Джеф поморщился.

— Не говори глупостей. Ничего с твоим Марио не сделают, он слишком ценный. Где храм найдёт ещё одного такого дурака, который согласится летать над морем без радиосвязи?

Мэри эти слова ничуть не утешили. Спрятав лицо в ладонях, она снова затряслась от рыданий.

— Да что опять не так?

— Может, он заблудился… и погиб в море…

Растеряв остатки терпения, Джеф поднялся было, чтобы уйти к себе, но Мэри вдруг, широко распахнув глаза, мертвой хваткой вцепилась ему в руку.

— Джеф! Останься, пожалуйста. Мне очень страшно одной.

Так совершенно неожиданно и непрошенно исполнилась дурацкая, давно забытая мечта Джефа провести ночь наедине с Мэри. Только реальность оказалась далека от голодных фантазий. Полночи он провёл, обнимая всхлипывающий кулёк из одеял и уверенным тоном приговаривая: «Тише-тише. Всё будет хорошо». А про себя думал: «Ну, Марио! Только попадись мне, козлиное отродье, получишь горячих трындюлей…»

Под утро Мэри, наконец, успокоилась и заснула, а с Джефа, наоборот, соскочил последний сон. Вялый, недовольный и злой, как осенняя муха, он смахнул в ведро остатки вчерашнего ужина, прихватил из заначки Марио пару сигарет и вышел из пещеры.

До восхода было ещё далеко, но ночная темнота уже сменилась светлыми сумерками. Ачи на террасах приступали к привычным дневным делам. На пляже тоже шла обычная жизнь: добытчики решали, кто в этот раз послужит завтраком для всей компании. Понаблюдав с высоты за их безмолвными разборками, Джеф заметил старых знакомых: Чиль, Вонючка и Дрищ стояли среди мелькающих клювов и машущих крыльев, заслоняя собой от соплеменников Клячу. «Надо же, — подумал Джеф, — хоть какая-то взаимовыручка. Или они просто не намерены делиться?»

Курить расхотелось. Джеф спрятал сигареты поглубже в карман и пошёл к мусорной яме. Пришлые добытчики, слоняющиеся по нижней террасе, провожали его голодными взглядами. Некоторые даже пристраивались сзади и шли за ним, но нападать не решались, отводили глаза и прятали клювы под крыло, стоило Джефу обернуться. Видно, пока их ещё сдерживал серебряный порошок на рукавах его комбинезона. «Кто знает, что будет ещё через пару дней, — думал Джеф, угрожая особенно наглому ачу ведром. — Похоже, самое время начать запираться на ночь».

У входа в мусорную пещеру внимание Джефа привлёк необычный предмет: на самом краю ямы лежал кусок тёмно-синего неодакрона. Джеф подобрал находку, осмотрел повнимательнее. Сомнений не осталось, он держал в руках обрывок лётного комбинезона. Поймав зеркалом первые лучи восходящего солнца, Джеф посветил в яму, заглянул внутрь — и тут же отпрянул, зажав нос. Лучше бы не смотрел. Но теперь он точно знал, почему так долго не возвращается Марио. И так же точно был уверен, что никогда не расскажет об этом Мэри.

Джеф вышел из пещеры и огляделся по сторонам. Марио следовало похоронить, хотя бы песком сверху присыпать, чтобы на то, что от него оставили ачи, случайно не наткнулась Мэри. Но в чём и как таскать песок? Плетёное из камыша мусорное ведёрко явно не годилось для таких дел. Джеф надеялся перехватить и озадачить работой кого-нибудь из островных белопёрых, но вокруг толпились только голодные и взбудораженные незнакомые добытчики.

К счастью для Джефа, внимание их было захвачено вовсе не мусорной кучей и тем более — не нахальным чужаком. Ачи дружно всматривались в горизонт на востоке, то и дело обмениваясь между собой знаками близкой опасности. Пытаясь понять, что именно их встревожило, Джеф посмотрел в том же направлении, но ничего особенного не заметил. Как всегда, море до самого горизонта оставалось спокойным и тихим, небо — чистым, солнце — ослепительно ярким. Тишину нарушал лишь шорох ачьих перьев да шелест прибоя. Джеф обвёл взглядом верхние террасы. Там происходило ровно то же самое: жители острова толпились на парапетах, напряжённо всматриваясь в морскую даль.

Сообразив, что так он ничего нового не узнает, Джеф хотел вернуться домой, когда над морем внезапно прокатился грохот, похожий на звук отдалённой грозы. Небо, однако, оставалось по-прежнему светлым и чистым. «Стреляют?» — удивился Джеф. Почти тут же над горизонтом поднялся столб чёрного дыма, а вокруг него вспыхнула россыпь маленьких, ярких звёзд — это зеркальнокрылые стражи подавали сигнал соплеменникам.

Все вокруг разом пришли в движение: забегали, заметались, захлопали крыльями. Чтобы не оказаться сбитым с ног, Джеф отступил в мусорную пещеру и уже оттуда вновь посмотрел на восток. Воины Босса возвращались. Летели они быстро, слаженно махали крыльями, без остановки посылая острову огненные сигналы.

Белые ачи разобрались в небольшие стайки и тоже начали подниматься на крыло. Вскоре одни уже летели прочь, другие кружили над островом, ожидая попутчиков. И у птиц, и у людей подобный исход сопровождался бы суетой и криками, ачи же покидали остров в полном молчании. Только по россыпям солнечных зайчиков можно было понять, что происходит бегство, и многие его участники огорчены и сильно напуганы.

Вдруг Джеф заметил подозрительное движение у пещеры Мэри. Два ача топтались перед входом, один из них даже успел просунуть голову внутрь. Грозно размахивая пустым ведром, Джеф со всех ног помчался наверх.

Нарушителями порядка оказались Чиль и Кляча. Вернее, только Чиль: это он настырно лез в чужой дом, Кляча же смирно стояла рядом, спрятав голову под крыло. Но Мэри не испугалась, она, похоже, даже не успела проснуться. Только поэтому Джеф не огрел незваного гостя ведром по хребту, а всего лишь достал из кармана зеркало и пустил под ноги Чилю солнечный зайчик. Чиль обернулся, опустил клюв к земле. «Подозрительное смирение», — подумал Джеф и с помощью зеркала спросил, что ачу нужно. Чиль, солидно откашлявшись, произнёс голосом отца Илии:

— Сказал Господь: истреблю с лица земли тех, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их.

— Что за чушь? А ну брысь отсюда! — Джеф демонстративно замахнулся на ачей ведром.

Чиль подумал немного, потом печально, с чувством продекламировал:

— И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огнь с небес, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастания земли…

Джеф покосился на дым над водой и послал Чилю знак, что понял смысл сказанного: похоже, там, за горизонтом, горел Гондолин. А Чиль, убедившись, что его готовы слушать, продолжил:

— Истреблю Я всякую плоть, в которой есть дух жизни, под небесами; всё, что есть на земле, лишится жизни.

— Серьёзно? — проворчал Джеф. — Ну и лети отсюда. Мы-то с Мэри чем можем помочь?

— Но с тобою Я поставлю завет Мой, и войдешь в ковчег ты, и жена твоя с тобою. Введи также в ковчег из всех животных, и от всякой плоти по паре, чтоб они остались с тобою в живых. Ты же возьми себе всякой пищи, какою питаются, и собери к себе; и будет она для тебя и для них пищею.

— Так, кажется, начинаю понимать. И кого я должен взять «в ковчег»? Тебя, что ли?

Чиль подтолкнул вперёд Клячу:

— Миловидность обманчива, красота суетна; но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы.

Джеф со вздохом кивнул и поймал в зеркало отражение спокойной воды. Получив согласие, Чиль тут же легко подпрыгнул вверх и расправил крылья. Вслед за ним поднялись в небо добытчики с его острова, и маленькая стая устремилась на запад. А Кляча осталась. Джеф подтолкнул её к пещере и, убедившись, что ачиха зашла внутрь, отправился обследовать остров.

Прежде надсмотрщики террас косились неодобрительно, если чужак проявлял интерес к садкам с рапанами или рыбой, а на половину ачих Джеф по вполне понятной причине не заглядывал сам. Теперь же, когда остров опустел, имело смысл выяснить, каким запасом еды располагают покинутые на нём.

Рыбы оказалось достаточно, это радовало. В рапаньих садках тоже бурлила жизнь. Зато берег встретил Джефа печальным зрелищем: покидая остров, ачи бросили свои кладки, расклевали яйца и убили не способных к полёту птенцов. Покрытые серым пухом тельца жалкими тряпочками валялись на пляже и среди камышей. Джеф с тоской подумал, что придётся в одиночку убирать всё это безобразие, пока вонь не сделалась нестерпимой. Можно было, например, выкопать на песчаном пляже яму и стащить в неё битые яйца и трупики… Но приступать к делу немедленно очень не хотелось.