Через мгновение он снова открывает глаза.

Взгляд полностью сосредоточен на мне.

— Потрогай себя, — хрипло приказывает он. — Теперь моя очередь наблюдать, как ты кончаешь.

Мы вновь сжигаем друг друга взглядами, когда я просовываю пальцы между своих бедер. Моя потребность в освобождении — это преодоление любой застенчивости. Вода все еще бьет ему по затылку, давая мне передышку от всей силы напора.

— Введи один палец в свою киску… — Данте опускает взгляд, чтобы увидеть, как исчезает моя рука. — Теперь два.

Его член начинает подергиваться, когда я погружаюсь пальцами в собственное тепло, скручивая их, как он учил меня, и прижимая их к передней стенке. Давление уже нарастает. Я умираю от желания прикоснуться к своему клитору и взорвать свое тело, но пока я подчиняюсь его правилам.

— Каково это на ощупь?

— Хорошо.

— Хорошо? — он усмехается.

— Мокрая, — выдыхаю я, двигая пальцами внутрь и наружу. — Горячая и влажная.

Данте одобрительно урчит. Он уже наполовину тверд.

— Ты отчаянно хочешь кончить, мой ангел?

Его ресницы черны как смоль от воды. Из-за них его глаза кажутся еще темнее. Он почти демонический в том, как руководит мной вот так, раздавая указания; удерживая меня на краю рая.

— Да, — задыхаюсь я.

— Быстрее.

Я ускоряюсь, скользя пальцами глубже, имитируя скорость его члена, с которой он двигался ранее, и вскрикиваю, когда удовольствие усиливается.

— Смотри на меня!

Я заставляю себя открыть глаза и вздрагиваю, когда большим пальцем едва касаюсь клитора. Я нарочно делаю это снова, снова вскрикиваю, когда дикий огонь, наконец, поглощает меня, и я падаю вперед, опираясь на его бедро.

Мое лоно все еще пульсирует, когда он поднимает меня и снова прижимает к плитке, обвивая мои ноги вокруг своей талии и прижимая меня к месту своими бедрами.

— Никто больше никогда не прикоснется к этой сладкой киске. Ты слышишь? Никто, кроме меня и тебя, но только если я позволю это.

— Да, — говорю я, мой шепот переходит в крик, когда он вводит свой член в меня. Дате замирает, когда погружается полностью, его пах плотно прижимается к моему. Я обвиваю руками его шею и готовлюсь к нападению.

Он захватывает мой рот в быстром, обжигающем поцелуе.

— Ты моя, Ив Миллер, каждая твоя прекрасная частичка. Или должен говорить Ив Сантьяго?

— Нет, пока ты не признаешь, что любишь меня, — бормочу я.

— Не проси меня о чем-то, чего я не могу тебе дать. Ты знаешь, кто я такой.

— Я знаю, каким ты можешь быть.

Он нетерпеливо перемещает свой вес, вгоняя свой член еще глубже в меня.

— Как ты это делаешь? Как ты видишь хорошее, когда ничего не осталось? Я убил это давным-давно теми жизнями, которые украл. С учетом того, что я натворил. Ты фантазерка, Ив. Открой свои чертовы глаза… — кажется, он внезапно разозлился на меня, как будто я пытаюсь каким-то образом обмануть его.

— Мои глаза открыты, Данте. Ты открыл их для меня в тот день, когда открыл мне недостатки твоего мира. Теперь я вижу все ясно, как божий день. Я вижу тебя. За убийцей скрывается человек, который чувствует все так же глубоко, как и я. Рик Сандерс прав. В тебе так много слоев, некоторые из них прекрасны, некоторые ужасны, но я учусь любить их все.

— Ты посмела произнести имя другого мужчины, пока мой член в тебе?

— Ты смеешь отвергать любовь женщины, когда она приняла тебя в свое тело?

Мы пристально смотрим друг на друга. Долю секунды спустя он снова целует меня.

— Найди меня в темноте, Данте, — умоляю я, переводя дыхание. — Найди мой свет и позволь мне вести тебя.

Он смотрит на меня так, будто я только что сказала самую странную вещь, как будто я вскрыла его грудь и обнажила его самые сокровенные мысли.

— Люби меня и никогда не переставай, — заявляет он, снова сжимая в кулаке мои волосы, прижимаясь своим лбом к моему, позволяя своей боли и мучению раствориться во мне. — И, может быть, только может быть, этого будет достаточно, чтобы разрушить стены.

К полудню мы возвращаемся в постель, лежим на спутанных влажных простынях. Мое влагалище ноет, и я умираю с голоду. По большей степени я голодна. Мой желудок тревожно урчит.

— Тебе нужно поесть, — заявляет Данте, с зевком высвобождаясь из моих объятий.

Он проходит через комнату к гардеробной. Несмотря на наш часовой душ, повязка на его плече насквозь пропиталась кровью.

— На острове есть доктор?

Данте неодобрительно цокает на мое беспокойство, но не срывает. Между нами снова что-то изменилось. Наши тела были переплетены друг с другом в течение шести часов, но больше всего нас связывали глубина и интимность наших слов. Я не могу отделаться от ощущения, что он вот-вот поделится со мной чем-то, что либо овьет нас цепями из самого прочного металла, либо разрушит их на звенья.

Одевшись в джинсы и футболку, он направляется к двери. Внезапно я не могу вынести того, что он уходит.

— Подожди. Я пойду с тобой.

Пока Данте ждет, я быстро одеваюсь, он постоянно скользит по мне взглядом своих темных глаз.

— Не это. Надень джинсы.

— А они разве у меня есть?

Он возвращается к шкафу и выдвигает ящик.

— Вот, — говорит, протягивая мне пару темно-синих обтягивающих джинсов.

— Они не белые, — говорю я глупо.

Данте одаривает меня той дерзкой полуулыбкой, которую я так люблю.

— Я смягчаю правила. Только на один день.

Я хочу возразить чем-нибудь остроумным, но в его глазах появляется что-то опасно близкое к удовлетворению. От этого у меня переворачивается желудок, а мозг теряет всякую рациональность.

— И белая футболка, — добавляет он, бросая ее в мою сторону из дверного проема гардеробной. — Ты все еще мой ангел, независимо от того, насколько грязно тебе нравится трахаться.

Я краснею и отвожу взгляд.

Как я должна на это реагировать?

— О, нет, ты этого не сделаешь, — ухмыляется Данте, обхватывая меня руками за талию и притягивая вплотную к своему телу. — Ты заслужила это, так с достоинством носи. Хорошие девочки из среднего класса — самое опьяняющее противоречие… Ваша добродетель опровергает весь этот бушующий внутри сексуальный конфликт. Вы всегда были самыми грязными девчонками в кампусе.

— Парни из колледжа ничем не отличались, — огрызаюсь я в ответ. — Ты забываешь, что я тоже ходила на свидания.

— Ах да, придурки, которые попробовали моего ангела раньше меня, — зловеще рычит он. — Напомни мне, почему я до сих пор их не убил?

— Не шути, — говорю я, вырываясь из его объятий. — Ты больше не убиваешь невинных, помнишь?

— Разве нет? — лениво растягивает он. — Как это неосмотрительно с моей стороны. Когда я успел превратиться в такого святошу?

— Почему ты поступил в Северо-Западный университет? — спрашиваю я, быстро меняя тему. Почему-то мне легче принимать его бизнес, если я думаю, что он избавляет мир от зла, а не является его причиной.

— Мне нравится Чикаго, — он пожимает плечами.

— Это значит… Это очаг организованной преступности, верно?

Он самый умный человек, которого я когда-либо встречала, но не могу представить его студентом.

— Я повернулся спиной к своей семье, когда мне было девятнадцать. Старый друг тайно переправил меня в Штаты, дал мне новое удостоверение личности, и я уговорил себя поступить в колледж.

Итак, значит, когда-то давным-давно он знал разницу между добром и злом. Когда-то давным-давно он чувствовал это достаточно сильно, чтобы сесть в самолет и убежать.

— В такое место, как Северо-Западный, просто так не пробьешься, Данте.

— Все возможно, если леди из приемной комиссии нравится…

— Я не хочу знать, — визжу, поднимая руку.

Данте обладает навыками в постели, позволяющими превратить любое «нет» в «да», за исключением тех случаев, когда речь заходит о его предложении руки и сердца.

— Как долго ты учился?

— Я продержался год. Давай просто скажем, что у меня закончились доступные женщины для траха.