пока ее рыдания не стихли и не выключился душ.

Из всех мыслей, проносящихся сейчас в моей голове, я хотел бы рассказать ей только об одной.

Может быть, ты тоже этого не заслуживаешь, Ева.

Ева

— О,прочь с моего пути.

От голоса Картера у меня мурашки побежали по коже.

К счастью, он разговаривал не со мной. Хотя, я бы проигнорировала этого мудака, даже если бы он говорил мне.

— Я сказал, двигайся.

Уитни насмехалась над ним.

— Очень грубо? Это мой шкафчик, придурок. Что ты вообще здесь делаешь?

— Ты уверена, что он твой? Подумал, что тебя отправят к медсестре, чтобы вытащить из твоей задницы эту ежедневную порцию. Кстати, о твоей заднице, клянусь, твои юбки становятся все короче и короче. Неудивительно, что Истон держит тебя взаперти.

— Ты свинья.

Краем глаза я увидела, как он прокрался вперед, и она напряглась.

Он тихо хихикнул.

— Не волнуйся, я здесь не ради тебя. Ханжи не в моем вкусе.

У нее отвисла челюсть.

— В любом случае, мне кажется, я понял, почему ты в последнее время распускаешь руки. Ходят слухи, что твоего папочки какое-то время не было дома. Поэтому у тебя такие завышенные карманные расходы? Он платит тебе, чтобы компенсировать свое игнорирование, чтобы испортить все, что попадается на глаза?

Щеки Уитни стали пунцовыми.

— Я… Я…

— Теперь, когда я думаю об этом, твою маму тоже некоторое время никто не видел. Может, она тоже нашла свою внутреннюю шлюху.

— Заткнись. Ты не знаешь, о чем говоришь. Дома все в порядке.

Он засмеялся.

— Конечно.

Я сделала глоток воды из спортивной бутылки, которую держала в своем шкафчике, затем закончила менять материалы по английскому для биологии и захлопнула дверцу.

— Осторожнее, Картер, — беспечно сказала я, подбирая с пола рюкзак. — Твой уровень IQ растет.

В два шага Картер преградил мне путь.

— Что, черт возьми, ты мне сказала?

— Позволь мне перефразировать это. Твоя глупость ослепляет.

И без того тонкие губы Картера растянулись.

— Чем, черт возьми, это лучше? — он заскрипел зубами.

Я медленно моргнула.

— Это не лучше. Я просто перефразировала.

Я хлопнула его по напряженной груди и собиралась обойти его, встречаясь с ошеломленным взглядом Уитни.

— Не так быстро, — рука Картера коснулась моего плеча, когда он пристроился рядом со мной. — Мало того, что ты начала трахаться с моим лучшим другом, теперь ты еще и обо мне хочешь говорить всякое дерьмо?

Он кивнул в знак приветствия Марко, когда мы проходили мимо его шкафчика, затем вернул свое внимание ко мне, счастливице.

— Элайджа сказал мне, что ты сейчас трахаешься с ним. Знаешь, что я думаю? Я называю это ерундой. Ты, может, и шлюха, но не дура.

— Значит, мы либо ханжи, либо шлюхи.

— И все это, и единственное слово, которое ты слышишь — шлюха?

— Ты сбиваешь меня с толку, Картер. Я, маленькая, не могу поддерживать такую интеллектуальную беседу.

Десять шагов до прочных стен класса, отделяющих меня от этого мудака.

— Ты трахаешься с ним или нет?

Пять шагов.

— Я шлюха, помнишь?

Три.

— Разве не это у нас получается лучше всего?

Он собирался схватить меня за руку, когда я проскользнула в класс, вне пределов досягаемости. Я оглянулась через плечо, мило улыбнулась и махнула рукой, как будто я плыла по течению, а исчезающие губы Картера — зрители.

Его глаза сузились как раз в тот момент, когда звонит звонок.

— Мистер Ватсон, вам что, некуда идти? — спрашивает мистер Доу.

Картер выдержал мой пристальный взгляд, в котором мелькнуло обещание возмездия, прежде чем удалиться.

Я бросила рюкзак рядом со своим столом, плюхнулась в кресло и открыла блокнот. Голос мистера Доу мгновенно ударил мне в барабанные перепонки. Схватив ручку, я провела по стертым линиям наброска лилии. Чернила растекались по странице от того, что их так много раз прорисовывали.

Я не художник, но мамина татуировка так ярко запечатлелась в моем мозгу, что каждая линия — идеальная копия. Увядший лепесток растянулся над ее ключицей, стебель скользнул по лопатке. Белое с зеленым на оливковой коже.

— Это лилия, видишь? Прямо как твое второе имя. Тебе нравится?

— Он такой красивый, мамочка.

Мягкие губы коснулись моего лба.

— Я сделала это для тебя. Чтобы ты была рядом, куда бы я ни пошел.

— На этот раз это по-настоящему? Ты действительно уезжаешь?

Нежные пальцы в моих волосах. Влажная щека прижалась к моему виску.

— Да, моя милая Эванджелина. Я действительно уезжаю.

Моя губа задрожала, но я быстро зажала ее зубами. Теперь с ней все в порядке, где бы она ни была. В безопасности. Может быть, даже счастлива.

Я не могла винить ее за то, что она бросила меня, за то, что спасла себя от новых синяков и слез. Она умирала внутри, и даже будучи ребенком, я могла это видеть. Но чего она не знала, так это того, что я тоже умирала.