— Ева! — глубокий голос Истона донесся до моей спины, защекотал шею. — Подожди.

Я срезала через соседский двор и направилась к переулку за их домом. Это более длинный путь в школу, но я могла бы использовать дополнительное время, чтобы собраться с мыслями.

Это не первый раз, когда Истон заставлял меня… Чувствовать. Но обычно это происходило в темноте. Под моими простынями. Когда я одна и отчаянно нуждалась в освобождении.

Я отправила сообщение, прежде чем успела передумать.

Я: Ты свободен сегодня вечером?

Одна секунда.

Две.

Три.

Элайджа: Абсолютно, черт возьми.

Ева

(Тринадцать лет)

Открыв рот, я встала и повернулась лицом к кабинке в туалете. Позади меня раздалось шуршание одежды. Жужжание застежки-молнии. Щелчок ремня. На стене коричневые пятна, а цифры и банальные имена написаны черным фломастером. Я едва видела цвет, который должен был быть под ним. Интересно, сколько времени потребовалось, чтобы он стал таким грязным. Интересно, сколько времени потребовалось бы, чтобы отскрести его. Интересно, возможно ли это вообще.

— Ты была великолепна, дорогая. Становится намного лучше.

Я не ответила.

— Такая хорошая, милая девочка.

Пятна сливались воедино, скручиваясь и клубясь, скручиваясь и клубясь, пока не стали похожими на содержимое моего желудка.

Хороша.

Мила.

Изысканна.

Послушна.

Звук падающей на бетон мелочи, слегка приглушенный долларовыми купюрами, вернул меня в настоящее. Моему желудку знаком этот звук. Его сводило от тоски по еде. Мои пальцы сжали мои потрепанные джинсы, страстно желая схватить его, но я ждала. Я всегда ждала.

— Увидимся в следующий раз, принцесса.

Дверь открылась и закрылась. Я обернулась так быстро, что от тошноты у меня подогнулись колени. Нагибаясь, я полезла за деньгами, стараясь не упустить ни одного доллара или цента. Он один из моих дешевых клиентов, но когда я могла раскрутить его, я предпочитала так и делать. Они не пытались удержать меня подольше. Они не давили на меня, требуя большего. Иногда они даже держали свои руки при себе. Иногда это не так уж плохо.

Здесь почти двадцать долларов купюрами, остальное в основном в четвертаках и десятицентовиках. Я осторожно засунула все в карман джинсов, где не было дырок. Вымыв руки над раковиной и прополоскав рот водой, я взяла свой рюкзак и вышла из туалета с опущенной головой.

На улице темно, но все равно должно быть достаточно рано, чтобы купить кое-что в долларовом магазине и сесть на нужный мне автобус. Если только меня не остановили бы.

— Привет, принцесса.

Я съежилась, мои ноги приклеились к тротуару. Хриплый голос курильщицы Беверли вызывал у меня мурашки по спине с того самого дня, как я впервые встретила ее, четыре месяца назад.

— Сколько у тебя там? — она подошла ко мне сзади, обошла меня кругом и оказалась прямо перед моим лицом.

Поры на ее костлявых щеках достаточно велики, чтобы проглотить меня целиком.

— Немного, — пробормотала я. — Ты же знаешь, что он на мели.

Она фыркнула.

— Это то, что он тебе снова сказал? Вот почему он приходит к тебе, понимаешь? Это не потому, что ты ему нравишься, а потому, что ты позволяешь ему ходить вокруг да около тебя. Любая другая девушка, любая женщина, и он бы заплатил.

Тонкая рука обвилась вокруг моей шеи, оттаскивая меня от Беверли, и мои плечи мгновенно расслабились, когда я смотрела в большие карие глаза Моники.

— Оставь ее в покое, — Моника встала передо мной, наклонилась и заправила прядь сальных волос мне за ухо. — Он был добр к тебе, милая?

Я пожала плечами.

— Он причинил тебе боль?

Я покачала головой.

— Тогда ты молодец, — она чмокнула меня в щеку, и ее красная помада прилипла к моей коже. — Не позволяй Бев командовать тобой, малыш. Ты же знаешь, что не обязана давать ей ни цента, если это твой собственный клиент, не так ли?

Я кивнула.

— А теперь иди. И купи себе что-нибудь поесть, милая. Ты становишься тощей.

Беверли рявкает на нее, но я не осталась слушать их спор. Их голоса затихли, когда я перешла улицу и проскользнула в долларовый магазин.

Я пробиралась по проходам и наполнила корзину чипсами, водой, протеиновыми батончиками и любыми другими продуктами, достаточно маленькими, чтобы их можно было унести. Затем я взяла зубную щетку, поскольку мою украли, дезинфицирующее средство для рук и ополаскиватель для тела из детского отдела. Мне нравилось средство для младенцев, потому что это шампунь, кондиционер и мыло в одном флаконе. Подсчитав, сколько это бы стоило, я схватила чистую рубашку и направилась к кассе.

Моника говорила мне, что я не должна тратить так много сразу, что мне нужно научиться откладывать деньги на крайний случай. Но я не знала, как кто-то в Питтсе экономил хоть десять центов, когда для начала было так мало.

Расчитавшись, я направилась к вокзалу за углом и села на скамейку, чтобы переложить все в свой рюкзак. Иногда, когда я избавлялась от пластиковых пакетов, я почти убеждала себя, что просто шла на вечеринку с ночевкой.

Тихий визг автобусных шин ударил мне в уши, и возбуждение пробралось под кожу с такой силой, что мои глаза начали слезиться. Я ждала этот автобус с того момента, как вышла из него сегодня утром.

Я только закончила упаковывать еду, когда меня отбросило в сторону. Я ударилась лицом о скамейку, щеку обожгло.

Я со стоном положила ладони на поручень и заставила себя выпрямиться. К тому времени, как я подняла взгляд, все, что я замечаю, — это миниатюрную фигуру в толстовке с капюшоном, выходящую на пустую парковку позади меня. Девушка. Такого же роста, как я, грязные светлые волосы, спутанные в крысиные гнезда.

От страха мои кости превратились в жидкость, когда я посмотрела вниз. Туда, где должен быть мой рюкзак.

У меня загорело в горле.

Автобус остановился передо мной.

Я переводила взгляд с автобуса на девушку, затем обратно.

Мой пустой желудок кричал на меня.

Двери открылись, и на моем лбу выступила легкая испарина.

— Ты едешь или остаешься?

— Ч-через сколько будет следующий? — взвизгнула я, хотя уже запомнила расписание.

— Через четыре часа, милая. Решайся.

Я принюхалась и огляделась. Девушка остановилась возле здания, уже роясь в моих вещах. Похоже, ей это нужно. Может быть, больше, чем мне.

Я уже достаточно хорошо знала себя, чтобы понимать, что еда могла подождать. С другой стороны, мое сердце не выдержало бы больше ни минуты.

Приняв решение, я взяла со скамейки пластиковый пакет из магазина и зашла в автобус. Расплатилась и нашла свободный ряд сзади.

Дрожащими руками я открыла пакет и заглянула внутрь. Боль распространилась от моего пустого желудка к пересохшему горлу. По крайней мере, у меня осталась зубная щетка, жидкость для мытья тела и новая рубашка. Я фыркнула. Правильно, потому что это все, что нужно, чтобы привести в порядок такую девушку, как я. Закатив глаза, я откинулась на спинку сиденья и считала остановки.

Я начеку каждую секунду, на каждом ухабе, на каждом повороте.

В конце концов, я выскочила на Грир и поехала следующим маршрутом, снова считая остановки, пока не прошло двенадцать. И, наконец… Я здесь. Мои ноги подкосились, когда я прошла четыре квартала, прежде чем повернула направо и прокралась за знакомый дом.

У меня защипало глаза, когда первая волна музыки коснулась моих ушей.

Я сделала это.

Я сделала это в другую ночь.

Нежные переливы гитары унесли меня мимо ночных огней у бассейна. Направляясь к сараю, я опустилась на свежую траву. И слушала. Я не хотела плакать. Но с каждым тактом музыки чувствовала себя мамой, и не могла остановить влагу, стекающую по щекам. Я настолько близка к дому, насколько когда-либо смогла бы быть.