Вместе с парнями, обслуживавшими соседние участки, Джеф поспешил в центральный зал, где дежурный распределял дневные работы и выдавал инвентарь. По пути он едва не столкнулся с крупной блондинкой, обладательницей удивительных льдисто-серых глаз и настолько светлых волос, что казалось, будто лёгкие пряди вокруг лица, ресницы и брови у неё покрыты инеем. Незнакомка неслась навстречу трудникам, звонко цокая каблучками и размахивая чемоданчиком с красным крестом. Джеф не успел убраться с дороги и уже приготовился к столкновению, но девушка, не добежав до него ровно два шага, резко свернула в боковой проход и с грохотом захлопнула за собой дверь.

Джеф шумно сглотнул. Сзади его толкнули в спину:

— Чего залип? Давай, двигай ластами.

— Кто это? — спросил Джеф у ближайшего из парней, кивая на дверь.

— Снежная королева, — отозвался тот. — В смысле, сестра Элис, врачиха с женской половины. В медблок побежала. Похоже, Тиму крепко досталось, раз её выдернули к нам…

В центральном зале трудников ждал Эндрю. Как всегда неприветливый и хмурый, он принимал амуницию крайне медленно: внимательно осматривал каждый комплект, сверялся с раздаточной ведомостью, ворчал из-за новых царапин на касках, сломанных карабинов и потёртых верёвок, щедро выписывал штрафы за порчу замкового имущества… Так повторялось в каждое его дежурство. Но сегодня Джеф отметил, что Эндрю нарочно тянет время больше обычного, словно чего-то ждёт. Трудники по порядку, в угрюмом молчании сдавали снаряжение, получали сперва порцию ругани, потом — хозинвентарь и расходники для дневных работ, но уходить не спешили, собирались группками у стен. И среди них так и не появились ни Тим, ни Майкл.

Наконец, Эндрю назвал номер Джефа. Тот приблизился к складской тележке, служившей дежурному келарю одновременно конторкой и шкафом, и сложил на платформу свой комплект. Эндрю уже состроил брезгливую гримасу, но сказать ничего не успел.

— Прошу минуту внимания, — голос отца Илии заставил всех обернуться к балкончику, на который выходила галерея верхнего этажа. Настоятель окинул собравшихся в зале торжественным и немного печальным взглядом, тяжко вздохнул и продолжил:

— Всем вам известно, что сегодня во время богослужения на втором излучателе произошла авария. Пытаясь устранить поломку, ваш брат во служении Всевышнему подвергся нападению ачей. Благодаря решительным действиям младшего келаря Гондолинской общины пострадавшего удалось снять со стены и доставить в медблок. Однако пути Всевышнего неисповедимы, и судьбы созданий Его — лишь в Его руках. С прискорбием должен сообщить вам: брат Тимати только что скончался от полученных ран. Вместо полуденной трапезы мы сегодня соберёмся в храме, чтобы почтить его память богослужением, а тело — предать огню. Пусть искренняя общая молитва поможет нашему соратнику и другу, укрепит его дух в час встречи с Высшим Судиёй. Но не будем сверх меры предаваться печали и сожалеть о покинувшем земную юдоль брате. Помните, что Господь милостив к детям своим, и даже для самых заблудших и грешных душ встреча с Ним — не только испытание, но и высшая радость, и утешение. Также вспомним ныне слова преподобного отца Панфутия, патриарха Назаретского: к Суду Божью готовься, но репу сей. Потому без скорби приступим мы к делам дневного послушания. По окончанию же трудов жду всех в храме для соборной молитвы.

Как только отец Илия, благословив трудников, удалился, Эндрю подтолкнул обратно к Джефу его маскировочный комбез и альпинистское снаряжение, дополнив композицию ведром, тряпкой и парой щёток:

— Топай на второй участок.

— Снаружи? — удивился Джеф. — Днём?

— А ты как думал? Пускай там кровищу с кишками на стене солнышком поджаривает? Да не ссы ты так, снаряд два раза в одну воронку не падает. Ачи уже нажрались и свалили по домам.

— Ну, супер, — проворчал Джей, едва Эндрю выкатил тележку из зала. — Значит, жратвы нам сегодня до ужина не видать, а вместо отдыха придётся отстаивать ноги в храме. Друганы Зануды пусть страдают, факт. Но остальных-то за что?

Следующие три часа Джеф провел под палящим солнцем, оттирая кровь с молочно-белой стены второй смотровой башни, и ни один ач им не заинтересовался. Впрочем, при всём желании Джеф смог отыскать в небе лишь одного крылатого стража, парящего высоко в раскалённой синеве.

Жара стояла такая, что Джеф, наплевав на опасность, стащил с себя сперва маскировочный комбинезон, потом рабочую куртку, и наконец, футболку. К вечеру он понял, какую сделал глупость, подставив голую кожу полуденному Астериону, но среди дня это казалось ему единственным способом спасения от зноя.

Одинокий ач, стерегущий Гондолин, тоже маялся от жары. Несколько раз он снижался к самой поверхности моря и на лету опускал голову в воду. Джеф не мог позволить себе такого же удовольствия: у подножия смотровой башни, куда он спускался, чтобы набрать воду, плавали грязные хлопья пены, стекающие со стены.

К моменту, когда стена приняла почти первозданный вид, у Джефа уже звенело в ушах, а перед глазами плавали зелёные пятна. С огромным трудом он дополз до окна, зашвырнул в комнату щётки и тряпки, схватился за подоконник и с ужасом понял, что у него просто не хватает сил втащить себя внутрь.

На помощь пришла случайность: похоже, один из карабинов ярко блеснул на солнце, и этот блик привлёк внимание ача. Миг спустя рядом захлопали крылья, и острый клюв порвал Джефу штаны на заднице, заодно прихватив лоскут кожи. Джеф завопил, задрыгал ногами и, оттолкнув от себя наглую птицу, протиснулся внутрь комнаты. Ач не отставал. В окно пролезла только шея (вот теперь-то Джеф понял, почему в парадизских замках окошки узкие, как бойницы!), но ач не унялся, он принялся яростно щёлкать клювом в попытках достать человека. Не долго думая, Джеф подхватил с пола щётку на длинной ручке и принялся выпихивать кусачего гада обратно, за окно.

И тут произошло нечто очень странное. Ач сам отпрянул, вытянул шею на улицу и внимательно посмотрел на Джефа сперва одним, затем другим ярким оранжевым глазом.

— Кусака? — обалдело спросил Джеф, в свою очередь разглядев его. Ошибиться было невозможно: у Кусаки с острова Чиля слева на надклювии красовался весьма приметный шрам.

Вспомнив островные порядки, Джеф сделал жест примирения: отвернулся от окна и поднял руку, будто собрался спрятать голову «под крыло». Ач тут же ответил знаком внимания и покровительства: метнул ему под ноги яркий блик — отражение спокойной поверхности моря. А потом сорвался с места и улетел. Джеф проводил его задумчивым взглядом и сказал сам себе:

— Это точно был мой старый знакомец? Не показалось? Да вот фиг его знает… Может, ничего и не было, просто я чуток перегрелся…

Однако долго раздумывать о встрече с Кусакой Джеф не мог. Часы в центральном зале уже показывали обеденное время, а значит, следовало поторапливаться. Джеф успел только сбегать в душ и сменить рубашку, когда в маленьком внутреннем храме Гондолина ударил колокол, призывая трудников на молитву.

Поминальная служба оказалась долгой и нудной. Между тем в желудке у Джефа скребли кошки, начала припекать обожжённая спина, а пластырь, наскоро наложенный на след Кусакиного клюва, пропитался кровью. Остальные трудники тоже недовольно перешёптывались, переминались с ноги на ногу и в мыслях чаще обращались к трапезной, чем к Царствию Небесному.

Слова отца Илии «Ступайте с миром, дети Господни!» были встречены всеобщим вздохом облегчения. В рекордные сроки храм опустел, трудники устремились в общагу. Джеф и сам был не прочь поскорее оказаться в своей комнате, только ноги у него еле шевелились.

— Ты как? — спросил Марио и осторожно положил руку ему на плечо. Обожжённая кожа отозвалась дикой болью. Джеф взвыл и схватился за стену, чтобы не упасть. Марио придержал его за пояс.

— Всё понятно: ожоги и солнечный удар. Пойдём-ка в медблок.