Голод. Отчаяние.

Черные точки застилали мне зрение, когда я подбежала к пассажирскому окну, заглядывая внутрь. Темно, но два пакета на переднем сиденье привлекли мое внимание. Я смотрела на них. Спортивная сумка и бумажный пакет для ланча. В них могло ничего не быть… Или там мог быть бумажник. Еда. При этой мысли у меня в животе пронзила острая боль. Далекие голоса долетали до ушей, и этого достаточно, чтобы подтолкнуть меня к действию. Я открыла дверь.

— Что за черт? Эй!

Мое тело дернулось от лая мужчины, но мне удалось схватить с пола измазанный жиром бумажный пакет, куртку, брошенную на кожаное сиденье, и бутылку воды.

— Остановись! — его голос теперь ближе.

Забыв о другой сумке, я крепче сжала то, что у меня было, и, спотыкаясь, отступила от грузовика, не обращая внимания на свои вопящие кости, когда побежала.

— Эй, ты! Маленькая девочка! Вернись сюда!

Тревога волнами прокатилась по мне, но пришло облегчение, когда я поняла, что его голос звучал все дальше и дальше с каждым слабым толчком моих ног.

Не оглядывайся назад.

Как он и сказал, я всего лишь маленькая девочка. Надоедливая. Все, что я могла сделать, это убежать и надеяться, что он не подумал бы, что я стоила таких хлопот.

Я не знала, как далеко я убежала, когда украденные вещи почти выскользнули из моей потной хватки, но дома, размытые мимо, становились больше и причудливее. Мое дыхание обжигало при каждом вдохе, и черные точки, плавающие перед глазами, заставляли меня замедлиться. Мои колени подвернулись, когда я прижалась к дому, пробираясь все глубже и глубже на чью-то территорию. Я ударилась о стену, приваливаясь к ней и соскользнула на землю. Мягкая мокрая трава облегчила мое падение.

На несколько мучительных мгновений я не могла дышать. Мои легкие слишком сухие, слишком сжатые.

Я в порядке.

Я в порядке.

Я в порядке.

Лгунья, лгунья, лгунья.

Моя новая мантра звучала у меня в ушах. Наконец, когда мое дыхание пришло в норму и я могла открыть глаза без потери сознания, я посмотрела вниз на бумажный пакет.

Когда я открыла его, от острого запаха бургеров и картофеля фри у меня во рту скопилась слюна. Я запустила руку внутрь, доставая огромный бургер, и мои пальцы дрожали от голода, когда я поднесла его к губам. Меня не волновало, что незнакомец уже съел немного — я запихнула все это себе в горло, затем потянулась за полупустой бутылкой с водой, стоящей у моих ног, и выпила большую часть. Вода — это рай, когда она оседала в моем желудке. Когда я снова полезла в пакет за картошкой фри, я почувствовала прохладные монеты в своей руке.

Деньги? Неужели мне так повезло?

Горя желанием выяснить, я вывалила содержимое пакета, наблюдая, как картошка фри высыпалась на траву. Выпали две монеты, за ними три однодолларовые купюры. Этого едва хватало, чтобы купить мне еще один фастфуд, но, с другой стороны, я слишком отчаялась, чтобы быть привередливым.

Я подпрыгнула и бросила взгляд через лужайку, когда в окне дома загорелся свет, освещая кухню. Когда фигура расплылась по комнате, чувство холода унесло прочь любую ниточку надежды, которую принесли деньги.

Я не должна была быть здесь. Это слишком близко.

Если кто-нибудь нашел бы меня, они передали властям, которые отправили меня обратно к моему отцу. Который затем отправил бы меня обратно к нему. Я не стала бы этого делать. Я бы никогда не вернулась.

Когда я заставила себя встать, на меня накатил приступ тошноты. Следующее, что я помнила, это то, что я схватилась за бумажный пакет, выплескивая в него все содержимое своего желудка.

Слезы щипали мне глаза от нежного жжения в горле.

О боже. Так мерзко.

Я вытерла рот грязной ночной рубашкой. Мое сердце бешено колотилось, когда я бросила взгляд в сторону кухни, почти ожидая, что кто-то смотрел прямо на меня. Но свет был выключен.

Облегчение переполнило меня, и воздух вернулся в мои легкие.

Я прислонилась спиной к стене. Собрала дыхание вместе со своими вещами. Мой взгляд заскользил по испорченному бумажному пакету, нескольким жалким долларам, куртке, которая мне не принадлежала. По моей порванной, запачканной кровью одеждой и рукам. Мне не нужно задирать платье, чтобы знать, что внутренняя сторона моих бедер все еще покрыта красным.

На этот раз, когда слезы подступили к моим векам, это не из-за горящего горла.

Я надежно спрятала деньги и осколок стекла в карман куртки, затем поднялась на нетвердые ноги. Сделав глоток, чтобы смыть неприятный привкус во рту, я позволила себе в последний раз взглянуть на дом, по которому бродила. Его красота и размеры почти ослепляли. Я уверена, что никогда не стояла так близко к чему-то настолько… Идеальному. Это похоже на что-то из фильма, может быть, даже сказки. Каким бы причудливым ни было это место, оно по-прежнему напоминало семейный дом. Трехэтажный кирпичный дом теплых тонов с привлекательными окнами. Здесь пахло чистотой и достоинством — двух вещей, которых мне не хватало.

Я надела огромную, пахнущую плесенью куртку и осмотрела огромный двор. В пределах досягаемости находился бассейн, который, я не сомневалась, сверкал под солнцем, и на мимолетную секунду я пофантазировала о купании в нем. Смыла бы его грязь со своей кожи. Дрожь отвращения пробежала по моему позвоночнику. Не думала, что когда-нибудь смогла бы смыть его с себя.

Я заметила, что прислонилась к небольшому сараю. Он закрыт на металлический висячий замок. Идеально подходит для того, чтобы не пускать грязных тварей вроде меня.

Шмыгнув носом, я обхватила свой живот и двинулась вперед, готовая уйти.

И тут я это услышала.

Одно легкое бренчание, затем другое. Это сладчайшая мелодия, играющая в моей крови.

Я бы узнала эту песню где угодно.

Мои ноги снова подкосились, но не от усталости. Звук доносился из открытого окна второго этажа. Словно в трансе, я отступила назад и прислонилась к сараю. А потом вновь соскользнула на землю.

Кости дрожали, мой взгляд прикован к окну спальни, к этим воротам к надежде.

Дикие лошади.

Это единственная мелодия, которая могла так глубоко проникнуть в мою душу.

Акустическая гитара никогда не была такой же, как ее голос, но мое дыхание все еще сбивалось, когда я слушала. В каждом знакомом медленном ударе была нежность, пробуждающая частички моего сердца, которые я так давно не ощущала. Если я закрыла бы глаза, то почти смогла представить, что мне шесть лет и мама напевала мне перед сном.

Я посмотрела в окно и пожалела, что не могла разглядеть лицо за музыкой. Я представила силуэт кого-то хорошего и сильного, кого-то вроде мамы. Ночами она плакала, пока не засыпала, прежде чем, наконец, вырвалась на свободу, она всегда была хорошей. Достойной. Намного лучше меня.

Намного сильнее.

Слезы потекли по моим щекам, и я не могла сдержать громких рыданий, которые душили меня. С каждым ударом этой гитары мое сердце становилось немного тяжелее. Тяжелее, чем когда-либо. Но внутри было и что-то еще. Недостаточно теплое, чтобы быть огнем, но, возможно, зарождающиеся проблески пламени и надежды. Когда мои глаза наконец закрылись, я сосредоточилась на нем, на этом слабом свете в моей потерянной душе. Маяк, зовущий меня домой.

И это самое близкое к утешению чувство, которое я испытывала за многие годы.

Истон

(Настоящее время)

Ухитни: Проверь сейчас. Это должно быть там.

Просмотрев текстовое сообщение, я закончил натягивать футболку через голову, затем наклонился над столом, снова входя в свой банковский счет. Я выдохнул, когда увидел, что ее платеж прошел.

Взяв телефон, я напечатал: Понял. Спасибо.

Уитни: